Будет больно (СИ) - Еленина Юлия - Страница 33

Хотя Лиза права, сколько бы я сам это не отрицал. Приехал я именно за ней. И там у меня снова снесло крышу. И сейчас я сам пришел в эту комнату, только черт знает зачем. Явно не за сексом.

— Вадим…

— Хватит! — прерываю и иду к выходу. — Прощай, Лиза. Связываться с тобой будет адвокат отца.

Глава 40 Лиза

Не знаю, что это за чертовщина была, но уснуть я не могла.

Вроде и поговорили, но так ничего и не решили. И прощение, как говорила Рада, пока нам даже не светит. Но я пыталась.

Вадим злится, потом успокаивается и становится похожим на потерянного мальчишку. Пусть пока уедет — не зря же он так упорно меня посылает и прощается со мной.

Я слышу в предрассветных сумерках, как он уходит, но сдерживаю себя, чтобы не выйти и не попросить остаться. Видимо, решает он ехать на машине Миши, а не лететь на самолете. Слышу звук мотора, который в полной тишине все отдаляется и отдаляется, пока вовсе не исчезает.

Только тогда я поднимаюсь и иду в душ. Хватит лежать в кровати и то ли жалеть саму себя, то ли думать ни о чем.

Первым делом, спустившись на кухню, звоню Филу. Он отвечает сонным голосом и сразу спрашивает:

— Дорогая, какого черта тебе не спится?

— Совесть замучила, — отвечаю с сарказмом, и кажется, что голос отдается эхом в пустом доме.

— Да ладно? Тебе знакомо это слово?

Сжимаю чашку. Снова хочется потянуться за сигаретами, но тут же спазм в желудке напоминает, что нельзя.

— Фил, он умер из-за нас.

— Твой муж умер из-за своего больного сердца. Так что не накручивай себя, Лиза. Зато теперь можешь трахаться с сыночком в свое удовольствие. Тебе же вроде понравилось.

Я молчу, не понимая, к чему эти слова. И в них сквозит… ревность?

— Ты где сейчас? — спрашиваю довольно резко.

— Все еще в Москве, а что, соскучилась?

— Очень, — отвечаю в его же манере. — Жди, завтра приеду.

— А почему не сегодня? — Фил все так же смеется, как будто не понимает, что сейчас мне не до шуток.

— Дела, — коротко говорю и, сбросив вызов, швыряю телефон в стену.

Хочу хоть как-то выместить злость, хоть на ни в чем не повинном смартфоне.

А как все было на самом деле? Вопрос Вадима так и крутится в голове. Чья была идея? Я хотела найти свою мать, родную мать. Но Филу я рассказала все, и когда он услышал фамилию людей, которые меня хотели удочерить, сразу начал подводить к тому, чтобы и их задеть.

Миша уже тогда занял нишу в бизнесе Питера, а потом и расширяться начал. Неужели Вадим смог посеять во мне сомнение в человеке, которому я пятнадцать лет почти безоговорочно доверяла?

Я должна во всем разобраться сама.

Нет больше злости, не хочется отомстить — осталась одна боль.

Я выхожу из дома и снова еду в центр города. Сейчас мне не нужны книги, не нужен чай, а нужен сам Генрих Львович.

Мне везет — он в одиночестве в помещении и очень рад моему появлению.

— Лизонька, — выходит он в зал, — давно не заходила.

— Отдыхала, — натянуто улыбаюсь, не зная, как начать разговор.

Не знала, что будет так сложно. Я ненавидела мужчину, забравшего у меня мать, а в итоге он такой… Такой открытый, улыбчивый, простой.

— Может, чая выпьем? — предлагает старик, явно соскучившийся по общению.

— Давайте.

Он опять вешает табличку «Закрыто» и, повернув ключи, предлагает пройти за ним в подсобку.

Я не знаю, с чего начать разговор, но все-таки решаюсь, когда Генрих Львович ставит передо мной чашку.

— Ваша жена давно умерла? — киваю на фото.

— Ой, Лизонька… Кстати, ее звали так же, вы даже чем-то похожи, — улыбается он. — Уже двенадцать лет как умерла.

Что же я стала такой чувствительной? Слезы так и рвутся наружу.

— А вы знали, Генрих Львович, что она бросила пятилетнего ребенка одного в квартире и ушла? Просто ушла, ничего не объяснив.

По глазам вижу, что для него это новость. Смотрит, хмурясь, не понимая, отрицая мои слова.

— Лизонька…

— Меня зовут Маша, — перебиваю, — и я ее дочь. Та самая девочка, которую бросили.

Генрих Львович ставит чашку и опускает голову. Ему надо переварить эту информацию — признаться мне было легче.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я помню, когда ты вошла сюда, — говорит. — Ты была похожа на нее. Но я не знал, девочка, не знал. Я с Лизой познакомился в Питере, и мы просто влюбились. Наверное, из-за тебя нам бог своих детей и не дал, хотя я очень хотел. Если бы я знал…

— Она ни разу не упомянула обо мне? — удивляюсь, хотя была уверена, что все произошло с его подачи.

— Нет, у нее еще и с паспортом оказались проблемы потом… Я не знал, детка, о тебе.

Чувствую, как по щеке катится слеза. Я хотела и этого старика смешать с грязью, но сейчас я ему верю. Он действительно не знал, а я… Прав был Вадим: я редкостная сука.

— Девочка, не плачь, — Генрих Львович поднимается и обнимает меня.

И я понимаю, о чем говорила Рада. Одно дело сделано. Я отпустила…

Глава 41 Лиза

— Семья — это не кровь, а любовь, — вздыхает Генрих Львович. — Я сам хлебнул не мало, но ты… Мне даже не верится, что Лиза могла так поступить. Неужели думала, что с ребенком она мне не нужна?

Увы, ответа на этот вопрос мы уже не узнаем.

Мы говорим который час, и я чувствую себя лучше. Первый шаг сделан. Я хотела познакомиться с мужчиной, который лишил меня матери, хотела ему отомстить, но в итоге не смогла. Наверное, что-то человечное во мне осталось. Генрих Львович стал мне близок, мне нравится с ним пить чай, говорить о книгах.

— Я уеду, — говорю ему. — И не знаю, встретимся ли мы еще.

— Приходи ко мне, если вернешься в эти края, — с легкой грустью отвечает старик. — Я привык к тебе.

— Я к вам тоже, — улыбаюсь, опустив ладонь на его запястье.

— У Лизы была подруга, — когда я уже поднимаюсь, говорит Генрих Львович. — Может, она ей что-то говорила? Может, тебе стоит с ней пообщаться? Она живет в соседнем доме.

Хмурюсь, думая, а потом киваю. Почему бы и нет, раз начала процесс очищения?

— Я зайду к ней, пожалуй.

— Зовут ее Татьяна, а вот отчество не помню, — провожая меня до выхода из магазина, качает головой Генрих Львович. Мы вместе выходим на улицу, и он указывает рукой направо: — Вон тот дом, первый подъезд, второй этаж. Номер квартиры не помню, но по прямой, такая дверь под светлое дерево.

— Спасибо, — отвечаю и иду по указанному адресу.

Дверь мне открывает женщина лет пятидесяти и сразу прижимает руку к груди, удивленно глядя на меня.

— Простите, Татьяна?.. — прерываю я затянувшуюся паузу.

— Анатольевна, — понимает женщина мой вопрос и тут же спрашивает в лоб: — Вы дочь Лизы? Очень похожи.

Старик оказался прав: она, кажется, что-то знает.

— Да, — не отрицаю, и Татьяна Анатольевна пропускает меня в квартиру.

Мы устраиваемся на просторной кухне, и женщина, подперев подбородок, рассматривает меня. И почему все так на меня пялятся? Снова вспоминаю взгляд Вадима, и, черт возьми, хочется завыть от мысли, что я его больше не увижу. А в груди расползается пятно ноющей боли, и метафора «сердце кровью обливается» приобретает смысл.

Господи, какая я дура!

Так, самокритику оставим на потом, а сейчас надо поговорить с Татьяной Анатольевной.

— Вы знали о моем существовании? — спрашиваю, и женщина отводит взгляд, вздохнув.

— Знала, причем узнала совершенно случайно. Нельзя было твоей матери пить, она начинала каяться, а наутро ничего не помнила. Сидели мы как-то здесь, вот на этой самой кухне, и Лиза перебрала… — Татьяна Анатольевна поджимает губы, замолкнув, но я ее не тороплю. — Тогда она и сказала, что у нее есть ребенок. Я сама была, — щелкает пальцами по шее, — подшофе, так сказать, но начала выпытывать подробности. У тебя же не было отца?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Нет, — качаю головой, и снова подступают слезы к глазам.

Моего ребенка ждет, судя по всему, та же судьба.