Мастер Миража - Долгова Елена - Страница 63

– Вот они, – резко и зло бросил кто-то. Внимание Далькроза привлекла тесная кучка солдат в каленусийской форме. Пленники стояли, приподняв разведенные руки и избегая встречаться взглядом с людьми из толпы. Казалось, каленусийцы высматривают что-то интересное на истоптанной грубыми подошвами земле.

– Сволочи.

– Не вздумай тронуть их наводкой – пусть сначала почувствуют, что натворили.

– Не надо наводок. В роще достаточно деревьев, листопад прошел, сучья и веревки найдутся.

– Я бы коптил таких живыми, жаль, что священники не дают.

Вэл оторопело смотрел, как на чужаков наползает возбужденная толпа. Люди Бейтса равнодушно отошли, открывая дорогу луддитам. Каленусийцы ждали развязки, никто не пытался сопротивляться, они только неловко жались друг к другу, отворачивались, как будто защищали лица от сильного порыва ветра. Король отринул ментальный барьер, его окатило страхом, тупой болью и тяжелой тоской, потом мозг задел короткий ожог, направленный луч чужого презрительного интереса – совсем молодой паренек, солдат-каленусиец, с ярко-голубыми глазами, в линялой форме смотрел на Короля в упор. Далькроз не отворачивался, испытывая тревожное чувство недоброго, запоздалого узнавания.

Толпа качнулась, сомкнулась и оттеснила Вэла от Беренгара, тот дернул плечом и презрительно плюнул под ноги. Вэл повернулся, раздвигая толпу.

– Куда прешь, сопляк! – рыкнул на него высокий плотный, с горделивым профилем старик.

«Я сделаю это ради памяти Художника».

– Алекс! Мастер Алекс! Стриж!

Охрана грубо и зло отбросила Вэла, он отчаянно рванулся в обход, пытаясь привлечь внимание Дезета. Тот замахал рукой в ответ, «безопасность» нехотя посторонилась.

Консул только что оторвался от уникома и что-то поспешно говорил Бейтсу. Вэл уловил только обрывки резких фраз.

– …Порт-Калинус не в курсе. Мальчишки, самоуправство местных психов из-за реки… Наш Поверенный…

– Алекс!

– Чего тебе, парень? хмуро поинтересовался Стриж.

– Остановите их.

– Кого остановить?

– Остановите, пожалуйста, ваших людей. Они сейчас раздавят каленусийцев.

– Пусть каленусийцы провалятся в непотребный Оркус. Убирайся, парень, это наше внутреннее дело.

– Меня оно тоже касается. Среди пленных один мой знакомый.

Стриж отмахнулся.

– Не ври мне, парень, у ивейдера не заводятся друзья в жандармерии.

– Это не совсем друг, просто один мой знакомый – сам бывший псионик.

– Тогда какой Бездны он поперся за Таджо?! Твой знакомый – самый заурядный каленусийский террорист. Такие дела обычно в почете по одну сторону границы, зато по другую за них приходится платить. Все по правилам и все честно.

Дезет повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен, Король в отчаянии схватил его за руку:

– Алекс!

– Чего еще тебе? Сейчас не время для дискуссий…

– Остановите ваших луддитов, тогда я соглашусь участвовать в том самом проекте, насчет моего помощника в Порт-Калинусе и вообще…

Консул помедлил, удивление очень слабо, но все же отразилось на его лице – Дезет умел при случае удерживать маску поддельной невозмутимости.

– Этот паренек на самом деле так тебе дорог? Старый приятель?

– Да, – наполовину солгал Король.

– Когда-то я тоже любил делать глупости. Ладно, только смотри не промахнись, бывают такие друзья, которые на деле хуже врагов.

Консул что-то негромко сказал Бейтсу, тот прижался ухом и губами к уникому. Тотчас толпу снова потеснили, люди «безопасности» суетились, словно жесткие крупные муравьи, теперь «личинок» – пленников по одному затаскивали в тюремный фургон.

– Твоего приятеля мы пока изолируем. Извини, Вэл, но прочих отдадим трибуналу, и я не уверен, что он будет к ним слишком милосердным. С твоим другом попробуем немного поработать, если он окажется более-менее вменяемым, получишь парня на руки, в целости и сохранности. Но не сразу – сначала мы убедимся, что он не опасен физически.

– А разве он может быть опасен?

– А ты как думал? Нам лишний риск ни к чему, обычно из-за Таджо засылают психов-самоубийц, мальчишек с крепко промытыми мозгами, я не уверен, что твой друг сейчас в полной норме.

– Я не какой-нибудь беззащитный.

– А я не какой-нибудь доверчивый.

– Конечно. Большое спасибо вам, консул.

– Пожалуйста, Король.

Далькроз проводил взглядом сутулые спины пленников и, как только фургон, завывая, отъехал, зашагал к Арбелу, приминая сандалиями и так уже истоптанный песок.

Марк всегда недолюбливал темноту. Здесь, в Арбеле, он научился ее любить – в его просторной квадратной камере без окон всегда горел неяркий, но назойливый свет. Наверное, подсветка помогала работать аппаратуре наблюдения, но на третий день Беренгар захотел длинной-предлинной, нескончаемой черной ночи.

Еще через сутки настоящая ночь сделалась недосягаемым счастьем.

Он не жаловался, старался спать, прикрыв измученные зрачки обеими руками, эта поза не позволяла расслабиться, бессонница приходила и молча топталась неподалеку, на фоне опущенных век мельтешили кровавые пятна. Поражение горело в душе, словно пятно, выжженное кислотой.

От нечего делать Беренгар разглядывал скудно побеленные стены и вспоминал последние недели на базе под Мемфисом. Тогда скандал с неудачным побегом арестанта как-то странно замяли – тела капитана и того, другого, унесли, у Марка ни о чем не спрашивали. Он жил, стараясь не думать о завтрашнем дне, и боялся ночи. Ночью на фоне закрытых век ему мерещился сгиб собственного локтя, пульсирующая скользкая синяя вена, ледяное прикосновение металлического предмета.

Два раза он видел Крайфа – издали, в профиль, и каждый раз Беренгара сковывал постыдный страх. Генерал, впрочем, не обращал на солдата никакого внимания, зато в очередном пополнении Марк обнаружил Мановцева – прежнего знакомого по накопительному лагерю.

– И ты здесь, старина?!

«Старина» сумрачно проигнорировал вопрос. Вокруг его крупной головы навсегда угасла боевая аура псионика, в остальном бывший соратник не изменился – где-то в заначке у него всегда хранилась нерастраченная порция злости. Ни Марк, ни Мановцев никогда не говорили о мертвом Россе, лагере и реабилитации, всячески избегая болезненной темы.

– Не сутулиться, дристуны провинциальные! – вычурно орал недавно прикомандированный из Порт-Калинуса сержант. – Выше нос, тупая деревенщина!

Оба они, и Марк, и Мановцев, родились в престижных кварталах столицы, но словно по обоюдному договору промолчали.

Сержант считался эстетом и интеллектуалом. Однажды, понемногу отпивая из фляжки кое-что, Марку недоступное, он ткнул подпиленным ногтем мизинца в сторону Таджо:

– Муть зеленая – они держат вдоль берега пси-посты.

– Кто?

– Муть, мутанты, значит, мутаки. Там, вдоль реки, сидят их ментальные наблюдатели, они через реку шарят ваши мозги, ваши трусливые, мокрые задницы и ваше незавидное будущее.

– Вот насчет будущего – сомнительно, – ехидно заметил Марк и тут же получил оплеуху.

– Не смей спорить, реабилитированный.

К тому времени Беренгар уже научился якобы невозмутимо глотать обиды.

– Муть зеленая держит вдоль реки посты, – продолжил вспыльчивый сержант. – Они нам надоели – я понятно объяснил? Там нет техники, которую ставят в приличные места, – только мутанты-выродки. Штатские пердуны мешают нашему командованию подпалить им хвост, но, найдись парни, которые без лишнего шума слазили бы побаловаться за Таджо, клянусь Лимбом, генерал остался бы доволен.

– Почему вы так считаете, сержант?

– У него младший сын умер от наводки, старший погиб давно – еще в иллирианской войне за Ахара, так что наш папа Крайф с гарантией остался без наследника. Старик сейчас зол, как зверь, и роет когтями землю. Бьюсь об заклад на ваши завтраки, он оказался бы в восторге.

– Сунешься туда – ударят наводкой.

– От наводки хорошо помогает шлем, кроме того, муть всегда проигрывает, так положено по хорошему сюжету.