Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Дай Андрей - Воробей, том 1 (СИ) Воробей, том 1 (СИ)

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Воробей, том 1 (СИ) - Дай Андрей - Страница 15


15
Изменить размер шрифта:

- Да вы шутить изволите?! - ревел раненным медведем здоровенный купчина. - Меня под стражу?! Первостатейного именитого купца под стражу?! Нет, господа! Руки коротки Овсянникова под стражу брать! Осьмнадцать мильонов капиталу! Под стражу?! Нет, братцы. Не видать вам того!

А мне в руки досталась пухлая пачка с росписями когда, кому и сколько в военном ведомстве подносил Овсянников чтоб безболезненно обделывать свои делишки.

Фотокопии документов о царящем среди интендантов мздоимстве я при первой же встрече передал Милютину. С комментариями. Что-то в том смысле, что не стоит выносить мусор из избы на всеобщее обозрение - то есть на суд общественности. А я лично, искренне полагающий министра человеком самых честных правил, уверен, что с паршивыми овцами в своем стаде глава военного ведомства справится и сам.

Этакий тонкий намек на толстые обстоятельства. Мол, со мной куда выгоднее дружить, чем враждовать. Тем более что в околоармейские дрязги я влезал крайне редко, и всегда исключительно по делу. Ну согласитесь, уж кому как не мне знать, каким путем станет развиваться военная наука в будущем?! Так что у меня было не только административное, но и моральное право. А после пожара на Обводном канале - еще и рычаги воздействия на министра. Оригиналы-то овсянниковских бумаг остались в сейфе, а честное имя Милютина у меня в руках. Фотографирование документов прежде не практиковалось, так что тут мы с Варешкой были пионерами. Как показало время, к немалой пользе для дела.

Скажете: шантаж? Да. Шантаж. Вполне себе, по нынешним временам, обыденное дело. Житейское. Если уж на Великих князей не гнушались собирать и, главное - применять по назначению компрометирующие сведения, то нам, обычным чиновникам, как говориться - сам Бог велел. Князю Константину вон пришлось старшего, любимого сына сумасшедшим объявить, чтоб защитить свое политическое влияние. Специалисты СИБ почти сразу выяснили, что обвинения против молодого выпускника Академии Генерального Штаба - это отлично спланированная и реализованная акция наших заклятых друзей с Острова.

Год назад, в апреле семьдесят четвертого, мать будущего психического больного, Великого князя Николая Константиновича, княгиня Александра Иосифовна, обнаружила пропажу нескольких бриллиантов из оклада подаренной императором Николаем Первым икон. Пропажа, как по мановению волшебной палочки, всплыла в одном из городских ломбардов, приказчики которого немедленно опознали и человека принесшего им драгоценности. Злоумышленником оказался один из адъютантов Константина, Варнаховский, тут же заявивший, что камни передал ему для продажи ни кто иной, как сам Николай Константинович. И будто бы даже офицеру было ведомо, для каких именно целей молодому князю так срочно понадобились деньги. Мол, Николаю стало известно, что его любовница, американская танцовщица Фанни Лир, была беременна, и средства требовались для обеспечения будущего и самой иностранки, и ее будущего ребенка.

Сам Николай Константинович естественно все отрицал. Но ведь все рты в империи не зашьешь. По салонам поползли злые сплетни. Дошло до того, что старшего сына Великого князя стали избегать. Назревал скандал, способный существенно подорвать и без того не блестящее положение Константина в политическом серпентарии Санкт-Петербурга. И тут в Мраморном дворце появился неприметный господин, говорящий с заметным иностранным акцентом.

Главе Государственного Совета Державы было сделано предложение: обменять честное имя сына на некоторые политические шаги, которые быть может и не особенно сильно могли повредить Империи, зато были бы очень выгодны некоторым заморским финансовым воротилам.

Константин сделал ход конем. Сын был публично объявлен умалишенным, а за неприметного господина принялась СИБ. И тут, как в той сказке, сразу наступила полночь. Американская "Принцесса" оказалась мало того вовсе не беременной, так еще и не американской. Адъютанта уличили в банальном крысятничестве – воровстве мелкой наличности у соседей по гвардейским казармам, угрозой разоблачения чего "друзья" и добились участия Варнаховского в операции. А человек с иностранным акцентом обернулся третьим секретарем посла Великобритании.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Правда восторжествовала, но отыгрывать обратно, то есть убедить общество в чудесном исцелении молодого человека, уже было поздно. Николая уже на полпути к Ташкенту догнал фельдъегерь с предписанием Государя поступить в распоряжение Туркестанского генерал-губернатора Кауфмана в качестве товарища. Так что, в какой-то мере, сфабрикованный компромат таки сделал свое черное дело. Лишил Государя молодого, талантливого и весьма энергичного придворного.

Вот так-то вот. Такие вот игры были в порядке вещей. А уж мне, что называется, в них играть сам Бог велел. Потому как со смертью высочайшего моего покровителя, положение графа Воробья, Сибирского выскочки и в каждой бочке затычки выглядело более чем печально.

Не было бы у меня на руках толстого пакета подписанных Николаем Вторым документов, и, соответственно, Долга эти реформы претворить в жизнь, я, пожалуй, и трепыхаться бы не стал. Вернулся бы в Томск. Вплотную занялся бы управлением своими многочисленными предприятиями. Вплотную, а не так как получалось сейчас - урывками, вникая в проблемы лишь поверхностно и судя только по присланным от управляющих сообщениям.

Грешно сказать, но Наденька находила куда больше времени на это, не оставляя при этом еще и домашние заботы. Было время, когда в наш дом потянулись мужеподобные, неприятного вида дамочки, непонятно с кем борющиеся за свои права. Мне это модное ныне течение было решительно непонятно и неприятно. А вот они восприняли назначение Надежды Ивановны председателем правления нашей семейной корпорации, как некий знак. Как символ грядущей победы эмансипации.

- И что, мадам, - невинно поинтересовался я однажды у самой одиозной, самой громкоголосой из ошивающихся в нашей гостиной суфражисток. - По-вашему, женщины совершенно во всем равны мужчинам?

- Ну конечно, сударь! - хриплым, прокуренным голосом заявила та. - Разве в этом могут быть какие-либо сомнения?

- О! Отлично, - деланно обрадовался я. - Справьтесь у Наденьки… Мне кажется, на строительстве железной дороги в Новороссии нам остро недостает шпалоукладчиков.

- Что? И что это должно означать? - опешила та.

- У вас, мадам, появляется возможность доказать всему миру вашу правоту, - вскинул брови и улыбаясь, пояснил я свою мысль. - Женщина укладывающая рельсы… С этаким огромным молотком на плече… Что может быть лучшим доказательством…

К вящему моему удивлению ни одна из бойко выкрикивающих лозунги теток на стройку ехать не захотела. Такое равноправие полов им не нравилось. Они хотели получить только права. Обязанности их не прельщали. А у меня перед глазами стояли коренастые бабищи в оранжевых жилетах, раскидывающие лопатами асфальт перед катком. Апофеоз эмансипации, едрешкин корень.

Впрочем, очень скоро эта банда из нашего дома испарилась. Наденьке просто некогда было заниматься бессмысленным сотрясанием воздуха. У нее на руках было два сына, несколько десятков заводов, фабрик, шахт и приисков. Пароходы, причалы, склады, паровозные депо и многие сотни тысяч работников.

Так что их революционное настроение моя дражайшая половина не разделяла. И в силу воспитания в семье армейского интенданта и кригскомиссара, деньгами помочь делу эмансипации тоже отказалась. Дамочки понесли было по салонам столицы слухи об особенной скаредности четы Лерхе, но и эти сплетни не прижились. В Санкт-Петербурге большие деньги и политика всегда существовали рука об руку. А старом доме на Фонтанке, оставленном покойным Густавом Васильевичем нам с Надеждой в наследство, совмещалось и то и другое. Я был постоянным спутником и соратником Государя Императора, а мадам Лерхе в своих маленьких но твердых руках держала дело на двадцать с лишним миллионов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В общем, без дела я бы не остался и отставки не боялся. Так сказать, уютное место для отступления у меня было давно приготовлено. Имелись, конечно, сомнения, что теперь будет достаточно моих мелких, по сравнению с державными, коммерческих предприятий. И Долг еще… моральное обязательство перед хорошим другом и Государем.