Быстрая связь (ЛП) - Хассел Сантино - Страница 36

— Я так объелась, что на десерт меня точно не хватит, — пожаловалась Надя.

— А меня хватит. — Андерсон погладил себя по животу, где подвергались серьезному испытанию пуговицы его рубашки.

— Я же позволила тебе облизать тарелку, — сказала она.

— И мне этого было мало.

Я заподозрил, что это намек на кое-что неприличное, и встал.

— Принесу, пожалуй, пирог.

— Я могу сама, — предложила Надя.

Я махнул рукой.

— Сиди, я принесу.

На полпути к кухне я услышал стук в дверь и остановился. Хотелось надеяться, что это не очередные соседи с просьбой одолжить им фольгу. К нам уже сегодня приходили за яйцами. В праздники люди немного сходили с ума.

В дверь опять постучали. Уже сильнее. Недовольно нахмурившись, я открыл ее и испытал шок.

На моем крыльце стоял Доминик. Он держал на поводке лабрадора, сидевшего у его ног с высунутым языком, а его лицо… Боже. У него была разбита губа, веко опухло, а в глазах блестели сдерживаемые слезы. На нем были треники, кроссовки с развязанными шнурками, футболка и незастегнутая толстовка, сползшая с одного плеча.

— Что случилось? — понизив голос, спросил я.

Он подтянул толстовку и застегнул молнию, словно ища тепла или защиты.

— Случился… отец.

Мне потребовалась вся моя закаленная в армии сила воли, чтобы остаться на месте, а не броситься в его дом, чтобы надавать его гребаному отцу по башке. Впрочем, ни к чему хорошему это бы не привело. Скорее всего, стало бы только хуже.

Мне очень хотелось притянуть Доминика к себе, крепко обнять, окружить его лаской. Но он стоял, выставив подбородок, и держался на расстоянии, давая понять, что если я к нему прикоснусь, он сорвется. А срываться у меня на крыльце, пока моя семья смеялась в столовой, он не хотел.

— Заходи. Мы сейчас будем есть пирог.

— Ты уверен, что можно? Черт, прийти сюда было глупо. Праздник же. Просто я… — Он сделал беспомощный жест. — Я не знаю. Мне просто надо было куда-то уйти.

— Да, я уверен. И прийти сюда было не глупо. — Он все нерешительно стоял на крыльце, и тогда я кивнул на собаку. — Как зовут твоего пса?

Увидев, как он облегченно обмяк, я понял, что выбрал верную тактику.

— Бисквит.

— Бисквит?

— Не суди меня, человек, у которого была кошка по имени Эскимо.

Я засмеялся и, пропустив его в дом, закрыл дверь.

— Ладно, тут ты меня подловил.

Он усмехнулся, отчего его разбитая губа вновь начала кровоточить, и у меня сжалось сердце. Я указал на ванную.

— Иди умойся. И кстати… здесь дети. И Надя.

Он вытаращил глаза.

— Твоя бывшая?

— Да. Она приехала на ужин. Дети проведут День благодарения здесь, а Рождество у нее в Хобокене.

Он крепче сжал поводок.

— И конечно я познакомлюсь с ней в день, когда выгляжу, как чертов бандит.

— Ты не выглядишь, как бандит. — Я подтолкнул его к ванной. — Но все же умойся. Она может обнять тебя, а мы не хотим, чтобы ты залил кровью ее дизайнерский свитер.

— Угу.

Я указал на его глаз.

— Давай принесу что-то холодное.

— Люк, это фигня…

— Заканчивай спорить. Я скоро вернусь.

Он закрыл рот и кивнул.

Потом вместе с псом пошел в сторону ванной. Снова поникнув, снова с опущенной головой. Видеть его в таком состоянии было больно.

Нахер его гребаного отца.

Я сбегал на кухню и взял из морозилки пачку горошка. На обратном пути Надя окликнула меня из столовой:

— Кто приходил?

— Друг. Я сейчас. Ты пока режь пирог.

Не дожидаясь ответа, я понесся по коридору к ванной. Переступил через Бисквита, который лежал на пороге, и увидел, что Доминик сидит на крышке закрытого унитаза и салфеткой промакивает кровь на губе.

Я подал ему горошек.

— Вот, приложи к глазу.

Он, продолжая рассматривать пол, молча кивнул.

— Эй. — Я подождал, когда он поднимет глаза. — Я рад, что ты пришел.

— Ты просто так это говоришь. Вы ели пюре и разрезали индейку, и тут заявляюсь я, весь избитый и жалкий. Но мне просто некуда было больше пойти.

Пачка горошка лежала у него на коленях. Я взял ее, приложил к его глазу и прихлопнул сверху его рукой. Когда он строптиво прищурился, я склонился к нему.

— Ты опять споришь. Я же сказал, что рад тебя видеть, и говорил искренне. Я рад тебя видеть всегда. И ты это знаешь.

Его лицо исказилось, и мне показалось, что если я проявлю еще один жест доброты, то он не выдержит и рассыплется на частицы.

Убедившись, что он оставит пачку с горошком на месте, я выпрямился.

— Как ты хочешь, чтобы я объяснил твое появление детям?

Он на секунду задумался, затем сделал вдох.

— Скажи им, что мы друзья. — Я выгнул бровь, и его губы скривились в улыбке. — Хочешь сказать, они не поверят?

— Они ни разу не видели, чтобы мы хоть как-то общались, даже тогда, в магазине.

— Тогда скажи, что мы сблизились, потому что оба служили. Что ты мой… старший наставник или типа того.

Окей, это звучало относительно правдоподобно. Я терпеть не мог лгать, но сейчас был не лучший момент для больших откровений.

Доминик встал и убрал от лица импровизированный компресс. В тесноте ванной его тело задело мое, и я обвел пальцами его опухшее и теперь холодное веко.

— Спасибо, — произнес он.

Я крепко взял его за волосы и поцеловал в лоб.

— Приходи, когда будешь готов.

Я подобрал поводок, и Бисквит послушно потрусил рядом со мной. Мы вернулись в столовую, где Надя раскладывала пирог. Но есть мне уже не хотелось.

Микин взгляд моментально переметнулся на пса, и он встал — так быстро, что опрокинулся стул.

— Почему ты с Бисквитом? — Он заглянул мне за спину, словно ожидая увидеть там Адриану.

— К нам зашел Доминик. Он сейчас в ванной, но скоро выйдет.

Мика прищурился.

— Доминик? Ники Костиган?

— Да.

— Зачем он пришел?

— Затем. Сядь и прекрати задавать так много вопросов.

Глаза Мики стали большими. Покосившись на Шелли, я увидел, что ее руки нервно сжимаются и разжимаются на коленях.

С Нади, которая чуть-чуть выпила, слетел весь ее хмель.

— Что происходит?

— Откуда ты его знаешь? — спросила Шелли.

Я сердито воззрился на Мику, зная, что это он подговорил ее задать этот вопрос.

— Пару раз столкнулся с ним на пробежке. И мы стали общаться. — Мой ответ хоть и не был враньем, но был чрезвычайно далек от всей правды.

Мика на него не купился.

— Ты дружишь с Ники Костиганом?

— Перестань повторять его имя, да еще таким тоном. Что здесь такого уж странного? Мы оба служили…

Надин вздох, после которого она ладонью захлопнула рот, сообщил мне, что у меня за спиной появился, скорее всего, Доминик. Я прикрыл на секунду глаза, сделал глубокий вдох и обернулся.

Он умылся, но фингала и разбитой губы это, конечно, не устранило. Горошек он с собой не принес и стоял, засунув руки в карманы. Взяв из угла стул, я поставил его около своего.

— Садись.

Доминик подчинился и под всеобщими взглядами сел.

Я откашлялся.

— Это Доминик Костиган. Его семья держит магазин выпечки неподалеку, а его сестра дружит с нашими детьми. — Я представил всех, кто сидел за столом. У Нади было такое лицо, словно ей предъявили умилительного котенка, Андерсон явно не понимал, что происходит, Шелли выглядела испуганной, а Мика был зол.

Было так странно видеть в сыне себя. Глядя на Доминика, Мика был в точности мной.

— С ней все в порядке? — спросил он надтреснутым голосом.

Доминик кивнул.

— Да, я только что ей написал. Они ужинают. Все спокойно.

Мика расслабился и ткнул пирог вилкой.

Надя, чересчур широко улыбаясь, водила взглядом между Домиником и мной. Она обо всем догадалась.

— Доминик, тебе положить пирога?

— Ага. То есть, да. — Он заерзал на стуле. Я еще ни разу не видел, чтобы ему было настолько не по себе. В присутствии моей жены и ее бойфренда он даже заговорил по-другому, его статен-айлендский акцент стал менее резким. — Спасибо. — Принимая у Нади тарелку, он коротко взглянул на меня, и я под столом тронул его за колено. Тогда он расслабился и начал есть.