Другое место (Понять вечность) - Долинго Борис - Страница 46

– Вот тебе раз! – снова повторил капитан.

– Да, именно так, и тем не менее! У меня в голове есть некая информация, и я хочу изложить её тебе. Мы давно как-то начинали говорить, да потом всё дела какие-то, вроде как и времени нет. Это всё по организации власти. Смотри: у вас на Попое было правительство до Хиггинса, так? Так! А до того правительства что было?

Капитан озадаченно посмотрел на своего соратника, подчинённого, приятеля, друга:

– Слушай, чёрт его знает! Я ведь даже не помню, что было до этого. Такое впечатление, что… – Он немного помолчал. – Ну, не знаю. Как будто всё так вот и началось… Я как будто сразу начал служить капитаном, в баре «Альтаирский Кишлак» сидел, – Он нервно хохотнул, – чуть ли не с детства…

– Вот-вот! – воскликнул лейтенант. – Именно так же я ощущаю и себя, но дело не в этом, чёрт с ним! Ваше давешнее, ещё до Хиггинса, правительство вело какую-то мягкотелую политику, чиновники покупались и продавались: гниль, одним словом. Естественно, стали появляться недовольные. Поскольку правительство это называлось демократическим – то есть все в нём были вроде бы как бы из народа, так сказать, то у разного отребья, типа того же Хиггинса, Пигмалиона и всяких иже с ними Синих Бород начинает появляться соблазн заменить это правительство на самих себя: мол, чем мы-то хуже? Сядем на их место и будем так же всем заправлять, воровать, всё делать, как в наши дурацкие головёнки взбредёт. Правильно?

– Ну… – Капитан почесал затылок, – может и правильно… Только я именно поэтому и хотел Хиггинса скинуть. Чтобы лучше жизнь сделать.

– О! – Д'Олонго торжествующе поднял палец. – Допустим, это ты такой хороший, но посмотрел тот же Быкошвилли на то, как ты власть брал, и решил: «А чем я хуже?» Теперь моя очередь переворот устраивать. И устроил это как только ты на несколько дней слинял. Вот так!

Капитан молчал с минуту, обдумывая слова лейтенанта, затем поднял стакан, показал своему другу и соратнику, что пьёт за его здоровье, и выпил. Лейтенант тоже опрокинул посуду. Колот Винов шумно выдохнул и сказал:

– Ладно, допустим, так оно, но куда ты клонишь, всё-таки? Где же тогда выход? Ты, как я понимаю, хочешь сказать, что даже если мы свалим Быкошвилли, то появится кто-нибудь другой, кто снова будет замышлять переворот?

– Именно так, ты прекрасно всё понимаешь! – воскликнул лейтенант. – И такому положению вещей необходимо положить конец.

– Конец – в каком смысле? – спросил капитан.

– А хоть в каком! – Лейтенант рубанул рукой воздух. – Конец – и всё тут!

– Это правильно, но как? – довольно простодушно спросил капитан.

– Вот! – Лейтенант снова поднял вверх указательный палец. – Это вопрос вопросов. Ты знаешь, что такое монархия?

– Хм… – Капитан наморщил лоб. – Что-то такое в голове крутится, но даже не знаю, откуда. Монархия – это, вроде, когда король управляет всем или этот, как его ещё – царь? Но я не могу вспомнить, как это всё там происходит…

– Вот-вот, тебя и надо стать царём. Монархом, то есть.

– Как это – стать? Взять и объявить себя, как диктатором?

– Не-ет, это будет неправильно: ничем от диктатора отличаться не будет, а диктатор – это плохо. Царь, монарх – это же помазанник.

– Кто? – удивился капитан.

– Помазанник! – громко сообщил лейтенант и выставил вперёд ладонь, предупреждая новый вопрос капитана. – Не спрашивай, кто это такой, не знаю. Но чувствую, что царём можно стать, только совершив чудо. Помазанник – это вроде как назначенный богом…

– А бог – это… – Капитан поднял глаза, показывая на звёздное небо.

– Да! Это тот, кто всё это создал. Но главное в другом. Главное: если правитель назначен свыше, то, как ты понимаешь, требуются совсем иные моральные критерии, чтобы его свергнуть. Это тебе уже не какой-то там диктатор, который вроде как сам себя посадил в правители. И, кроме того, царская власть передаётся по наследству, и это тоже хорошо. Вспоминаю, правда, что есть такое понятие: «конституционная монархия». Это, вроде, как и царь есть, и парламент, но это неправильно, это уже не монархия, а похабщина какая-то, как я понимаю. Политический гомосексуализм какой-то, не иначе. Ведь должен быть просто царь, самодержец, вот так: сам держит власть и сам, понимаешь, всё решает.

– Да как это так?

– Подожди, – покачал головой лейтенант. – Давай, всё-таки, ещё выпьем.

Они выпили.

– Ну, так как это – самодержец? – настаивал Колот Винов.

Д'Олонго заговорнически подмигнул ему и пояснил:

– А вот являются к тебе, скажем, послы дисов: то да сё, базы нам дайте, полигоны предоставьте, а ты им в ответ: «Царь я! Я всё и решать буду. Как захочу, так и сделаю!»

– Так мы же уже говорили об этом! – разочарованно протянул капитан. – Помнишь, ты сам говорил: «Хрен им, а не базы!» И не надо никаким монархом быть, простым президентом достаточно.

– Э-э! – довольно ухмыльнулся лейтенант. – Там хрен простой, президентский, народный, можно сказать, а тут будет монарший! Президентский хрен ещё можно как-то прожевать и не поперхнуться, а начать всякие сопли развозить: «Ну, это пока не есть мнение всего народа, а только президента. Давайте по демократически референдум или опрос организуем.» А монаршим-то хреном не закусишь: это такой хрен, что поперёк горла встанет. Конец, одним словом – и точка!

– Хм, – задумался капитан, – это, действительно, интересно. Если монарх так может всё решать, как захочет…

– Одно только условие: в любом случае с умом всё надо решать, чтобы как можно больше людей было довольно. Тогда, тебя, как монарха, будут на руках носить.

– Ну, – разочаровался капитан, – на всех ведь никогда не угодишь.

– Да и не надо на всех! На всех никто никогда, действительно, не угодит, но не должно быть парламентского базара. Видишь ли, беда любой, так называемой, демократии состоит в том, что выигрывают там, в конце концов, самые наглые и беспринципные.

– Ты думаешь? – удивился капитан

– Уверен! Вот, ты подумай: демократическая идея хороша сама по себе, но позволяет разному хамлу, которое едва получило образование и только-только поднялось выше планки обычного быдла, качать свои права. Они же на этой демократии, естественно, хотят себя отхватить кусок пожирнее, прикрываясь свободами всякими. И беда в том, что если ты – правитель, а у тебя демократия, то, вроде, как и не моги этому хамлу рот заткнуть: свобода слова, свобода собраний, свобода, прости господи, совести и всё такое. Хамло все эти штучки очень быстро и хорошо начинает понимать, и очень скоро начинает орать, что даже смертную казнь отменить надо. Он, например, подонок из подонков, он сам убивать будет в своих интересах, а ты его не тронь: жизнь, мол, человеческая святая. А если ты царь, то всегда, понимаешь, всегда можешь просто повелеть: такого-то за такие-то прегрешения и проступки бить нещадно, ноздри вырвать и четвертовать!

– А четвертовать это как? Вот так? – засмеялся капитан и указал на бутылку, в которой оставалось не более четверти горячительного напитка.

– Примерно так: раз – и на четыре части. Голова здесь, ноги-руки там. А захочешь, так и помилуешь, кого надо. Царь, одним словом, самодержец. Это же здорово.

– Да, это здорово, – мечтательно улыбаясь, сказал капитан и вздохнул: – Только ничего не выйдет. Ведь если я просто так сейчас возьму и объявлю себя царём, то чем это будет отличаться от простого диктатора?

– Верно мыслишь, – согласился лейтенант. – Именно поэтому я и подумал о пользе, если мы найдём лабораторию Опер Геймера или что-то в этом роде: нам чудо нужно. Ох, как нужно. Хотя, правда, мы пока даже не знаем, что оно из себя представляет.

Глава 20.doc: «Побег».

В течение нескольких последующих дней я делал короткие вылазки на Тухо-Бормо, устанавливая таймер пребывания буквально на десять-пятнадцать минут, и я в этом не ошибся. Хиггинс бросил довольно большие силы своего спецназа на прочёсывания острова, но, естественно, ничего не нашёл.