Уравнение длиною в жизнь (СИ) - Медунова Мира "Клоденестра" - Страница 21

«Значит, проехали?»

«Да проехали, проехали. Расслабься уже».

«Хорошо. Тогда спишемся потом. Мне сейчас за машиной ехать надо».

«Я знаю, препод-гуляка».

«Да иди ты».

В ответ пришли три хохочущих смайлика. И еще кое-что:

«Увидимся в школе».

«Куда ж без этого».

И Мирослав со спокойной душой понесся на метро. Если бы он знал, каких усилий стоило Аксенову сдержаться вчера и не воспользоваться его почти полной открытостью, он бы вряд ли был так спокоен. Хотя, с другой стороны, где-то в глубине души ему, несомненно, было прекрасно об этом известно… И это лишь увеличивало шансы Аксенова завладеть, наконец, им без остатка.

========== Уравнение №13 ==========

Трудно сказать, был ли Мирослав когда-нибудь по-настоящему счастлив. Разумеется, в его жизни были радостные периоды, когда удача улыбалась ему, и мир не казался созданным исключительно для борьбы и испытаний. Одним из таких периодов было, конечно, его детство, когда еще была жива его мать, и будущее представлялось ему вполне ясным и безоблачным. Но постигшая его затем трагедия – смерть единственного по-настоящему близкого ему человека – не оставила в итоге от этой светлой жизни ничего, кроме горьких и мучительных воспоминаний, долгие годы терзавших его сердце тупой, неутихающей болью.

С того момента он, пожалуй, и не жил больше.

Он выживал.

И пускай в этой утомительной борьбе и происходили иногда радостные моменты, укреплявшие в нем надежду на более достойную жизнь, едва ли это можно было назвать истинным счастьем, которое, по мнению Мирослава, включало в себя всего две вещи: уверенность в завтрашнем дне и возможность без всяких негативных последствий быть беспечным. Он считал, что дать ему все это могла лишь финансовая независимость, к которой он стремился почти всю свою сознательную жизнь, и потому для него стало немалым потрясением, когда он неожиданно для самого себя осознал, что, по крайней мере, беспечность пришла к нему задолго до достижения этой глобальной цели.

Кто бы мог подумать, что Аксенов, человек, которому он не раз мысленно набивал морду, и в котором долгое время не видел ничего, кроме колоссальной массы недостатков, в действительности обладал на редкость легким характером (пусть и не совсем адекватным) и чувством юмора, которое превращало всю жизнь вокруг него в неотразимый комедийный ситком.

Мирослав долго сопротивлялся и сопротивлялся так яростно, как только мог, но, в конце концов, влияние Аксенова победило, и он перестал относиться к нему с той враждебной недоверчивостью, что руководила им поначалу. Конечно, здравый смысл и четкое соблюдение определенных дистанций по-прежнему доминировали, но в их основе лежала теперь не ненависть, а банальная осторожность, не мешавшая их постоянному сближению.

Не то что бы в жизни Мирослава произошли какие-то конкретные изменения, нет, по сути, все осталось в исходном положении, но в его душе поселилась какая-то удивительно приятная легкость, и он перестал смотреть в будущее с той мрачной сосредоточенностью, что ни на минуту не отпускала его раньше. И надо отдать ему должное: пусть его и не радовало осознание этого факта, он знал, что только благодаря Аксенову ему удалось обрести это восхитительное состояние.

Какую же странную роль играл в его судьбе этот парень! Никто и никогда не унижал Мирослава так, как это сделал он, но и никто никогда не дарил ему столь светлых и позитивных ощущений, что переполняли его теперь. Ему было хорошо с Аксеновым, он не пытался обманывать себя, отрицая это. В кои веки он жил, не заглядывая в будущее, не думая о неизбежном (так ему казалось) конце их странных отношений, а просто радовался им и надеялся, что финал придет еще не скоро.

Но вышло все совсем не так, как он рассчитывал.

В середине апреля, на первый взгляд, без всякого повода, Аксенов вдруг начал избегать его. Мирослав не сразу осознал это: Илья так упорно добивался общения с ним, что он просто не мог в это поверить, но спустя несколько дней сомневаться уже было невозможно.

Полное отсутствие звонков и смс, хмурый и отрешенный вид на уроках и явное нежелание сталкиваться с ним взглядом: все это, в конце концов, привело Мирослава к неизбежному выводу – Аксенов решил порвать с ним. Надо признать, это стало для него немалым шоком. То, о чем всего несколько месяцев назад он так отчаянно мечтал, теперь едва ли не вогнало его в депрессию. И самое обидное: он не мог сказать, что не ожидал этого. Видимо, Аксенов, наконец, переболел свою абсурдную манию и, как и обещал давным-давно, потерял к нему интерес. Может, даже влюбился в какую-нибудь красотку, что решило весь вопрос без каких-либо усилий с его стороны.

И все же это было очень странно. Ведь буквально несколько дней назад они отлично общались, ничто не предвещало каких-либо разногласий и уж тем более полного разрыва, Мирослав не знал, что и думать.

И как мало это было похоже на Аксенова: трусливо сгинуть, ничего не объяснив, и делать вид, будто ничего и не было. Конечно, он имел на это полное право, но все же с его стороны было не слишком красиво порвать вот так – без единого слова. В конце концов, они неплохо общались все это время, и, спрашивается, к чему тогда была вся его борьба и настойчивость, вымотавшие в свое время Мирославу столько нервов? Должно быть, тогда ему это было необходимо, а сейчас он устал и решил тупо забить на их неуклюжую дружбу.

Как бы то ни было, Мирослав решил отнестись к этой ситуации максимально здраво. Если так подумать, это было как раз то, чего он хотел с самого начала, и, в общем-то, для паники не было никаких оснований. Да, он терял весьма остроумного собеседника, но не более того. В его жизни случались и куда более страшные потери, и уж из-за этой он точно не станет выносить себе мозг.

Так он решил и был твердо намерен следовать этому решению столько, сколько потребуется, но уже на второй день после осознания разрыва его до такой степени измучила тоска по Аксенову, что он понял: сдержать данное самому себе слово будет гораздо труднее, чем он рассчитывал.

Но это не напугало его. Он решил крепиться изо всех сил, просто потому, что у него не было другого выхода. Его поддерживала надежда, что со временем боль разлуки начнет притупляться, и он вернется в колею своей обычной повседневности: тихую и одинокую, без дразнящих смс и незабываемых встреч.

Но, увы, облегчение упорно не приходило, с каждым днем ему становилось все хуже, и, наконец, настала ночь, когда он ни на минуту не смог сомкнуть глаз. Все вспоминал Аксенова, этого тупого придурка, и пытался понять, что же все-таки произошло. Но не находил ответа. Потому что ответа не было. Ничего не произошло, просто он надоел Аксенову, вот и все.

Как бы он был счастлив получить сейчас хотя бы самую наглую и дерзкую смс от этого идиота, а ведь раньше за то же самое ему хотелось расстрелять его. Он старался не думать о том, почему его реакция была такой глубокой и болезненной. Не думать о том, что его привязанность, похоже, была не такой уж и дружеской, как он думал до сих пор. Все это не имело значения. Ему просто было плохо и с каждым днем все хуже и хуже.

Прошла неделя.

В воскресенье вечером Мирослав был угрюм и отстранен, словно проживший целый век древний индеец. На этот раз даже «Ведьмак» не помог отвлечься. Картинки мелькали перед глазами, не затрагивая внимания, и, совершив целую кучу всевозможных ошибок, Мирослав выключил компьютер. Несколько раз прошелся по комнате: от окна к двери и обратно, потом тяжело опустился на диван и откинул голову на спинку.

Перед его мысленным взором с необычайной ясностью возникло лицо Аксенова: наглое и в то же время непередаваемо нежное лицо с задорной улыбкой во весь рот, в ушах раздался самодовольный, но такой искренний смех, по телу, словно ток, пронесся вечно ждущий, голодный взгляд терпеливых, серых глаз…

И Мирослав понял, что больше не может терпеть. Есть в этом смысл или нет, но он должен что-то сделать. Хоть что-нибудь!