Царевна-лягушка для герпетолога (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 28

— Мы же просто посмотреть хотели, — смутился Иван.

— А вчера просто киселя попробовать? — копируя его манеру, прогнусавила я, собирая косу и стараясь не глядеть на Леля.

На душе не кошки — тигры и леопарды скребли. Избавившись от морока, Лева обрел прежнюю деликатность и застенчивость. Поэтому вместо того, чтобы попытаться защитить меня перед братом или, послав того куда подальше, продолжить и завершить начатое, он тупо принялся извиняться.

— Ты меня когда-нибудь простишь? — пылая на этот раз от смущения, беспомощно промямлил он.

— За что? Я же сама вас спровоцировала.

— Я вел себя как скотина, как мужлан! И даже хуже, — вынес себе приговор Лева.

Похоже, он всерьез считал, что я фарфоровая статуэтка, которую надо поставить на полочку и беречь. И чем он лучше Никиты? Хотя тот и впрямь повел себя по-скотски, и я о нем даже не хотела вспоминать. А Левушка всегда оставался просто верным другом.

— Надо вернуться — найти клубочек и наши вещи, — деловито напомнила я, зябко кутаясь в Левину ветровку.

От земли поднималась сырость, а кроссовки вместе с джинсами остались на берегу. Прочую поклажу Иван и Лева растеряли по всему лесу, и она, точно белые камушки Мальчика-с-Пальчик, указала нам путь. Вот только, когда мы вышли на знакомую опушку, выяснилось, что нас там ждут.

Глава 11. Загадки Водяного

Посреди самого узкого места идущей вдоль обрывистого берега тропинки возле моего рюкзака, поигрывая клубочком и с интересом разглядывая сброшенные впопыхах кроссовки и джинсы, сидело существо, напоминающее гигантских размеров жабу. Вернее, даже не жабу, а головастика-переростка, до зрелых лет так и не сбросившего длиннющий, похожий на лопасть вертолета с плавником, достающий до воды хвост. При этом голову оно имело почти человечью, хотя и покрытую бугристой зеленоватой кожей и странно выглядевшую на лягушачьем туловище. Да и мысли излагало вполне членораздельно:

— Явились не запылились, охальники бесстыжие! Мало того, что все запреты нарушили, так еще и шум-то какой подняли! Дочерей моих до смерти напугали, меня, старого, разбудили! И что мне с вами делать? Вот сейчас как проглочу, чтобы не озорничали впредь.

И пока мы стояли, опешив, не ведая, как ответить на такие нежданные, хотя в какой-то мере и заслуженные обвинения, оно раззявило свою пасть, оказавшуюся неожиданно огромной, больше, чем у любой лягушки. Впрочем, настоящую опасность представлял даже не этот разверстый зев с бурлившими где-то в глубине водоворотами, а длинный и цепкий, как лиана, мускулистый лягушачий язык, который при первом же броске сделал попытку обвиться вокруг моего запястья. Хорошо, Левушка, видимо, ожидавший такого поворота, не растерялся. Заслонил меня, недвусмысленно поигрывая ножом, на котором серебрился лунный узор.

Я с воплем ужаса непроизвольно укрылась за его спиной, опасливо выглядывая и готовясь к обороне. Но существо, вняв угрозе, захлопнуло рот, обиженно шамкая челюстями и недовольно зыркая на нас выпученными водянистыми глазами. А Левушка, убрав нож, попытался договориться миром.

— Не серчай, дяденька Водяной! Не своей волей мы пришли. Сам знаешь, дороги к Медному царству иной нет. Я в прошлый раз честно обойти пытался, так в болоте едва по уши не увяз, а до этого чуть трухлявой колодой не оборотился.

— А мне до того какое дело? — капризно протянул Водяной, устраиваясь поудобнее и подкладывая вместо подушки мой рюкзак. — Постоял бы век-другой на болоте пеньком, может, ума бы и поприбавил.

— Так я ж не по своей надобности шел, — о чем-то, видимо, уже известном напомнил Левушка. — Ради внучки твоей старался.

В мутных глазах Водяного что-то дрогнуло, но с места он не сдвинулся, еще вольготнее раскинувшись на тропе.

— Нужна мне такая внучка, которая с врагом моих подопечных спуталась.

Склизкая лапа (или все же рука) с перепонками между пальцами в жесте обличения указала на Ивана.

— Вся в мать, — явно имея в виду Василису, доложил Водяной. — Такая же бестолочь. Удивительно, как этот аспид ядовитый, — он снова указал на Ивана, — еще ее на мелкие кусочки не разрезал и формалином не залил. Хотя сколько она, бедная, натерпелась, пока лягушачью шкуру жгли!

— Можно подумать, мы ее в такой наряд одели, — фыркнул Лева обиженно, видимо, пытаясь воззвать к совести Водяного.

Хотя откуда у нежити взяться совести?

— Вот про то и речь, — поднял тот когтистый указательный палец. — Не вы одели, не вам было снимать. Ладно, пропущу я вас в Медное царство, — неожиданно смягчившись, продолжал он. — Только вы мне взамен девку вашу отдайте. Плясать она больно горазда.

Успокоенная предыдущими разумными речами, напоминавшими стариковскую воркотню деда Овтая, я не сразу поняла, что он говорит обо мне. Только когда из пасти вновь высунулся жадный и приставучий, как Ванькин питон, длинный лягушачий язык, я завопила громче оглашенных, пытаясь снова куда угодно удрать. И как мои бедные связки, за сегодняшний день претерпевшие изрядную нагрузку, еще оставались способны издавать какие-то звуки, кроме сипа? Впрочем, дома мне тоже случалось, проведя пять или шесть уроков в самом вредном из возможных голосовых режимов, нестись на запись или на занятия в Академию.

— Что журишься, дитятко? — повернулся ко мне Водяной, раздвинув свой необъятный рот в подобии плотоядной улыбки. — Не ты ли сама мечтала кружиться в хороводе вместе с моими дочерями?

Мечтать-то мечтала, только не в этой жизни. Мне пока как-то рано в омут и даже на облака. Они что тут, все телепаты? Хорошо, что на мою защиту встал Иван.

— Я что же это, должен менять сестру на невесту? — возмутился он, явно не готовый к такому повороту.

Не уверена, понял ли брат, что разговаривает с родным дедом Василисы, но за меня он собирался драться, и я была ему за это благодарна.

А вот Левушка вновь меня удивил, и опять самым отвратительным образом. Да что же это за напасть? Сначала Никита, теперь Лель. Такими темпами в расцвете молодости станешь мужененавистницей! Ванечка и папа не в счет.

— Идет, — сказал Лева с такой паскудненькой улыбкой, что мои связки начали вибрировать для нового отчаянного вопля.

Меж тем Лева, не обращая внимания на негодующие взгляды Ивана и мое полуобморочное состояние, поправил мои волосы, перекидывая на грудь косу, по-хозяйски разгладил складки рубахи, раскрывая ворот.

— Только девка у нас красивая, — продолжал он тоном купца, расхваливающего товар. — Нам самим дорога. Давай уговор: если мы не разгадаем твои загадки, а ты разгадаешь наши — девка твоя. Если наоборот — пропустишь до Медного царства и дашь воды из своего озера.

— Ты с ума сошел? — не выдержав, сгреб друга за грудки Иван. — Да я лучше его в его же озере утоплю!

— Скорее он тебя утопит, — прошипел Лева. — Чем беситься попусту, включи смекалку да логику!

Хотя я стояла ни жива ни мертва, боясь даже пошевелиться, я смогла различить в движениях Леля кураж и злой задор игрока, поставившего все и отчаянно идущего по краю. Да ведь он блефует! И надо не обижаться, а постараться ему подыграть. Все-таки привычки местных обитателей он изучил лучше, чем мы.

И точно. Хотя Водяной выглядел грозно, за тысячелетия своей жизни дело он привык иметь в основном с деревенскими простаками. И нас таковыми, видимо, считал. Поэтому с плутоватой и почти что торжествующей улыбкой предоставил нам право загадывать первыми, чтобы сходу споткнуться на головоломке уровня детского сада: «Какая птица из яиц вылупляется, но яиц не несет».

— Птица-птица, — озадаченно булькал он, баламутя воду в озере хвостом.

Потом исторг нам под ноги целый фонтан вместе с головастиками и мальками, видимо, принесенными из водоемов нашего мира, и обиженно заявил:

— Это нечестно! Птицы — не мое хозяйство. Это вы Птичичу или Диву про пернатых тварей задавайте. А мне что-нибудь водяное или, в крайнем случае, болотное.

Но и вторая загадка тоже, в общем, совсем детская, оказалась ему не по силам. Когда я, словно на утреннике, посвященном окружающему миру, нараспев прочитала: