Зеркало Горгоны (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 119

А затем произошло то, что Андреас вспоминал потом как в тумане.

Лицо Маиаса вдруг исказилось, из груди вырвался отчаянный крик, и он ринулся вперед, отталкивая Андреаса в сторону и одновременно закрывая его собой. Ничего не понимающий Андреас обернулся и увидел человека в серой куртке с пистолетом. Раздались два выстрела, после чего человек вскочил в какую-то неприметную машину, и та мгновенно вылетела на Тверскую, исчезнув за углом. Матиас стал заваливаться на Андреаса, на его рубашке расплывалось кровавое пятно.

Он что-то прошептал по-русски, но Андреас не понял слов. А потом глаза Матиаса Кронберга закрылись.

***

Москва, февраль 2016 года

- Прости меня, прости, - лепетал в телефонной трубке пьяный голос Клауса.

Андреас, осунувшийся, небритый, с темными кругами под глазами, слушал излияния Клауса с плохо скрытым отвращением. Он не меньше пяти раз сбрасывал звонки Клауса, но тот упорно названивал. Андреасу было не до того. И вообще, Клаус его нисколько не интересовал. И когда он, наконец, не выдержал и ответил на звонок Клауса, то пьяные, сбивчивые излияния последнего по поводу того, как он, Клаус, предал Андреаса, но предал только потому, что безумно любил, и что теперь ему безумно стыдно, паршиво и он готов убить себя и умоляет Андреаса о прощении, потому что любит только его, его одного, любит больше всего на свете, больше самого себя, ну и так далее - все эти излияния звучали для Андреаса как надоедливый посторонний шум. Клаус был теперь для него все равно что обитатель другой вселенной. Даже если бы он вдруг сказал, что лично разбил Андреасу кисть руки, то Андреас, наверное, и это воспринял бы с равнодушием.

Да, ему вдруг стало все равно. Не было ни боли в сердце, ни досады, ни сожаления, ни жалости. Как будто он вообще никогда не знал никакого Клауса, и этот человек просто ошибся номером телефона. Андреас хотел было послать Клауса к черту, но даже этого не стал делать. Он просто выключил, наконец, телефон. Он его оставлял включенным только потому, что об этом его настоятельно просили люди из московской полиции, расследовавшие случившееся в Старопименовском переулке. Они говорили, что к нему могут появиться новые вопросы или его могут вызвать в качестве свидетеля на чье-нибудь опознание.

Но на самом деле Андреас ничего не знал. Да, он догадывался, что стрелял, скорее всего, кто-то, связанный с людьми из бывшей службы безопасности Вальковского. Елена же была в этом уверена, но она советовала Андреасу держать язык за зубами, пообещав, что сама все «разрулит». Иначе Андреаса замучают бесконечными и бессмысленными допросами или еще хуже - вообще сделают подозреваемым. “В России может быть все что угодно”, - мрачно заявила она. Андреас не спорил. В конце концов, он сам много раз бывал здесь и о многом знал не понаслышке.

Елена через своих влиятельных знакомых организовала ему охрану. Из “Марриотта” она переехала в небольшой особняк на западной окраине Москвы и туда же буквально уволокла Андреаса. У того вызывала тошноту сама мысль о том, что он окажется под одной крышей с этой женщиной. Но он понимал, что его жизнь находится в опасности, и если он хочет оставаться в Москве, то придется пользоваться охраной, которую могла предоставить только Елена. А Андреас хотел оставаться в Москве. В городе, где Матиас спас ему жизнь. Циничный, эгоистичный, насквозь лживый Матиас Кронберг закрыл его своей грудью. Потому что целились в Андреаса.

Это подтверждало и неофициальное расследование, которое вели люди из российских спецслужб параллельно официальному полицейскому расследованию. Полиция, как и ожидалось, не слишком продвинулась. Да судя по всему, не очень и старалась, получив соответствующие сигналы из более влиятельных органов. А с этими органами вплотную контактировала Елена, которая ежедневно уезжала на какие-то “встречи с нужными людьми”.

Андреас не знал, что обсуждалось на этих встречах. Да и не хотел знать. Но он не сомневался, что Елена вступила в какой-то глобальный торг с людьми в высоких московских кабинетах. В обмен на свою безопасность на территории России она что-то обещала. А она многое могла дать, ибо располагала ценнейшей информацией, касавшейся мирового финансового закулисья. Но Андреас почти не виделся с Еленой, стараясь оставаться в своих комнатах, где продолжал писать странную музыку. Правда, теперь у него под рукой была электронная аппаратура, самая новейшая. Это был своего рода презент Елены. Андреас не стал отказываться. Раз уж он не мог свободно гулять по Москве, то пусть будет музыка… Хотя бы музыка.

Но первые несколько дней Андреас не выходил из приемного покоя института скорой помощи имени Склифосовского - “Склифа”, куда доставили истекавшего кровью Матиаса. Врачи не давали никаких прогнозов. Ранения оказались очень тяжелыми, глубоко проникающими. Матиас потерял много крови и несколько дней находился между жизнью и смертью. Елена тоже сидела в “Склифе”. Но не все время. Она то и дело уезжала на свои встречи, а когда была в больнице, то едва ли не каждые десять минут выскакивала для разговора по телефону, который у нее звонил почти непрерывно. Эту женщину, казалось, ничто не могло сломить.

Андреас, посеревший и чувствовавший себя совершенно обессиленным, молча наблюдал за бурной деятельностью матери Антона.

Елена заметила его взгляд.

- Я ведь вызываю у вас ужас и отвращение, не так ли? - спросила она с мрачной ухмылкой.

- Именно так, - безэмоционально подтвердил Андреас. - Ужас и отвращение.

- Знаете, какое мне прозвище дали мои подчиненные в Brennan? Да и не только они. Медуза-Горгона, - эти слова Елена произнесла даже с некоторым самодовольством.

- Весьма точно, - заметил Андреас. - От одного вашего взгляда можно окаменеть.

- Да, я тоже так считала. Пока не напоролась на взгляд человека по имени Матиас Кронберг, - задумчиво произнесла Елена. - Вот его взгляд меня саму заставил окаменеть. Парализовал волю. Я ничего не могла с этим поделать. Наверное, меня можно было сравнить с Медузой-Горгоной, взглянувшей на собственное отражение в зеркале. И окаменевшей от собственного взгляда. Уже тогда у меня мелькнуло подозрение насчет того, кто такой на самом деле Матиас Кронберг. Но тогда я прогнала эту мысль. Она казалась мне чушью. Но оказалось, что так и было. Зеркало Горгоны. В нем я увидела свой собственный взгляд. Взгляд моего сына. Андреас!

- Да, Елена?

- Я у вас вызываю отвращение, и это понятно. А вот в моего сына вы влюблены до безумия, не так ли?

- Пожалуй, - глухим голосом отвечал Андреас.

- Но разве вы не понимаете, что он такой же, как я? Даже еще хуже? Еще отвратительней? Он вовсе не отважный Персей. Он - порождение Горгоны. Чудовище. Потому что только чудовище могло парализовать волю такого чудовища как я. Вы понимаете, в кого вы влюбились, Андреас?

Фелнер молчал. На самом деле Елена безжалостно ударила в самое больное место. Потому что эти мысли приходили в голову и самому Андреасу. Не раз приходили.

- Скажите, Андреас, - продолжала Елена, задумчиво глядя в пустоту, - вы смогли бы полюбить Матиаса Кронберга, если бы прежде не знали Антона Вальковского?

- Но ведь именно так и произошло, - пожал плечами Андреас.

- Нет. Вы никогда не воспринимали Матиаса Кронберга в отрыве от Антона Вальковского. Сначала вы увидели свое кольцо на его пальце. Потом, возможно, что-то почувствовали. А вот если бы не было кольца? Да и если бы вы никогда прежде не знали Антона? Смогли бы вы полюбить Матиаса Кронберга?

- Н-не знаю, - со вздохом произнес Андреас. - Антон… Тот Антон, которого я знал, всегда казался мне чистым и светлым. А в Кронберге всегда было что-то гибельное. Нет, не демоническое, это слишком пошлое слово. Но нечто, что как будто увлекало меня в бездну темного безумия. И еще… Кронберг всегда казался мне ненастоящим. Искусственным. Сделанным. Как будто внутри скрывалось что-то другое. У него лицо всегда выглядело как маска. Красивая маска.