Возвращение домой (СИ) - Легер Дмитрий Витальевич - Страница 37

— Началось в деревне утро, пахнет сеном и дерьмом. — подняв глаза к грозовому небу, проворчала Трицитиана. — Не бывает никаких вупырей. Если Муха смог встать после удара копья, значит лысый промахнулся или брешет.

— А может сковородку под рубаху засунул. — предложил свой вариант Лаи. — А еще бывает так, что в тебя стрела попала, а у тебя под рубахой толстый старинный фолиант спрятан и стрела его пробить не смогла. Много раз такое слышал.

— Ну-да, ну-да, наш друг только и делает, что таскает с собой фолиант под рубахой. — фыркнула наемница.

— Не, ну а чо? — развел руками Аргилай. — Вот у меня случай в Тильбоне был: ударили меня ножом в живот, а на мне корсет оказался…

— Так и будем болтать, пока Почившие не вернуться? — перебила юношу Трицитиана.

— Ну не бросать же эту трусливую тушу здесь. — Лаи указал на Мамбу. — Я его не подниму!

— Я могу! — внезапно пискнула Лиса и торопливо слезла с фургона, на котором до того заняла позицию по сигналу тревоги. Девочка подошла к Мамбе, взяла своими маленькими ручками его огромную черную кисть с розоватой ладонью, и потянула.

— Пожалуйста, пойдем! — попросила варварка. — Вупырь захочет выпить мою кровь. Кто меня защитит?

Чернокожий великан посмотрел на девочку и после нескольких секунд колебания, медленно поднялся на ноги. К удивлению, всех присутствующих он послушно пошел за Лисой к дому Мухи.

Трицитиана громко постучала в дверь костылем.

— Муха, открывай!

Ей никто не ответил, а дверь не шелохнулась. Наемница опять постучала. Тот же результат. После короткого раздумья женщина кивнула на дверь и приказала Мамбе:

— Ломай!

Чернокожий великан аккуратно взялся за ручку своими толстыми пальцами, но дергать пока не стал. Мамба вновь посерел и весь затрясся мелкой дрожью.

— Оружие бессильно против вупыря. Он сожрет нашу плоть, выпьет кровь и похитит души. — испуганно пробормотал он.

— Подавится! — пискнула варварка и широко улыбнулась. — Все будет хорошо.

Мамба тяжело вздохнул, кивнул, собрался с силами, а затем одним рывком распахнул дверь, с треском выломав засов из деревянного косяка. Тут же в проеме двери материализовалась маленькая пожилая женщина, замотанная в черное платье и с пестрым платком на голове. Незнакомка загородила своим тщедушным тельцем проход, непрошенным гостям, и воинственно затараторила что-то на южном наречии. Мамба аккуратно взял женщину под мышки и легко подняв в воздух, вынес на улицу. Аргилай тут же юркнул в дом, держа перед собой заряженный арбалет. За юношей вошли Трицитиана и Лиса.

Маленькое захламлённое пространство дома Мухамарина встретило друзей полумраком и отвратительным смрадом. В воздухе висел тяжелый запах человеческих испражнений и вонь разгорающегося мяса.

Лаи зажал нос рукой и выругался, смешным изменившимся голосом:

— Какого хрена!? Как можно довести свой дом до такого состояния?

— И где Муха? — задалась более важным вопросом Трица, внимательно осматриваясь.

— И где дети? — добавил юноша все тем же смешным голосом. — Если они вообще есть у этого пройдохи.

— Смотрите! — маленьким пальчиком, Лиса указала в сторону темного угла.

Там стояла деревянная кровать, на которой под грязным одеялом лежал некто. Судя по длинным, давно не мытым, слипшимся волосам и тонкому тельцу, это была девушка. В ней мало осталось от человеческого облика — все лицо, тело и руки незнакомки покрывали гнойные нарывы и засохшие струпья.

Аргилай перестал зажимать нос, но лишь для того, чтобы зажать рот. Юноша с трудом подавил подступившую тошноту.

Девушка медленно повернула голову и большими темными глазами уставилась на незваных гостей. Взгляд незнакомки был туманен и в нем читалась боль. В этот момент с улицы влетела пожилая женщина в черном платье и цветастом платке. Она опять принялась кричать на южном наречии, а кроме того порывалась хватать пришельцев за руки и пытаться вытолкать их из своего дома.

— Да что тут вообще происходит? — в отчаяние вскричал Аргилай, вступая в борьбу с хозяйкой дома, которая пыталась вырвать у него из рук арбалет.

— Мамба, — попросила наемница. — Успокой женщину и проси где сын. Я так понимаю это мать Мухамарина, темперамент такой же.

Чернокожий великан поймал мечущуюся по дому женщину, аккуратно поднял ее на руки, встряхнул пару раз, чтобы та перестала верещать, а затем задал вопрос и повторял его до тех пор, пока мать Мухи не соизволила ответить.

— Тут есть пристройка. — наконец сообщил Мамба. — Муха ушел туда. — он кивнул на вышитую крестиком занавеску, висящую на стене. Та явно скрывала за собой небольшую дверку.

Мухамарина друзья застали за самым неожиданным занятием. Южанин стоял на коленях посреди большой, нарисованной на полу мелом пентаграммы и раздувал угли в металлической чаше. Рядом на полу лежали пучки различных трав, высушенные лапки какого-то несчастного животного, семена растений в тарелках, и маленький, на вид очень старый, бронзовый ларец.

— Колдунство! — испуганно вскричал Мамба, с грохотом рухнул на колени и вновь принялся баюкать в кулаке свой амулет.

Трицитиана страдальчески закатила глаза, а Лиса обняла чернокожего великана и принялась поглаживать по голове, успокаивая.

Муха резко обернулся на шум и тут же вскочил на ноги.

— Ай! Немедленно убирайтесь! — горячо вскричал южанин. — Я запретил вам переступать порог моего дома. Вон! Вон отсюда! Уходите, убирайтесь, шакалы!

— Мы то уйдем, — усмехнулся Аргилай, пиная пучок сушеной травы, лежащий у ног. — С радостью уйдем, на все четыре стороны. Но ты детей своих пожалей.

— Каких еще детей? — грозно сверкая черными глазами крикнул Муха и тут же осекся, поняв, что попался в ловушку.

— Вот именно — каких детей! — криво улыбнулся Лаи и поднял брови. — Мы уйдем, о мой драгоценный пустозвон. Уйдем, но с лысыми сам будешь договариваться.

— Лысыми? — дернулся южанин, заметно бледнея.

— С лысыми, что пронзили твое холодное сердце копьем, вупырь! С лысыми, что живут в башне Праха, откуда нет ни входа, ни выхода. Их размалеванная компания в двадцать татуированных морд ожидает у забора. Слышишь, как Почившие кричат тебе: «Эй, а Муха выйдет гулять?»

Южанин ничего не ответил. Мужчина в волнении сжал кулаки и закусил нижнюю губу. Трицитиана тем временем медленно ковыляла по помещению, с беспокойством рассматривая пентаграмму и разбросанные по полу колдовские принадлежности. Возле маленького бронзового ларца, женщина остановилась. Ее лицо напряглось, а рыжие брови сошлись на переносице.

— Выкладывай, что тут происходит! — строго приказала арт-три.

Но Мухамарин и не подумал ей ответить. Южанин шагнул к Аргилаю и схватив юношу руками за плечи, заглянул тому в глаза и с надеждой спросил:

— О, благороднейший, ты же помнишь, о чем ты клялся мне?

— Конечно, — неуверенно ответил Лаи, пытаясь вырваться из крепких рук Мухи. — Проводить до дома, никому не позволить отобрать мои деньги в твоем кошельке. Ты дома с деньгами — моя клятва исполнена.

— Э, нееет, дорогой, память играет с тобой в прятки. Ты поклялся мне своей честью, что я останусь жив до рассвета завтрашнего дня! Взгляни на улицу. — южанин кивнул в сторону окна. — Ты видишь солнце? Нееет, там властвует ночь!

— Лаи, — сквозь зубы недовольно проворчала Трицитиана. — Тебе не надоело? Ты не учишься даже на собственных ошибках! Когда ты прекратишь раздавать клятвы направо и налево всяким проходимцам?

— Будто ты никогда не проигрывалась в азартные игры. — виновато улыбнулся Аргилай.

— Никогда.

— Как скучно ты живешь… — вздохнул юноша.

— Я должен дожить до рассвета, — напомнил Мухамарин. — Ты поклялся в этом, о защитник моей судьбы! Я верю, ты не бросишь меня в трудный час и будешь сдерживать мерзких Почивших, пока я не закончу ритуал! А если ты погибнешь, то я сложу стих, нет, поэму в стихах о подвиге самого благороднейшего из северян, который до конца был верен клятве, данной незнакомцу в таверне. Твое имя узнают во всех концах континента и будут помнить о тебе сто тысяч лет. Ты станешь легендой!