Человек и сверхчеловек - Шоу Бернард Джордж - Страница 61

тысячу долларов и добавляет с лукавством.) Вы понимаете, что это

скромное месячное содержание было рассчитано на холостяка. Вайолет (холодно). Понимаю. (Берет чек.) Благодарю вас. Кстати, мистер

Мэлоун, эти два дома, о которых вы говорили, эти аббатства... Мэлоун. Ну? Вайолет. Не решайте вопроса о покупке, пока я не посмотрю. В таких старых

замках можно ждать самых непредвиденных сюрпризов. Мэлоун. Хорошо, хорошо. Не беспокойтесь, я ничего не предприму, не

посоветовавшись с вами. Вайолет (вежливо, но без тени признательности). Благодарю вас, так будет

лучше всего. (Спокойно направляется к вилле.)

Мэлоун раболепно провожает ее до верхних ступеней.

Тэннер (обращая внимание Рэмсдена на заискивающее выражение, с которым

Мэлоун прощается с Вайолет). И это жалкое существо - миллиардер!

Представитель господствующего духа эпохи! Плетется, как собачка на

веревочке, за первой девчонкой, которая дала себе труд выказать ему

презрение. Неужели и я когда-нибудь дойду до этого! (Спускается на

лужайку.) Рэмсден (следуя за ним). Чем скорее, тем лучше для вас. Мэлоун (возвращается, потирая руки). Вот это жена для Гектора! Я ее на

десять герцогинь не променяю. (Спускается на лужайку и останавливается

между Рэмсденом и Тэннером.) Рэмсден (учтиво, миллиардеру). Какая приятная неожиданность, мистер Мэлоун,

встретить вас в этих краях. Уж не собираетесь ли вы купить Альгамбру? Мэлоун. А хоть бы и так? Я бы ее сумел использовать лучше, чем испанское

правительство. Но я приехал не за тем. Сказать по правде, с месяц тому

назад я случайно услыхал разговор между двумя людьми; дело шло о пакете

акций. Они никак не могли сойтись в цене; люди были молодые и жадные и

не понимали, что если акции стоят того, что за них дают, значит они и

стоят того, что за них спрашивают; разница, видите ли, почти ничего не

составляла. Я для смеху вмешался и купил эти акции. Но до сих пор все

никак не выясню, что за предприятие такое. Правление фирмы здесь, в

Гренаде; называется оно Мендоса Лимитед. А что это такое Мендоса

копи, или пароходная линия, или банк, или патентованное средство? Тэннер. Это человек. Я его знаю; его деятельность основана на чисто

коммерческих принципах. Если вы не возражаете, мистер Мэлоун, мы можем

прокатить вас по городу на машине и кстати завернуть к нему. Мэлоун. Охотно, если вы так любезны. А позвольте узнать, с кем... Тэннер. Мистер Роубэк Рэмсден, старинный друг вашей невестки. Мэлоун. Очень приятно, мистер Рэмсден. Рэмсден. Равно как и мне. Мистер Тэннер также принадлежит к нашему кружку. Мэлоун. Весьма рад, мистер Тэннер. Тэннер. Я тоже.

Мэлоун и Рэмсден, дружески беседуя, выходят в боковую

калитку.

(Окликает Октавиуса, который прохаживается с Энн по саду.) Тави!

Октавиус подходит к ступеням.

(Говорит ему громким шепотом.) Вайолет вышла замуж за разбойничьего

банкира. (Убегает вдогонку за Рэмсденом и Мэлоуном.)

Энн, в бессознательном стремлении помучить Октавиуса,

приближается к ступеням.

Энн. Что же вы не пошли с ними, Тави? Октавиус (глаза его сразу подернулись слезами). Вы раните мое сердце, Энн,

требуя, чтобы я ушел. (Сходит вниз, на лужайку, чтобы спрятать от нее

свое лицо.)

Она с ласковой улыбкой следует за ним.

Энн. Бедный Риккк-Тикки-Тави! Бедное сердце! Октавиус. Оно принадлежит вам, Энн. Простите меня, но я должен высказаться.

Я люблю вас. Вы знаете, что я люблю вас. Энн. Все это напрасно, Тави. Вы ведь знаете, что мама твердо решила выдать

меня замуж за Джека. Октавиус (остолбенев). За Джека?! Энн. Трудно поверить, не правда ли? Октавиус (с нарастающей обидой). Так, значит, все это время Джек меня

дурачил? Значит, он меня потому отговаривал жениться на вас, что сам

хотел стать вашим мужем? Энн (испугавшись). Нет, нет! И не вздумайте затевать с ним разговор. Он еще

решит, что это я вам сказала. Джек, я уверена, сам не разбирается в

своих чувствах. Но из завещания моего отца ясно: он хотел, чтобы я

вышла за Джека. И мама ни о чем другом слышать не хочет. Октавиус. Но нельзя же вечно приносить себя в жертву желаниям родителей! Энн. Отец любил меня. Мама тоже меня любит. Для меня же лучше, если я буду

следовать их желаниям, а не своим эгоистическим прихотям. Октавиус. О Энн! Бы - и эгоизм! Но поверьте мне - хоть я и не могу быть

беспристрастным в этом деле,- есть еще другая сторона вопроса. Зачем

вам обманывать Джека и выходить за него, если вы его не любите? Зачем

вам губить мое счастье и свое собственное, если вы можете когда-нибудь

полюбить меня? Энн (глядит на него с оттенком жалости). Тави, милый мой, вы очень славный,

очень хороший мальчик. Октавиус (печально). И это все? Энн (лукаво, несмотря на жалость). Это очень много, уверяю вас. Ведь вы

готовы всю жизнь боготворить землю, по которой я ступаю, правда? Октавиус. Правда. Это звучит смешно, но я не преувеличиваю. Это так, и это

всегда так будет. Энн. "Всегда" - большой срок, Тави. Вот видите, я же должна показать себя

достойной такого обожествления! А если бы я вышла за вас замуж, вряд ли

мне бы это удалось. Зато если я выйду за Джека, вам никогда не придется

испытать разочарование, - во всяком случае, пока я не состарюсь. Октавиус. Я тоже состарюсь, Энн. Но даже в восемьдесят лет один седой волос

любимой мною женщины сильнее заставит меня трепетать, чем самые толстые

золотые косы самой прекрасной юной головки. Энн (почти растроганно). Вот это поэзия, Тави, истинная поэзия! Ваши слова

вызывают у меня странное чувство: будто я слышу отзвук каких-то прежних

существований. Разве это не лучшее доказательство бессмертия нашей

души? Октавиус. Но вы верите мне, что это правда? Энн. Для того, чтоб это стало правдой, Тави, вам надо не только любить меня,

но и потерять. Октавиус. О! (Быстро садится на стул у садового стола и закрывает лицо

руками.) Энн (убежденно). Тави! Ни за что на свете я не хотела бы разрушать ваши

иллюзии. Я не могу ни взять вас, ни отпустить. Но я знаю, что для вас

будет самое подходящее. Вы должны сохранить верность мне и остаться