Её (мой) ребенок (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra" - Страница 17

— Ну так… — неопределённо кручу пальцами.

За последние трое суток от силы часов восемь.

Маша заглядывает в комнату.

— Привет!

И разворачивается обратно.

— Лёва!! Как на тебя похожа!!! — восторженно.

— Да? — дергаются в смущенной улыбке мои губы. — Тсс… она не знает.

Маша заговорщицки кивает. Уходит в комнату.

И Медведю и Маше я доверяю, конечно. Но понимаю, что мне страшно, капец просто! А вдруг не углядят за моей катастрофой?

— Медведев, глаз, короче, не спускать ни на минуту. Дэнжер на ровном месте! Одиннадцать по десятибальной! В кружке может захлебнуться!

— Понял. А ты чего хромаешь?

— В спасательной операции пострадал, — стреляю глазами в Аленку. — Шуруп словил… Тороплюсь, Мих!

— Лети…

Пожимаем руки.

— Медведь, ну ты понял, да?

— Давай, батя, не волнуйся. У меня ж Маша! Опыт…

— Ну да…

— Древняя китайская мудрость гласит — Ни Сы.

— А?

— Что означает — будь безмятежен, словно цветок у подножия храма! Не ссы, говорю, справимся.

— Ладно! — усмехаюсь я. — На тебя вся надежда.

— Лёва, у тебя здесь банка с клейстером перевернулась на ковер, — кричит мне Маша.

Зажмуриваюсь.

— Машенька, да забей!

Глава 18

Пока еду, придумываю с десяток доводов и отмазок. Все глупые, ни одной рабочей.

На самом деле, зная Кошкину, сработает только в лоб — «люблю, не могу, сдаюсь, пожалуйста!» Но… не сработает! Слишком мы друг от друга сейчас далеко. Еще и Лившиц этот между нами. Да и не могу я в лоб. Не хватает мне мощностей на колени перед ней упасть. Потому что нагрешил я на рубль, а наказала она меня на сотню. За слова, за эмоции… На деле же я перед ней не косячил. А она передо мной — да! И меня бомбит! Но этот разбор полётов нам нужно отложить на потом. Когда Кошка сдастся.

Кстати, вот и он, Лившиц. Заходит передо мной в палату Кошкиной.

Останавливаюсь перед приоткрытой дверью.

— Добрый вечер, Яночка.

— Добрый вечер, Юра… — слышу ее голос с мучительной ноткой.

— Я всё-таки настаиваю на том, чтобы ты с дочерью поехала ко мне в гостиницу.

— А я не уверена, что вы поладите. Поэтому, мы всё-таки домой.

— Марьяна… Это всего лишь ребенок. Не усложняй.

— Что ты имеешь в виду?

— Ребенок принимает правила взрослых. Как настроишь, так и будет. Зачем ты оттягиваешь?

— Юр… Я благодарна тебе за помощь и поддержку. Но…

— Но?

— Ты торопишь меня. Одно дело — встречаться, совсем другое — брак!

— Ты же сама отказываешься жить вместе без брака.

— Да. Мне это неинтересно, — голос Кошкиной становится прохладнее. — Мой ребенок не будет жить…

— Я понял! — перебивает он. — Не вопрос. Я готов. Мы взрослые люди. Мы свободны. Чего мы ждём? — нервно. — С моим графиком работы я просто физически не могу как мальчишка бегать на свидания. Понимаешь?

— Понимаю. Но…

— Извини, важный звонок.

Он говорит по телефону, я перевариваю их разговор.

Ну, погорячился ты, мужик. Тебе еще до звания мужа Кошкиной — широкая монгольская степь!

— Когда этот твой… — пренебрежительно. — Бывший муж привезет дочь?

— Скоро.

— Набери меня сразу. Мне нужно отойти по работе пообщаться.

Разговаривая по телефону выходит из палаты, не замечая меня.

Захожу.

— Привет… — отыскивая в себе все моральные силы, чтобы не скатываться в обиды и с лёгкой горечью добавляю, — царица моя.

Улыбка тоже выходит болезненной.

Прихрамывая подхожу ближе. Отодвигаю кресло-каталку, стоящую рядом с кроватью. На ней шубка, рядом ботинки на шпильке. Ну да… Тебе сейчас только шпильку и носить.

Марьяна с тревогой осматривает меня.

— Что с ногой?

Отмахиваюсь.

— Решил составить тебе компанию. Будем хромать вместе.

— Где Алёнка?

Вздохнув развожу руками.

— Дома. У нас авария небольшая. Она замочила все вещи…

— Айдаров! — сердито сводит брови.

— Она под присмотром. Что мне было делать? Не мокрой же вести?

Присаживаюсь на стул, рядом с ней.

— Нужно взять дома сухие вещи и… Господи… — закрывает лицо руками. — Чертов город… ненавижу.

— Ян… — прошивает меня насквозь накатившими чувствами. Больно…

— Ненавидишь? — всматриваюсь в ее голубые светлые глаза. Ну, пожалуйста, Кошкина… почувствуй вместе со мной!

— А мне наш сплав снился…

Её лицо болезненно вздрагивает. Категорически взмахивает ладонями.

— Нет! Не надо мне… — голос срывается на рассерженный шёпот, — это всё!

Опускаю взгляд, горько и растерянно улыбаясь.

Делаю еще одну попытку, прикасаясь к её пальцам. Одергивает руку. Вижу, как часто ходит ее грудная клетка. Нервничает моя Кошка…

— Адрес скажи, где Алёнку забрать. Я приеду, вещи привезу и…

— Бредишь, что ли? Ну куда ты поедешь?

— Просто… отдай мне её! — устало.

— И что? Моя дочь так и не узнает, что она моя?

— Я не готова это обсуждать сейчас.

— Как твоя лапка, Кошка? — стараюсь улыбаться ей через силу.

— Болит… — отводит глаза.

В коридоре какой-то шухер. Негромкие крики врачей, скрип каталки…

— А голова?

— Плохо, Лев! — с раздражением. — Все болит.

Со стоном падает на подушку и закрывает глаза.

Дверь в палату открывается. Толкнув ее задом, зевая заходит медсестра с подносом.

— Крошкина?

— Кошкина… — синхронно поправляет мы, закатывая глаза.

— Отойдите, — недовольно зыркает на меня.

Уступаю ей место.

Медсестра протирает локтевой сгиб Кошки. Мучительно мыча Марьяна сжимает второй рукой виски.

— Наконец-то… не дождешься Вас!

Подняв шприц, медсестра выпускает струйку жидкости из шприца и тыкает в вену.

Марьяна шипит и, морщась, смотрит на то, как медленно вводят препарат.

— Вера Пална! — кричат в коридоре. — Ты где?! Судороги!

— Да здесь я уже! — кричит наша медсестра.

— Где — здесь? — заглядывает врач. — Ты с ума сошла? Ты кому колешь?! Девятая палата! Крошкина! Это же Кошкина!

— Ээ! — поднимаю я взгляд. — Вы что воткнули ей?

Они переругиваются с медсестрой. Последняя смывается. Врач подходит к Марьяне. Оттягивает её веко. Слушает фонендоскопом грудную клетку.

— Что мне поставили?

— Все будет хорошо… отдохнёте… Тем более — Вы обезболивающее просили. Это лёгкий транквилизатор. Поспите и будете в порядке.

— Аа…

— Как себя чувствуете?

— Хорошо… — медленно расплываются в улыбке губы Кошкиной.

Врач разворачивается ко мне.

— Проследите, чтобы на ноги не вставала. Она сейчас боли не почувствует. И может повредить еще сильнее свои связки. В остальном — никакой опасности.

— Ладно, — хмурюсь я недовольно. Но что теперь? Хотя бы отдохнёт от боли.

— Как ты? — наклоняюсь над ней, заглядывая в поплывшие глаза, кладу ладонь на лоб.

Медленно поднимая руку, ведет по моей щеке пальцами. От неожиданности краешек моих губ дергается в растерянной улыбке.

Обводит пальцем ямочку на моей щеке.

— Какой ты хорошенький… — мямлит она, едва шевелятся губами. — Айдаров…

— Оу… да ты в дрова, детка, да? — шепчу я.

Улыбаясь, закрывает глаза.

Покачав головой, прижимаюсь губами к ее брови.

— Кошка моя… поехали домой?

— Мхм…

Глава 19. Сыворотка правды

— Иди ко мне… — обнимая, помогаю присесть.

Кладет голову мне на плечо. Растерявшись, прижимаю к себе и зависаю. Мои губы касаются ее точеного ушка. Заправляю за него шелковые волосы. Глаза закрываются от манящего запаха. Духи другие, но ее запах я узнаю под любым оформлением. Он у меня на подкорке. Вспоминаю, как уничтожал все, что носило ее запах, после того, как она бросила меня. Дурак! Думал, забуду. Как же…

— Лёва… — сонно. — Давай поспим…

Это звучит так по-домашнему. Как будто я разбудил ее с утра в воскресенье. А всю ночь до утра мы отчаянно любили друг друга, позабыв обо всем на свете.