Хроноагенты за работой - Добряков Владимир Александрович - Страница 15

— Но, ваше высокопреосвященство! Этот вид наказания применяется только к еретикам, отказавшимся от своей ереси и осудившим её! — Кастро горячо начал, но тут же затух и осёкся.

— Вот, вот! Об этом я и хотел поговорить! — подхватил я, — Отречение от своей ереси, публичное покаяние по силе своего воздействия на верующих не уступает костру, на котором горит проклятый еретик.

— Вы совершенно правы, — вздохнув, согласился епископ.

Он потускнел и отрешенным взором созерцал угли в очаге. Похоже, он уже догадался, о чем пойдёт речь. Что ж, тем лучше. Я продолжил:

— И вот, в связи с этим, ваше преподобие, я хочу выразить своё удивление по поводу того, что за всё время, пока вы возглавляете инквизицию этого округа, срок немалый; ни один еретик не раскаялся и не отрёкся от своих заблуждений. Его святейшество, его высокопреосвященство — генерального инквизитора и вашего покорного слугу интересует вопрос: почему так?

Я замолчал, ожидая ответа. А Кастро, оторвавшись от созерцания очага, сделал маленький глоток из своего кубка, вперил свой взгляд куда-то мне за спину и скучающим голосом начал:

— Вам должно быть известно, ваше высокопреосвященство, насколько упорны эти еретики в своих пагубных заблуждениях. Как они хитры и увёртливы. Как умело они скрывают свою ересь за строками священного писания и Евангелия. Нам, порой, стоит немалых трудов заставить их признаться в ереси и указать своих последователей и помощников. А зачастую немалую трудность представляет заставить еретика даже просто признать свои взгляды еретическими.

— Да, — согласился я, — Это вдвойне трудно, особенно если в этих взглядах ничего еретического нет.

— Что вы сказали? — переспросил Кастро.

Ему явно показалось, что он ослышался. Я не стал для него повторять, а заметил:

— Я только хотел сказать, что очень трудно поймать черную кошку в тёмной комнате. Особенно, если там нет этой кошки.

Кастро с минуту переваривал услышанное. Когда до него дошел смысл, он настороженно посмотрел на меня. Теперь он окончательно уразумел, что именно я приехал инспектировать, и уже не ждал от моего визита ничего хорошего. Но что-то ему надо было ответить, пауза неприлично затянулась.

— Какая глубокая мысль, ваше высокопреосвященство! Позвольте мне записать её? — пробормотал он, изображая изумление.

«Изумляйся и записывай. Где тебе, псяка, до Конфуция, ты даже изречения основателей христианской церкви не знаешь», — подумал я, а вслух сказал:

— Запишите, запишите. Но вернёмся к нашим баранам, то бишь к еретикам. Ваша епархия и ваша тюрьма славятся тем, что ни один еретик, попавший к вам на подозрение, за всё время пока вы возглавляете этот округ, не избежал кары. Значит, вы умеете заставить их признаться. А это, как вы сами только что признали, далеко не просто. Тогда встаёт вопрос: почему, признавшись в ереси, еретики не желают от неё отрекаться? Согласитесь, это довольно странно. У меня складывается впечатление, что вы просто не ставите перед собой и своими следователями такой задачи. Вы хотите что-то спросить?

Кастро смотрел на меня угрюмым, тяжелым взглядом. Пальцы его перебирали четки из черного дерева. Весь его вид говорил: «А за каким псом это нужно?» Но ведь так не ответишь папскому легату. И Кастро, в конце концов, сформулировал свою мысль по-другому:

— Ваше высокопреосвященство, еретики — закоренелые враги нашей веры. Мало того, они, как правило, весьма умные враги. Так какой резон оставлять живым опасного врага?

— Вы изволили забыть один из основополагающих принципов нашей религии. Больше радости на небесах от одного раскаявшегося и очистившегося от скверны грешника, нежели от десятка праведников. К тому же, посудите сами, какой урок извлекают из этого верующие, особенно заблудшие. Отрекись, и царство небесное тебе обеспечено.

— Но оно и так обеспечено еретику, кончившему свою жизнь на костре. Это — тоже канон нашей религии. Смерть на костре мученическая, а все мученики наследуют царствие небесное. Огонь смывает все грехи, в огне очищается душа от скверны ереси.

— Вы верно сказали: огонь костра рождает мучеников. Мучеников, которых их последователи сразу делают своими знамёнами. Вспомните Элиота Бристольского. Сорока лет не прошло, как сожгли его в Йорке, и что же? Сегодня вся Англия и Ирландия потеряны для нашей церкви навсегда. Более того, последователей Элиота становится всё больше и больше во Франции, Фландрии, Германии и Италии. А в Швейцарии элиотская церковь уже официально признана правительством.

Я сделал паузу, чтобы Кастро переварил то, что он услышал. Когда он, волнуясь, сделал ещё один маленький глоточек вина, я назидательно произнёс:

— Не всё стриги, что растёт; и не всё сжигай, что может гореть. Огонь костра, на котором сгорел Элиот, вот-вот может разгореться в пожар общеевропейской религиозной войны. Не лучше ли было вместо того, чтобы преследовать Элиота, договориться с ним и использовать его в наших интересах?

Кастро перестал перебирать свои четки. Он был бледен и смотрел на меня исподлобья, прищурившись. Его обычно полные губы были так плотно сжаты, что походили на след от разреза бритвой. Ишь, лайдак, думает, что поймал меня!

— Что это вы так смотрите на меня, ваше преподобие? Если вы обдумываете, в какую форму облечь донос на кардинала Марчелло, то советую вам не ломать себе голову. Ваш донос не принесёт мне вреда, а вам — пользы. Более того, он доставит Генеральному Инквизитору немало весёлых минут, а вы очень скоро распрощаетесь с должностью верховного инквизитора округа. Вы спросите, почему? А кому нужен глава инквизиции округа, который не читает материалов, ежемесячно поступающих к нему из Ватикана? Ради чего учреждена там типография? Евангелие печатать? Как не так! Вам каждый месяц специальный курьер из Рима доставляет инструкции Генерального Инквизитора и тексты выступлений и проповедей Его Святейшества. Что вы с ними делаете? Только не говорите, что внимательно читаете. Я вам процитировал то, что сказал на конклаве кардинал Умберто, ставший после избрания Константином XI. Вы получили этот текст ещё десять месяцев назад и, естественно, не прочитали. Вам, по-видимому, было некогда. Всё ваше время вы без остатка отдавали трудам на благо нашей церкви. А именно: преследованию обвиняемых в колдовстве. Здесь вы преуспели, в отличие от работы с еретиками. Мне кажется, вы забыли, с какой целью была учреждена Святая Инквизиция. Главная и непреходящая её задача — борьба за чистоту нашей веры, искоренение злостных и опасных ересей, пагубно влияющих на паству. А колдуны и ведьмы, это — на втором плане. У вас же — всё наоборот. Вы готовы возразить, что в вашем округе опасных ересей не наблюдается? Что все еретики, которые сейчас находятся у вас под следствием, не местные и арестованы по данным объявленного на них розыска? Позвольте не согласиться. Более того, позвольте спросить: а ведомо ли вам, что в самой Генуе действует довольно обширная секта евангелистов-иудаистов? А известно ли вам, что знаменитая секта «Ученики Люцифера» свила гнездо не где-нибудь, а в Сагоне, у вас под носом? А разве шарлатан-астролог Мальгони, занимающийся лжепророчествами и извращающий ложными толкованиями Святое Евангелие уже покинул Геную? Вам нужны ещё примеры того, что творится у вас под самым носом, или вы и сами вспомните?

Я замолчал. Того, о чем я упомянул, было вполне достаточно. Именно эти две секты и этот астролог упоминались в доносах. И было неопровержимо доказано, что епископ Кастро получал от всех их крупные суммы, дабы не препятствовать их деятельности.

Кастро тоже молчал. Он прекрасно знал, что сейчас последует, и лихорадочно соображал, как организовать аресты, чтобы при этом навсегда замолчали люди, которые знают непозволительно много. Но мне на это было, мягко говоря, наплевать. Замолчат, так замолчат, Время с ними. Для того чтобы убрать Кастро, я знал за ним два-три таких дела, пся крев, что здесь его не спасло бы ничье заступничество. Никто и не рискнул бы заступаться.