Забудь обо мне (СИ) - Субботина Айя - Страница 20

— Алиса, хватит, или я реально озверею, — говорю не дослушав.

Ей нужно закрыть рот, пока она снова не довела меня до того состояния, при котором ее хотелось просто жестко трахнуть и послать куда подальше. Просто, чтобы, блядь, уже избавиться от этого наваждения.

Она все-таки поворачивает голову.

Взгляд напряженный, немного с прищуром.

Языком по губам, чтобы смахнуть остатки игристого.

— А я и есть маленькая капризная принцесса, Марк Игоревич. Папина любимая дочка. И еще немножко местами взрослая женщина, которая сама решает, когда и с кем ей трахаться. Господи, почему мужчины придают такое большое значение важности члена в жизни женщины?

Бесит просто невероятно.

Потому что даже в полумраке хорошо вижу румянец на ее щеках. Она все помнит. И не исключено, что вспоминает каждую ночь, явно не в объятиях своего малахольного.

Она все помнит, но продолжает меня выбешивать, делая вид, что ничего такого не случилось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мы смотрим друг на друга несколько долгих секунд, за которые я успеваю раздеть ее глазами, разложить на столе и отодрать, как последнюю блядь.

Алиса резко ставит бокал на стол — он шатается и только чудом не падает. Теперь стул между нами — как стена для штурма. Я бы на хрен развалил его, будь у нашей баталии поменьше свидетелей.

— Телефон включила, поняла? — рычу, уже почти не сдерживая себя.

Она поджимает губы, злится. Мнет в руках маленькую сумочку с логотипом бренда «ноунейм». Меня, сука, злит эта ее сраная эмансипация. Лучше мерзнуть, ходить хер знает в чем, покупать всякую дешевую бижутерию с китайских сайтов, чем принять помощь.

— Мой телефон включен, Марк Игоревич, и я вообще не понимаю, о чем вы, — говорит с вызовом и издевкой.

А ведь я почти поверил, что вот сейчас у нее заработают мозги.

— Заяц, мне надоело с тобой воевать.

— А мне надоело доказывать, что я вам не трофей!

Последнее она бросает довольно громко и как раз в тот момент, когда оркестр делает последний аккорд и затихает. Нет, нас не слышно, но в повисшей тишине наша немая сцена рычащих друг на друга котенка и волкодава явно вызывает вопросы. И напрашивается на совершенно конкретные выводы.

Мила идет в нашу сторону, царапая даже сквозь пиджак, хватает меня под локоть.

Алиса даже не отводит взгляд в ее сторону — продолжает смотреть прямо на меня.

— Марк, гостям нужно твое… — пытается отвлечь Мила.

И в этот момент я очень четко осознаю — все это меня на хер задолбало.

В том числе — беготня за малолеткой.

И своя странная зацикленность именно на ней.

— Спасибо за кроссы, Алиса, — растягиваю губы в насквозь злую улыбку. — Опробую новый маршрут для бега.

И, конечно, мы оба прекрасно понимаем, что я совсем не о физкультуре.



Глава девятнадцатая: Сумасшедшая

В пятницу, после родительского собрания, я остаюсь в школе чуть ли не самая последняя, на пару со сторожем Николаем Ивановичем.

Настроение — веселее в гроб кладут.

Потому что у Танян после затяжного разрыва очередная — которая уже по счету? — фаза примирения, когда они со своим Семочкой либо вместе и трахаются, либо не вместе и все время переписываются. И другие мои подруги тоже активно устраивают свою личную жизнь.

Отец много работает — и у него нет времени даже просто заехать в гости и спросить, как дела.

Мама организовала какой-то книжный клуб и вся поглощена «тяжелым» бременем ответственности.

А у меня — дурное настроение, одиночество и в семь часов вечера — снег за окном в конце октября. Если нас так замело в середине осени, я уже боюсь встречать зиму. Придется покупать ковер-самолет.

Я усаживаюсь за стол, смотрю на маленькую стопку тетрадей, которые не успела проверить. Это точно не горит, но хватаюсь за повод, чтобы задержаться на работе. По крайне мере здесь есть еще одно живое существо, а дома только эхо, от которого я скоро начну бросаться на людей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Проверив пару тетрадей по математике, смотрю на телефон.

«У меня тот же номер…» — всплывают в памяти слова Андрея.

Я же хотела ему написать. Через минуту после того, как он ушел. Буквально локти себе кусала, чтобы не натворить глупостей. Он не свободен — что мне писать? «Привет, сегодня хорошая погода?» «Ты знаешь, мне тут как раз не с кем обсудить новую серию «Настоящего детектива»?

Несколько дней я писала ему сообщения и удаляла, не отправив.

Потом на работе случился аврал с министерской проверкой, и я отвлеклась.

А потом… когда вспомнила, сколько прошло времени, писать уже было глупо.

Откладываю в сторону еще одну тетрадь, беру телефон и перечитываю нашу переписку. Последнее сообщение еще в августе. От меня и без ответа. Кажется, Андрей перезвонил в ответ, сказал, что был занят на работе и у него сейчас почти нет времени. Вежливо, как всегда, извинился — и я поняла, что больше не хочу слышать в ответ «я занят, прости».

И больше уже не писала.

Но не плевать ли, что там у него и с кем он был в том кафе?

Мы ведь можем просто разговаривать, да? Мужчины и женщины могут дружить — все феминистки мира борются за это право, а я не могу написать симпатичному мужику «Привет, как твои дела?»

Я нахожу в тетради самую смешную задачку, уже поправленную моей красной пастой, делаю фото и отправляю Андрею со словами: «Вот так и рождаются интернет-мемы».

Скрещиваю пальцы, чтобы сообщение дошло.

И громко икаю, когда на моих глазах всплывают характерные отметки набора текста.

Он прочитал… уже?

В моей термокружке еще остался чай и, хоть он почти остыл и потерял вкус, я допиваю все одним махом.

Андрей тоже присылает фото: какого-то совершенно непонятного мне чертежа с припиской: «У меня тут тоже есть пара ошибок, госпожа строгая училка, где твоя красная паста?» И вслед — хитрый подмигивающий смайлик.

И до того, как успеваю ответить — еще одно фото.

На этот раз — селфи.

Он снова в простом черном лингсливе, все с той же аккуратной бородкой, но в очках в широкой пластмассовой оправе. С зажатым в зубах простым карандашом.

Я мысленно называю себя импульсивной дурой, но это не спасает меня от сообщения в ответ: «Я бы тебя сожрала, вкусняшка».

И тоже делаю салфи, на котором пытаюсь изобразить голодную хищницу.

Андрей: «Ты похожа на того суриката из «Король Лев»!

Я: «Так изящно страшненькой меня еще никто не называл)))»

Андрей: «Забрать тебя с работы?»

Я мысленно икаю.

Стараюсь не смотреть в свое отражение в экране телефона, на котором дурацкая довольная улыбка.

Танян бы похвалила мою импульсивность.

Я: «Если это не нарушит твоих планов на вечер…»

Он уже свободен? Расстался с той женщиной?

Мысленно уже вовсю ору песню моей любимой Мари Краймбрери: «А она тебе не идёт совсем — ни по цвету волос, ни по смеху…»[1]

Андрей: «Если что-то нарушает мои планы — я это «что-то» не предлагаю. Так заехать за тобой? Снег на улице, Тимон[2], а ты же теплолюбивое создание))»

Я пишу «Заехать, согреть, обнять и не отпускать!»

Удаляю.

Пишу «Заехать и я даже угощу тебя кофе на мою бюджетную зарплату!»

И снова удаляю.

В это время Андрей успевает прислать батарею хохочущих до слез смайликов и набирает мой номер.

— Давай, Тимон, а теперь без подготовки и правильно поостренных предложений, — говорит смеющимся голосом, и я отчетливо вспоминаю, как мы вот так же смеялись всю ночь, когда катались по Москва-реке на яхте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Не помню вообще, о чем говорили, но зато смех Марта остался в голове, словно та самая дурацкая песня, которая становится вирусным хитом лета.