Хроноагенты за работой - Добряков Владимир Александрович - Страница 16

Я сел к столу, взял несколько чистых листов бумаги и размашистым почерком выписал ордера на аресты и приказы о проведении следствия по обвинению в ереси.

— У вас хватит места в вашем замке? Я имею в виду, хватит ли камер, чтобы вместить всех, кого вам надлежит арестовать по этим ордерам? Впрочем, я не собираюсь поспешно покидать вас и постараюсь помочь вам в ближайшие дни освободить часть камер для вновь арестованных. Аресты произведите немедленно! — я протянул Кастро бумаги, — Отдайте необходимые распоряжения и возвращайтесь. А чтобы я не скучал, ожидая вас, дайте мне список еретиков, что содержатся у вас. Да не тот, где они переписаны скопом, а отдельный: наиболее опасных. И обязательно укажите: в чем заключается их ересь.

Кастро покопался и достал из стола какой-то список. Задумавшись на минуту, он быстро дополнил его записями и передал мне. Понятливый, Время его язви! После этого он ещё раз поклонился и вышел с ордерами. Пока он отсутствовал, я бегло просмотрел список. Все тринадцать имён, кроме Франческо дель Роко, мне ни о чем не говорили. Я читал, в основном, список преступлений. Чего там только не было, пся крев! От утверждения множественности обитаемых Миров (в этом, кстати, обвинялся дель Роко) до отрицания тройственности Бога и наличия Бога, вообще. Некоторый интерес вызывала единственная обвинённая в ереси женщина — Маргарита Кастро (уж не родственница ли нашего епископа?). Она объявила, что беременна от Святого Духа; и что ребёнок, которого она произведёт на свет, будет вторым воплощением Христа-Спасителя.

Епископ вернулся быстрее, чем я ожидал. Я даже не успел толком выбрать: с кем из еретиков помимо дель Роко я буду беседовать. Не со всеми же тринадцатью! Этак я точно доживу здесь до второго пришествия в лице младенца Маргариты Кастро. Я зевнул, пометил крестиками четырёх из списка и протянул лист епископу. Тот взглянул и удивлённо приподнял брови:

— Вы желаете, ваше высокопреосвященство, допросить этих четверых. А почему именно их?

— Вообще-то, я не обязан давать вам отчет в своих действиях. Но в данном случае никакого секрета нет. Они все выбраны наугад, за исключением Маргариты Кастро. Это — единственная среди них женщина, а я всегда был неравнодушен к этому полу. Кстати, а она, случайно, не ваша ли родственница?

— Отнюдь, — сухо ответил епископ, — Эта фамилия в Испании весьма распространена. А двести пятьдесят лет назад, после войны, здесь осело много испанцев. Вероятно, и мои предки происходят от них.

— Вероятно, — согласился я, — А не является ли эта девица не еретичкой, а попросту бесноватой? Вы над этим не задумывались?

— Вполне возможно. Но нам важно знать: кто внушил ей подобные мысли?

— Резонно. Но я вижу, что особого успеха вы здесь не добились. Надеюсь, вы не догадались подвергать пыткам беременную женщину?

— Боже упаси! К ней применяли только мягкие воздействия: жажда, лишение сна…

«Ничего себе, мягкие воздействия! — подумал я, глядя на благочестивую физиономию инквизитора, — Тебя бы, лайдака, так „мягко“ обработать!»

— Теперь, Антонио д'Алонсо. Я не понял, в чем заключается его вина. Написано, что он неверно толкует слова Творца: «Плодитесь, размножайтесь!» Поясните.

— Он, ваше высокопреосвященство, утверждает, что переписчики Библии на заре нашей веры намеренно или по ошибке пропустили эти слова, которые, якобы, сказал Господь, сотворив Адама и Еву. Он учит, что церковь не должна вмешиваться в дела семьи, что семьи должны создаваться лишь по обоюдному согласию людей…

— То есть, любовь должна быть свободной. А он сам состоит в церковном браке или нет?

— Нет. Он сожительствует с одной из дам, которая наслушалась его проповедей.

— Но я не вижу здесь преступления. Многие из верующих имеют любовниц и открыто живут с ними. Ведь их не обвиняют в ереси.

— Да, но среди последователей этого д'Алонсо большую популярность стали принимать многоженство, многомужие и даже групповые браки.

— Это — интересно! Поясните, пожалуйста, что это такое?

— Несколько мужчин и несколько женщин, от двух пар до десятка объявляют себя одной семьёй. Причем, количество мужчин не всегда равно количеству женщин.

— Хм! Это ещё интересней, чем я подумал. Вот бы взглянуть на их брачную ночь!

— Не думаю, ваше высокопреосвященство, чтобы это доставило вам удовольствие, — со скорбным выражением проскрипел Кастро, — Среди его учеников процветает содомский грех. Причем, особую популярность он получил среди молодёжи от восьми до четырнадцати лет. Кстати, среди последователей д'Алонсо молодёжь составляет подавляющее большинство.

Так… Я-то думал, что этот Антонио идейный борец за раскрепощенную любовь, что он выступает против церковных догм в браке… А он, оказывается, просто развратник, пся крев! Да ещё и какой!

— С этим всё ясно. Перейдём к следующему. Франческо дель Роко.

— Хула на Творца, чернокнижие, дьявольские опыты и ниспровержение основ религии. Он — лжеученый.

— Подробнее, пожалуйста. В чем состоит его хула на Творца?

— Этот дель Роко утверждает, что род человеческий, созданный нашим Творцом, не един во Вселенной. На каждой планете, говорит он, живёт своё человечество, сотворённое Господом, и он, Бог-Творец, делит свою благодать между всеми этими народами.

— Это, несомненно, страшная ересь. И последний. Леонардо де Сото. Кто такой?

— Моряк, капитан корабля. Был отправлен с экспедицией в Новый Свет. Вернулся три месяца спустя без корабля и без команды. Рассказывает, что будто бы на них напали дикари и хотели всех убить, но явился святой Николай и не допустил гибели моряков. Он приказал дикарям отпустить капитана…

— И дикари послушались христианского святого? Странно.

— Более чем странно. Вдобавок ко всему, святой Николай, якобы, потребовал, чтобы де Сото привёз семь тысяч золотых дукатов, и тогда дикари отпустят моряков.

— Хм! И зачем золото дикарям, а тем более святому Николаю?

— Вот это мы и пытаемся выяснить. Его ложь очевидна, но он упорствует; хотя уже третью неделю его допрашивают, применяя все методы убеждения.

— Что ж, я попробую поговорить и с ним.

— Когда вы желаете их допросить?

— Да прямо сейчас. Если, конечно, они не заняты с вашими следователями.

Кастро раскрыл большой журнал в переплёте из желтой кожи, просмотрел две последние страницы и сказал:

— Нет. Сейчас они свободны и находятся в своих камерах.

— Прекрасно! Не будем откладывать дело в долгий ящик. Бьюсь об заклад, ваше преподобие, что к концу дня трое из них дадут согласие на отречение. Принимаете?

— К сожалению, ваше высокопреосвященство, — проскрипел Кастро, — устав нашего ордена запрещает нам биться об заклад. Но мне было бы весьма интересно увидеть результаты вашей работы с такими упорными еретиками. Куда их вам доставить? Вы намерены допросить их здесь?

— Нет. Зачем же я буду занимать ваш кабинет и отрывать вас от дела. Распорядитесь доставить их в обычную камеру для допросов.

— Хорошо. Вам понадобятся помощники?

— Ни к чему. Достаточно будет одного писаря для ведения протокола. Пришлите его в ту камеру, куда вы меня сейчас отведёте.

— Тогда, прошу, — епископ широким жестом показал на дверь.

— Кстати, ваше преподобие, а что это за звуки мешали нам во всё время нашей беседы?

Многоголосый гомон, который я услышал, подъезжая к замку, пробивался даже через плотно закрытое окно кабинета епископа. Кастро прислушался и первый раз улыбнулся. Лучше бы он держал свою улыбку при себе!

— Это идёт допрос колдунов и ведьм, — ответил он.

— Всех скопом? — удивился я.

— Нет. Только восемнадцати. Больше там не помещается.

— Где это, там?

— Во дворе, где мы оборудовали место для их допроса. Это экономит время и позволяет одному следователю работать сразу с шестью подследственными.

— Интересно придумано! Покажете?

— С удовольствием!

Кастро ещё раз улыбнулся своей «замечательной» улыбкой, от которой у меня противно зашевелился желчный пузырь. Мы с ним прошли по мрачным коридорам, спустились по узкой и крутой лестнице и вышли в треугольный двор. Зрелище, которое нам предстало, было достойно пера великого Данте.