Мастер Миража - Долгова Елена - Страница 62

– Консул Дезет спас тебе жизнь.

– Я уже сказал ему спасибо, не моя вина, что не могу дать ничего другого.

– Его превосходительство не переупрямить, сынок.

– В Порт-Калинусе остались мои друзья, была большая цель, теперь нет ничего, кроме чужой страны.

– Просто там ты был иным, особенным, не таким, как многие другие. В Консулярии полным-полно сильных сенсов, тут ты только один из них. Не жаль ли тебе потерянной исключительности, а, ваше лордство?

Вэл засмеялся, чувствуя, как разжимается и тает в душе тугой противный комок.

– Если хочешь, приходи еще, я завтра не дежурю, – добавил Художник, – покажу кое-что интересное.

Вэл пришел охотно, и они сидели в резных деревянных креслах, вместе наблюдая за багровым тлением углей в камине.

– Смотри, – просто уронил Художник. – Вот твой Порт-Калинус.

Далькроз закрыл глаза и наяву увидел широкие проспекты, короткий ежик стриженых кустов, пестро крашенные крыши, сталь и металл массивных сооружений. Невидимый наблюдатель взмыл ввысь, позволяя рассмотреть расчерченную валами бухту, острый, изящно очерченный, весь в белой морской пене Мыс Звезд. В лицо наотмашь хлестал соленый ветер, волны врезались в мокрые валуны, несколько беглых брызг упали на висок, они скатились по щеке Короля, будто слезы.

– Смотри еще. Это касается тебя, – сказал Художник. И снова ветер трепал серо-коричневые кроны осенних тополей, мел мертвую листву в глубь континента. Облетевший сад не помешал рассмотреть старый дом под жестяной крышей и неподвижный силуэт девушки в тепло светящемся прямоугольнике оконного проема. Белый пушистый котенок играл с мятыми листьями у самого порога.

– Вы понимаете, что происходит? – спросил Далькроз.

– Нет. Я только мастер, который рисует, подбирая вместо красок мысли другого человека. Нравится?

– Да. Это очень реалистично.

– Тогда смотри еще.

И Далькроз увидел покрытую чахлыми перелесками степь под Мемфисом, жесткий, ощетинившийся заграждениями прямоугольник военной базы. Вэл судорожно дернулся от полузабытой боли. Где-то в центре, в самом средоточии стального квадрата, замкнулся, отгородившись от мира опущенными жалюзи, чужой дом. В углах просторной комнаты мягко колыхалась тьма. Лампа освещала инкрустированный ночной столик, заваленный пустыми шприцами, широкую подушку и бледное, истаявшее детское лицо. Одеяло на груди ребенка больше не шевелилось. Стараясь умерить тяжелые шаги, вошел генерал Крайф, толстый багровый ворс ковра бесследно поглотил едва народившиеся звуки. Генерал опустился в кресло и уронил искаженное лицо в широкие, грубые ладони.

– Я узнал Крайфа. И что? – спросил Художника озадаченный Король.

– Увы! Не знаю, не вижу логики, не могу ничего объяснить, но знаю, что вижу правду – в этом моя собственная беда.

– Не надо больше наводки, мне почему-то больно.

– Жалко Крайфа? Говорят, у него умирает маленький сын.

– Не знаю. Нет, наверное, не жалко, я слишком на него зол. Противно, что все идет как-то неправильно.

– А я почему-то сочувствую генералу – такие старые пни со стальными корнями всегда кончают трагически. Вставай, дружок, пройдемся на свежем воздухе, покуда не вернулся дождь.

Минутой позже Король брел рядом с Художником под бледно-серым немного подсохшим небом в своих слишком легких для осени сандалиях.

– До свидания, мастер. Мне пора уходить, консул начнет беспокоиться, пошлет охрану меня искать.

– Ладно, парень, до встречи. Извини, если что не так, от красивого до трагического… Ну, в общем, не очень далеко – так, полшага. Давай, беги поскорее, покуда небеса не потекли, и желаю тебе удачи.

Следующий день выдался неожиданно солнечным, словно лето запоздало попыталось отвоевать у осени свои сомнительные права. Вэл шел в сторону берега и ловил колебания ментального эфира, густая добротная субстанция, созданная аурой тысячи сенсов, колыхалась, как ленивое сонное море, мелькнуло несколько дисгармоничных выплесков – один из них отливал аурой страха и горя. Король инстинктивно прибавил шагу, через некоторое время он, захваченный предчувствием, уже не шел, а почти бежал, держась дороги под откос – туда, где на отшибе, близ берега стоял дом Художника.

Через минуту раскатисто затрещала стрельба. Король отбросил остатки ментальной защиты, подставляя себя под лавину чужих эмоций – ненависти, страдания, ярости и скорби. Удар оказался сокрушительным, таким, что на миг померкло в глазах. Вэл споткнулся, упал, перекатился, обдирая ладони, и поднялся снова, не обращая внимания на острую боль в лодыжке. Теперь он мчался что есть сил, впереди, за частой сеткой голых ветвей, бешено и яро клубился приземистый гриб черно-багрового огня.

– Пункт наблюдения спалили.

– Гори-и-и-ит! – полоснул по слуху полный отчаяния крик…

И дальше, и больше, в Великий Разум и в Святой Космос…

Незнакомец богохульствовал так, как может браниться в неукротимой ярости только человек глубоко религиозный. Потом он умолк – наверное, берег дыхание.

– Где эта богом уделанная «безопасность»? Они лезут в частные дела, но когда их надо, их никогда нет.

Вэл знал, что бежит уже не один – вокруг спешили другие люди, мелькнула ловкая фигурка незнакомой девушки в камуфляже. Причесанная по-крестьянски, с тремя косами, она пронеслась мимо со стремительной грацией куницы. Далькроза задело тенью ее просчитанной, холодной ненависти. «Элитный боевой псионик».

– Что там?

– Наше охранение перебито. Сбой пси-наблюдения.

Вэл остановился, попытался восстановить дыхание и мысленно потянулся к дому Художника. Там, в разоренном дворике, копошились «серые мундиры», они походили на раскормленных личинок огромного насекомого. Далькроз собрал остатки сил, добавил кое-что из воспоминаний о генерале Крайфе, кое-что от глухой тоски последних дней и ударил – хлестко, широко и неприцельно, стараясь сразу зацепить многих. Из-за пологого холма мгновенно раздался короткий хриплый выкрик-всхлип – кричали сразу в несколько голосов.

– Бей серых! – завопил кто-то в унисон.

– Осторожно, нас может достать большой излучатель из-за реки, – отозвался осторожный скептик.

Консуляры уже обгоняли Короля, он, сделав свое дело, медленно побрел к берегу, неся в груди непривычную сосущую тошноту.

Когда Вэл добрался до прибрежной рощи, бой успел закончиться. Пресловутый большой излучатель так и не ударил – возможно, сыграла роль осторожность Крайфа и категорический запрет Порт-Калинуса. Что из того? Развалины знакомого дома едко чадили. Рыжеватый древесный дым обманчиво пах камином, остро постреливали мелкие искры. Король рвался вперед, упрямо раздвигая возбужденную толпу. Его яростно пинали и давили, в воздухе витала густая, с богохульным оттенком брань, передние ряды стеснились, попятились назад – видимо, приехала долгожданная санитарная машина. Король остановился рядом с высоким светловолосым псиоником, тот недовольно отступил, давая чужаку немного драгоценного места.

– Смотри, что творят у нас каленусийцы… Эти перебираются из-за Таджо, как будто тут их земля, даже не стащив формы, лезут через границу, чтобы расстреливать тех, кто видит.

Тело лежало на земле – длинный, какой-то неземной силуэт, прикрытый куском старого брезента. Даже сквозь ткань было заметно, как высок и худ убитый. Край покрывала сдвинулся, под ним беззащитно темнел запекшейся кровью коротко стриженный седой висок, неприкрытая кисть руки бессильно распростерлась на песке. Вэл узнал длинные, сильные, изящно очерченные пальцы Художника.

– Как это получилось?

Светловолосый провел рукой по глазам, оставляя на коже пятна свежей сажи.

– Наш артист и гуманист – он никогда не пользовался боевой наводкой и не сумел защититься. Художник был святой, в самом деле – жалел всех, даже каленусийцев. Они просто пришли и убили его. Пришли и убили.

Люди из «безопасности» потеснили толпу. Вэл с трудом оторвал взгляд от мертвой руки псионика. Где-то поодаль замаячил знакомый профиль Миши Бейтса. Вэлу показалось, что он видит и Стрижа, но консула тут же закрыли чужие настороженные спины.