Путь в никуда (СИ) - "ЛилуЛи" - Страница 4

Женя схватил Даньку за плечи, пытаясь успокоить. Но того трясло и несло.

— Я и крестик то никогда не носил. Слышишь, ты! Бог! Я отрекаюсь от тебя! Отказываюсь! Раскрещиваюсь. Ты же вездесущ, да? Значит, должен меня услышать. Ты мне не нужен! Пока, пока!

После этого Данил как-то весь сдулся и поник.

— Как думаешь, поможет? Глупый вопрос. Кто ж знает. Теперь остаётся лишь ждать смерти.

========== 3. Это еще не конец ==========

Прости меня, младший брат!

Я так пред тобой виноват…

Пытаться вернуть нельзя

Того, что взяла земля.

Дальше стало лучше. Все так считали. После памятного разговора на первую годовщину смерти Ильи, Данил, казалось, начал возвращаться к прежней жизни. Он продолжал разговаривать, регулярно ел и даже восстановился в университете. Родители нарадоваться не могли и вздохнули с облегчением. И лишь Женя видел, что его брат не в порядке. За всё время Данил ни разу не улыбнулся. Что бы он ни делал, казалось, что это просто механический набор действий. Например, рассказывая родителям, о проведённом дне, он казалось зачитывает какой-то шаблонный сценарий: «Я встал, умылся, поел, сходил на занятия, поел и так далее. Ни радости, ни злости, ни впечатлений. Сплошная констатация голых фактов.

Дальше — больше. Данил неожиданно стал маниакальным альтруистом. Он отнёс в детский дом свои старые игрушки, записался в организацию, которая занималась озеленением города и устроился волонтёром в питомник для бездомных животных. Он переводил через дорогу бабушек, помогал женщинам затаскивать коляски в подъезд, ловил спотыкающихся малышей. А ещё он, наконец-то, получил диплом. Таким образом прошёл второй год после смерти Ильи.

Затем, всё снова резко поменялось. Данька стал злым и раздражительным. Женя с недоумением смотрел, как он хамит родителям и орёт на кого-нибудь по телефону. Данил позабыл весь свой альтруизм, и теперь запросто сам мог кому-нибудь подставить подножку и усугубить ситуацию вместо помощи. Он ушёл из волонтёрских организаций и устроился помощником юриста. Из случайно услышанного разговора, Женя узнал, что Данька ещё и взятки берёт. По мелочи. Не дорос он ещё до чего-то масштабного. Но сам факт! Так прошёл третий год после смерти Ильи.

На следующий после третьей годовщины день, Женя увидел, как брат просматривает в интернете социальные объявления.

— Что, мой злобный брат, тебе надоело быть таким мерзким, и ты решил таки кому-нибудь помочь?

— Нет, просто наступил период быть хорошим, — спокойно ответил Данил.

— В каком это смысле «период быть хорошим»?

— В прямом: год хороший, год плохой. Равновесие. Я не придумал, как быть и недостаточно хорошим и недостаточно плохим. Поэтому решил пойти от противного и чередовать. Так что можешь радоваться: в ближайшее время я буду лапочкой.

Спокойствие в его голосе было непоколебимым.

— А ещё последние пару месяцев меня преследует вопрос: а, если я найму киллера и закажу самого себя, это будет считаться самоубийством? Но вот что-то мне подсказывает, что всё-таки да.

— Меня вот тоже мучает вопрос. Даже два. — Женька раздражённо дёрнул плечом. — Только не бесись. Это не момент для попытки переубедить. Вовсе нет. Это момент для конструктивного диалога.

— Окей, если конструктивного, то давай. Итак, что за вопросы?

— Во-первых, дорогой братишка, с чего ты решил, что Илья тебе вообще нужен? Тссс, ты обещал! Так что дослушай. Ты ни разу не видел его вживую, ты ничего не знаешь о нём. Да даже, наверное, я знаю больше. Ведь это я провёл с Ильёй сутки, я познакомился с его отцом, хоть и при печальных обстоятельствах. А, что ты? Просто повёлся на красивое личико?

— Всё сказал? Я знаю об Илье всё.

— Ой, да ладно. Ты можешь, конечно, продолжать придумывать его в своей голове, но это не значит, что он действительно был именно таким, — скептицизм так и сквозил в Жениных словах.

— Нет, дело не в фантазиях. Просто я не рассказал ещё один момент из посещения поезда «Лимб».

— Ещё что-то?!

— Да. Я хотел оставить это воспоминание только себе. Но раз уж ты так ставишь вопрос, расскажу. Когда Пётр ушёл, я долгое время стоял перед зеркалом. Не знаю сколько, время там чокнутое. Но в какой-то момент в моей голове как будто кино началось. Кино о жизни Ильи: с самого рождения и до нашего обмена. Поэтому я знаю о нём всё. Думаю, даже больше, чем он сам. Ведь вряд ли он помнит свои первые дни жизни.

Данил светло улыбнулся. Впервые за последние два года!

— Я знаю всё. — повторил он в очередной раз. — Илья был творческим человеком. Он играл на гитаре, пел. Увлекался скалолазанием. В одежде предпочитал спортивный стиль, но без налёта подворотни. Из еды любил всё жареное и острое. На стене в его комнате висит чёрная картина с силуэтом головы слона. А над столом книги — детективы в основном, за которыми спрятана флешка с любимой порнушкой. Учился в меде, хотел стать реабилитологом. И так далее, я могу говорить ещё долго.

— Ого, — поражённо протянул Женька. О скалолазании и меде Илья действительно ему рассказывал.

— Надеюсь убедил, что дело не просто в «красивом личике». Тогда давай перейдём ко второму вопросу. Ты сказал, что у тебя их два.

— Да, хорошо. Второй вопрос. А, что ты собираешься в этом лимбе делать?

— В смысле, что? Жить. Эмм… Жить — для мёртвого как-то нелогично звучит. Находиться, существовать. Не важно, как назвать. Главное, что мы будем там с Ильёй вместе.

— То, что вместе — это бесспорно важно. Но, Данил! Вечность — это очень долго! Ну, смотри. Сначала у вас радостная встреча: восторги, обнимашки, целовашки. Потом вы обсуждаете всю ту чехарду, что с вами произошла. Потом, полагаю, не менее радостный трах, — Женька, смеясь увернулся от подзатыльника, — потом снова обмен впечатлениями. После этого вы будете рассказывать друг другу о себе, своих друзьях и родных. А потом, что? Ладно, допустим, потом вы будете обмениваться впечатлениями о просмотренных фильмах, например. Я даже не знаю, что ещё. На всё это с большой натяжкой даю вам сто лет. Хотя на самом деле гораздо меньше, но допустим. Вот только даже сто лет по сравнению с вечностью — это капля в море. Что ты будешь делать, застряв в вечности?

— Живут же люди вдвоём вдали от цивилизации, например.

— Живут, — согласился Женя, — только, во-первых, не вечность, а, во-вторых, не в изолированной комнате два на два размером. Вдали от цивилизации, как ты выразился, один может пойти по грибы, а другой доить корову. Потом они вернутся и обменяются впечатлениями.

— Мы найдём, чем заняться, — Данил говорил уверенно и твёрдо. — Помнишь, я в школе фанфики писал? Вот! Вспомню детство. Я буду сочинять истории, Илья песни. Потом демонстрировать друг другу результаты. Потом поменяемся и будем смеяться, как коряво получилось.

— Окей, допустим, это ещё на сотню. Опять же с очень большой натяжкой. Думаю, на самом деле, на это и года за глаза хватит, — пробурчал Женька.

— Мы с тобой за несколько минут придумали занятий на двести лет. Уверен, что во время их проживания, я придумаю ещё больше.

Осталось только умереть.

Данил сказал это таким тоном, как будто озвучивал очередной пункт в своём распорядке дня. Он открыл ноутбук и вбил: будет ли считаться самоубийством, если заказать самого себя киллеру. Женя подошёл сзади и прислонился лбом к его затылку. Данька отстранился и развернулся в кресле к нему лицом.

— А ты повзрослел, братишка. Раньше всё о девчонках болтал без умолку, а теперь вот фразу “конструктивный диалог” выучил.

— Мне уже двадцать один.

— Да, совсем взрослый, — Данил опустил взгляд и тут же снова посмотрел Женьке прямо в глаза. — А помнишь, братишка, ты сказал, что на моей стороне?

— Конечно. Всегда.

Данил потянул его за собой, и они сели на кровати по турецки друг напротив друга. Совсем, как два года назад, когда Данька впервые заговорил после года тишины.

— Тогда отпусти меня. Пожалуйста. Это не я сейчас. Реальный я умер три года назад. От меня осталась лишь оболочка. Прости, братишка, я понимаю, что жестоко просить тебя об этом, но я всё же прошу.