Проклятие лорда Фаула - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 46

Кавинант в изумлении тряхнул головой. Он чувствовал, что это невозможно — быть таким огромным; великан был по меньшей мере двенадцати футов высотой. Но гранитная реальность присутствия великана противоречила сознанию Кавинанта. Великан рушил его представления о мире так ощутимо, как если бы он споткнулся об огромный камень и ударился о него лбом.

Даже для существа в двенадцать футов высотой он имел слишком много мышц, напоминая собой могучий оживший дуб. Одет он был в тяжелую кожаную куртку, краги и был безоружен. Короткая борода, жесткая, как железо, торчала на его лице. А глаза были маленькие, глубоко сидящие и полные энтузиазма. Из-под бровей, нависающих подобно крепостным стенам, сверкал пронзительный взгляд, как отблеск мыслей, рождающихся в недрах его огромного мозга. И все же, несмотря на свою впечатляющую внешность, он производил впечатление доходящей до нелепости доброты и незаурядного чувства юмора.

— Эй, горсестра, — произнес он мягким, журчащим тенором, кажущимся чересчур тонким и нежным для его мускулистого горла. — Что случилось? Я бы с удовольствием помог, но я посол, и мое поручение не терпит отлагательств. Кавинант ожидал, что Этиаран тотчас выпалит свою просьбу; то колебание, с которым она встретила слова великана, обеспокоило его. Она долго кусала губы, словно пытаясь справиться со своей плотью, подбирая слова, которые бы определили тот или иной вариант, все из которых она ненавидела. Затем, опустив глаза, словно от стыда, она неуверенно пробормотала:

— Куда ты направляешься?

При этом вопросе глаза великана вспыхнули, а голос зажурчал подобно весенней воде, сбегающей со скал, когда он ответил:

— Мой пункт назначения? Есть ли такой мудрец, который знает свою цель в жизни? Но я должен… Нет, это чересчур длинная история, а времени в обрез. Я направляюсь в Твердыню Лордов, как вы, люди, называете это место. Все еще колеблясь, Этиаран спросила:

— Как тебя зовут?

— Это другая длинная история, — ответил великан и повторил: — Что у вас случилось?

Но Этиаран настойчиво, с каким-то тупым упорством спросила:

— Твое имя?

Из-под огромных бровей великана вновь сверкнула молния.

— Имена заключают в себе силу. Я не хочу, чтобы ко мне взывал о помощи кто-нибудь кроме друзей.

— Твое имя! — прорычала Этиаран.

Мгновение великан в нерешительности колебался. Потом сказал:

— Хорошо. Хотя мое поручение не из легких, я отвечу во имя лояльности между твоим и моим народами. В общем, зовут меня Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник.

В этот же миг какое-то сопротивление, какая-то ненависть к своему решению рассыпалась в Этиаран, словно потерпев наконец поражение от доверия великана. Она вскинула голову, и Кавинант с великаном смогли увидеть ее глаза, полные мрачных раздумий. За этим последовал приветственный салют.

— Пусть будет так, Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник, горбрат и посол великанов. Я заклинаю тебя силой твоего имени и великим обетом доверия, данным Дэймлоном Другом Великанов и твоим народом, взять с собой этого человека, Томаса Кавинанта Неверящего, чужака в Стране, и доставить его в целости и сохранности в Совет Лордов. Он имеет послание к Совету от Смотровой Кевина. Храни его, как зеницу ока, горбрат. Я дальше идти не могу.

— Что? — Кавинант не верил своим ушам и едва не запротестовал вслух. — И отказаться от своей мести? — Однако он сдержался и терпеливо стал ждать, когда она пояснит свое решение.

— Ах, быстро же это у тебя получается — взывать к таким светлым именам, — мягко произнес великан. — Я принял бы твою просьбу, даже если бы ты их и не упомянула. Но я настоятельно рекомендую тебе присоединиться к нам. В Твердыне Лордов есть редкостные лекарства. Отчего бы тебе не поехать? Те, кто тебя ждет, наверное, не стали бы возражать против подобного путешествия — во всяком случае, если бы могли видеть тебя так, как я вижу сейчас.

Горечь скривила губы Этиаран.

— А ты видел новую луну? Вот что вышло из моего последнего желания найти исцеление.

По мере того как она продолжала, голос ее становился серым от презрения к себе.

— Твоя просьба ко мне бесполезна. Я уже обрекла все дело на неудачу.

С тех пор, как я стала проводником этого человека, во всем, что бы я ни выбирала, было зло, такое зло… — Она поперхнулась от нахлынувшей желчи воспоминания и вынуждена была судорожно сглотнуть, прежде чем продолжить:

— Потому что моя тропа привела нас чересчур близко к горе Грома. Ты обогнул это место. Ты должен был видеть зло, действующее там.

Великан ответил сдержанно:

— Я видел.

— Мы занялись исследованием этого зла вместо того, чтобы пересекать Центральные Равнины. И теперь уже слишком поздно для кого бы то ни было. Он… Серый Убийца вернулся. Я выбрала этот путь, поскольку искала исцеление для самой себя. Что будет с Лордами, когда я попрошу их помочь мне теперь?

И отказаться от мести? Кавинанта это удивляло. Он не мог этого понять. Повернувшись всем корпусом к Этиаран, он принялся внимательно рассматривать ее лицо, пытаясь увидеть ее здоровье, ее дух.

Она выглядела так, словно была поражена какой-то разрушительной болезнью. Черты ее лица стали тоньше и заострились; ее лучистые глаза затянула темная пелена; губы ее были бескровны. А лоб прямо посередине пересекала глубокая вертикальная складка, словно трещина в черепе, результат непроходящего отчаяния. Лицо это также выражало безмерное личное горе и тот вред, который она наносила себе, пряча это горе глубоко в душе.

Наконец Кавинант ясно увидел моральную борьбу, овладевшую Этиаран, тройной конфликт между ее отвращением к нему, ее страхом за Страну и ее презрением к собственной слабости — борьбу, которая выматывает ее, превращая в жалкое существо. Это зрелище заставило сердце Кавинанта сжаться от стыда, а его самого — опустить глаза. Не отдавая себе отчета, он прикоснулся к ней рукой и произнес:

— Не сдавайся!

— Сдаваться? — злобно выдохнула она, попятившись от него. — Если бы я сдалась, то заколола бы тебя прямо здесь же, где ты сейчас стоишь! Внезапно она сунула руку в складки своей одежды и вытащила оттуда каменный нож, похожий на тот, который потерял Кавинант. Размахивая им, она прошептала:

— Со времени празднования… С того самого момента, когда ты позволил духам умереть… Этот клинок жаждет твоей крови. Другие преступления я еще могла бы пока забыть. Я говорю за себя. Но это!.. Позволить подобное осквернение!..

Она яростно вонзила нож в землю, так что он по самую рукоятку ушел в торф у самых ног Кавинанта.

— Берегись! — воскликнула она, и в то же мгновение голос ее внезапно стал спокойным и бесстрастным. — Я ранила землю вместо тебя. Ну конечно же. С тех пор, как ты появился в Стране, это — самое большее, что я смогла сделать.

Теперь слушай мое последнее слово, Неверящий. Я отпускаю тебя, поскольку это решение возникает помимо моей воли. Я не стану навязывать свои желания единственной надежде Страны — поскольку эта надежда бесплодна. Помни о том, что я удержала свою руку — я сдержала клятву.

— Разве? — спросил Кавинант, движимый сложным импульсом симпатии и безымянного гнева.

Дрожащим пальцем она указала на нож.

— Я не повредила тебе. Я доставила тебя сюда.

— Ты повредила самой себе.

— Такова уж моя клятва, — глухо произнесла она. — Теперь прощай.

Когда ты благополучно вернешься в свой мир, помни, что такое зло. Кавинант хотел протестовать, спорить, но ее волнение передалось ему, и он промолчал перед силой ее решимости. Повинуясь молчаливому приказу ее взгляда, он нагнулся и вытащил нож из травы. Лезвие легко подалось. Кавинант почти ожидал, что из «раны» в земле пойдет кровь, но густая трава сомкнулась над разрезом, полностью скрыв его, как будто его и не было. Кавинант бессознательно попробовал лезвие пальцем и ощутил его остроту. Когда он вновь поднял глаза, то увидел, что Этиаран уже взбирается вверх по холму, уходя все дальше от них и двигаясь неверным шагом калеки. «Все это неправильно! — хотел крикнуть он ей вслед. — Пожалей меня, посочувствуй мне! — Но язык отказывался повиноваться. Охваченный болью ее отречения, он не мог говорить. — По крайней мере прости меня». Напряженность мускулов лица навела его на отвратительную мысль, что он ухмыляется.