Самый длинный день в году (СИ) - Тарханов Влад - Страница 43

— Это верно, верно… Сталин умеет заставить своих людей работать и ночью, он почти что абсолютный монарх! — Гитлер выпалил эту фразу все еще пребывая в состоянии нервной экзальтации, только за этой показной энергичностью уже проглядывал трезвый аналитический ум циничного расчетливого политика.

— Проверка всех шести фигурантов показала, что после совещания они отправились по домам, контакты были тут же проверены. Телефонный звонок совершил только Гальдер, который сообщил в 22–40 дежурному по штабу о своем месте пребывания. Мы не обнаружили утечки, мой фюрер. Самое главное, что если кто-то и получил бы какое-то сообщение с этим вашим высказыванием, то не было технической возможности ее передать. Служба контроля сообщает, что с 22–00 до 7-00 никаких передач шпионских радиостанций зафиксировано не было. Район Берлина и его окрестности контролируются нами особенно тщательно.

— И что из этого следует? — Гитлер уставился на Гейдриха, подозревая, что тот его обвинит в передаче информации Сталину.

— Остается единственное предположение: двойной перевод.

— Что? — фюрер не понял Гейдриха, но стремительно пытался понять движение мыслисвоего визави.

— С подобными высказываниями вы выступали на нескольких совещаниях, в том числе на мартовском совещании с высшими офицерами Вермахта. Там присутствовало порядка двухсот пятидесяти генералов.

— Двести пятьдесят три человека. — Гитлер поражал своей памятью не только Гальдера[1].

— Думаю, утечка произошла именно оттуда. Но чтобы это выяснить, придётся приложить массу усилий. И гарантий, стопроцентных гарантий, что мы сумеем сделать это быстро — нет. А дальше сработал эффект двойного перевода. Ваши слова перевели сначала с немецкого на русский, а потом у нас произошел перевод с русского на немецкий. Похожая фраза стала почти абсолютно похожей. На эти маленькие огрехи указали наши лучшие переводчики.

— Рейнхард, вы правы… Есть несколько незначительных отличий, я не обратил на это внимания. Вы правы… Сколько вам нужно времени, чтобы обнаружить вражеского агента?

— Мой фюрер, я прошу у вас от месяца до трех. Это с учетом того, что мой аппарат будет заниматься только этой задачей. Если же не отвлекаться от других направлений, то мне надо от трех до пяти месяцев.

— Хорошо. Занимайтесь этим. Не исключительно этой задачей, но всё же. Вдумчиво, не спеша. Мне важен результат. Начиная войну с большевиками, я хочу знать, что к ним не сможет попасть даже крупица стратегической информации. Слышите, Гейдрих? Я надеюсь на вас.

[1] По воспоминаниям современников, Гитлер помнил имена всех командиров на Западном фронте, начиная от командиров батальонов и выше! Помнил и оперативную обстановку, и места дислокации частей, часто требовал, чтобы маневр даже одним батальоном был с ним согласован!

Глава 23

Глава двадцать третья

Балтийская лужа

Кронштадт. 18 июня 1941 года

Иван Степанович Юмашев наблюдал за уходящими вдаль кораблями Краснознаменного Балтийского флота. Самые большие корабли первыми покинули базу и уже взяли курс в открытое море, а сейчас из Кронштадта выходили эсминцы, отряд за отрядом. Первыми покинули стоянку старые, но довольно крепкие Новики. За ними готовились на выход более «молодые» миноносцы. Бардака пока не наблюдалось. Выход флота в море проходил слажено и без происшествий. Рядом с адмиралом находился человек, которому он уже практически передал бразды правления флотом. По окончании похода ему предстоит отправиться к себе на Дальний Восток. Владивосток ждал адмирала холодными штормовыми ветрами, прекрасной и суровой природой, и множеством дел, которые необходимо было срочно совершить. «У нас все срочно, все в самый последний момент». Мысли Юмашева были далеко не самыми радужными. Было не очень приятно осознавать, что его назначили на Балтику только ради организации этой операции, но из песни слов не выкинешь. По мнению Кузнецова никто иной не смог бы… Как смог, конечно же, как смог…

— Ну что, Валентин Петрович, принимай Балтийский в своем самом облегченном варианте! С вице-адмиралом тебя! — И Юмашев крепко пожал руку молодому симпатичному белорусу, только что ставшему вице-адмиралом, бывшему командующему Северным флотом Валентину Петровичу Дрозду[1]. Они вместе следили за отбытием кораблей, теперь же, когда последний из его походного состава покинул стоянку, Юмашев мог перебраться в быстроходный катер, который доставит его на борт флагмана похода — линкор «Октябрьская революция», в девичестве «Гангут». Крепко обнялись. Чего уж там, каждый понимал, что вот-вот, завтра-послезавтра война. Юмашев уводил основную массу кораблей КБФ из Балтийской лужи, где они нужны, как мертвому припарки, разве что при обороне Ленинграда их орудия могут сказать свое веское слово. А туда, где они идут, на Севере, они пригодятся в качестве охранения конвоев. Тут подошел новый начальник штаба КБФ, контр-адмирал Юрий Федорович Ралль[2], которого сам Юмашев на эту должность и выдвинул. Они тепло попрощались. Почему именно их в итоге поддержал нарком Кузнецов? Дрозд был отличным специалистом именно по применению легких сил флота, а учитывая, что почти все тяжелые силы уходят на север, то ему и карты в руки, а Ралль отлично справлялся с минными делами: и постановками, и защитой от мин, ему тут и карты в руки.

Все, что нужно было сказать, было сказано. Пожали друг другу руки и разошлись, как в море корабли, точнее, Дрозд и Ралль остались на берегу, «дрозд — птица сухопутная, а не водоплавающая!» — грустно пошутил про себя Юмашев. Катер быстро направился вслед за эскадрой. В Кронштадте оставались «Марат», у которого случилась серьезная проблема с силовой установкой. Она случилась как раз в день отбытия из Ленинграда группы немецких специалистов, достраивавших «Лютцов», так что были серьезные причины считать эту аварию диверсией. В любом случае, «Марат» к походу готов не был. Силовую установку только-только привели в порядок и включать его в состав уходящей эскадры было бы неразумно. На «Лютцове», которого переименовали в «Петропавловск» срочно устанавливали артиллерию главного калибра и практически все остальное вооружение было решено заточить под нужды ПВО. Фактически, это был первый на флоте крейсер ПВО, который должен был обеспечить защиту от авиации себе и «Марату». Вообще, в него понатыкивали не только 76мм зенитки 34-К, но и их спаренную версию 81-К, дюжину пулеметов ДШК, дюжину новейших37-мм автоматов 70-К, и, самое главное, посты управления зенитным огнем ПУАЗО с приборами отечественной разработки. Но кроме них на «Петропавловск» поставили новинку — четыре башни с универсальными 100-мм орудиями Б-34-У с усовершенствованной автоматикой и автоматизированной системой управления огнем. Кому-то это орудие настолько понравилось, что у флота забрали все стволы под эти установки и передали черт его знает куда, еле эту четверку всем коллективом выгрызли. Оставался в Ленинграде эсминец «Ленин», которому заканчивали перебирать силовую установку, и «Карл Маркс», ну куда Ленину без Маркса? Зато все новенькие четыре эсминца, которые успели ввести в строй в начале мая месяца («Свирепый», «Страшный», «Скорый» и «Статный») успешно шли в поход на север[3]. Оставались на Балтике оба минных заградителя и обе канонерки, два сторожевых корабля «Вихрь» и «Тайфун», которые спешно ремонтировались, десяток тральщиков, все торпедные катера и шхерные суда[4], подводные лодки, из которых К-21 и К-23 ушли с эскадрой на Северный флот, к ним позже присоединились К-3 и К-22, которые занимали позиции на маршруте эскадры, в качестве боевого охранения. Зато Балтфлот был усилен подлодками серии Л, из которых на Тихом океане остались Л-13, Л-14, Л-16 и Л-17, а остальные вернулись на Балтику, Такое решение было принято из-за наличия у них аппаратов для минных постановок. Тем более, что была сконструирована и начала производиться новая плавающая мина, которую можно было ставить с этих лодок, что значительно усилило их эффективность. А на Балтике как раз львиная доля боевых действий должна была прийтись на минные постановки, ну, колчаковские традиции[5], однако…