Поймай меня, если сможешь! (СИ) - Милоградская Галина - Страница 62

Почему она промолчала? Почему не сказала, что чувствует, что именно сейчас поняла, что любит? Испугалась. Страх был в новинку, особенно — страх от самой себя. За короткий срок, что они были вместе, Рико научил Даниэллу одному, слишком тяжело давшемуся уроку: любовь делает уязвимым. И любимый человек может в любой момент причинить тебе боль. Даниэлла никогда и никому не давала власть над собой, над своим рассудком, мыслями, настроением. Рико не спрашивал — просто пришёл и забрал, а теперь что, хочет, чтобы она снова научилась ему доверять? Звонко фыркнув, Даниэлла разулась, сняла штаны и медленно пошла к воде.

Море казалось угольно-чёрным, только от серебристой дорожки в стороны расходились светлые блики. Рико сейчас был где-то там, наверное, злой, разочарованный. Одинокий. И эти мысли тоже пугали: когда она стала придавать столько значения чужим эмоциям, чужому настроению? Какое ей по сути дело до того, что Рико подумает о ней? Волна плеснула, намочив до колен, наверное, от этого Даниэлла вздрогнула. Не от осознания простого, пугающего «мне это действительно очень важно». Что он подумает, что скажет сейчас, что будет говорить потом. Зайдя глубже, Даниэлла нырнула, почти сразу вынырнула и поплыла, с каждым гребком понимая, почему Рико решил поплавать именно сейчас — это позволило на время отвлечься, постепенно привести мысли в порядок.

Им надо поговорить. Нормально поговорить, сказать о сомнениях, высказать, наконец, претензии. Попытаться разобраться в том, что между ними происходит, и что может произойти в будущем. Решить, стоит ли впускать друг друга в свою жизнь, решить, как научиться верить. Если после разговора ничего не получится, разойтись, понимая, что сделали всё возможное. Подплывая к берегу Даниэлла думала, что стоит начать первой, дать понять, что готова к диалогу. Что готова выслушать и поделиться. Но, чем ближе подплывала, тем больше понимала, что не видит машину. Берег впереди был пуст, а может, его и вовсе не было? Паника подступила удушливой волной, заставила озираться, пытаясь понять, куда плыть. Темнота впереди, плеск волн о грудь, яркие звёзды над головой и оглушительный стук собственного сердца — Даниэлле показалось, что она осталась одна на всей планете. Жутко. Несколько глубоких вдохов и выдохов, Даниэлла открыла глаза и заставила себя мыслить здраво. Берег по-прежнему темнел впереди, а далеко слева виднелось светлое пятно. Облегчённо вздохнув, Даниэлла поплыла к нему — просто увлеклась и не заметила, как снесло в сторону от машины. Рико, наверное, уже обсыхает.

Выбравшись на берег, она тяжело вздохнула — Рико ещё не вернулся. Но за разочарованием почти сразу же пришёл страх: слишком долго его нет. Вдруг что-то случилось? Свело ногу судорогой, или что-нибудь с сердцем?.. Даниэлла бросилась к машине, не обращая внимания на камушки, остро впивающиеся в ноги. Распахнула дверь, достала телефон и включила фонарик. Может, Рико тоже сейчас плавает вдоль береговой линии, пытаясь определиться? Ветер вдруг показался ледяным, заставил каждый волосок на теле встать дыбом. Даниэлла опустила луч света под ноги — надо срочно одеться, даже зубы уже начали отбивать дробь. Повела фонарём по сторонам, с лёгкостью отыскивая майку, куртку, штаны и трусики. Только бюстгальтер пришлось поискать — Рико закинул его далеко. И только застегнув молнию на куртке и натянув на мокрые волосы капюшон Даниэлла нахмурилась — что-то не так. Осветила пляж, зачем-то обошла машину по кругу, снова вернулась к открытой двери. Достала из салона пачку, села прямо на землю, вытягивая ноги, прислонилась к переднему колесу и закурила. Одежды Рико не было. Он ушёл.

26. Дважды в одну реку

— Надеюсь, этого будет достаточно.

Серебристая флешка опустилась прямо на раскрытое дело. Диего невольно дёрнулся, поднял глаза — не услышал, как Даниэлла вошла. Она возвышалась над столом, скрестив руки на груди, и внимательно на него смотрела. Солнце пробивалось сквозь горизонтальные жалюзи, и её белоснежный пиджак расчерчивали тёмные полосы. Захотелось пошутить о тюремной робе, но слова застряли в горле, стоило столкнуться взглядами. Кашлянув, Диего двумя пальцами приподнял флешку и посмотрел на Даниэллу.

— Всё так, как мы думали?

— Как ты думал. Да. — Даниэлла положила на стол исписанный лист. — Я не успела использовать весь отпуск, так что…

— Хочешь взять его сейчас? — Диего заметно оживился — от прицела её глаз, по цвету сейчас напоминавших ртуть, волосы на затылке вставали дыбом, он всерьёз подумал, что она злится. А раз заговорила об отпуске…

— Я ухожу.

— Даже так?

Подтянув листок к себе, Диего склонился над ним, вчитываясь в заявление, потом поднял голову и вздохнул. Понял, что уговаривать бесполезно, но промолчать не смог.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Вещи уже собрала.

— А если я откажусь? — он прищурился, прикидывая, чем она может ему ответить. Шантажировать, что заставил пойти на должностное преступление? Едва ли, доказательств нет, распоряжение были устными. А что, если она его записывала?.. Или расскажет всем об их связи, обвинит в домогательствах? Но, опять же, доказательств нет.

С лёгкостью прочитав его мысли, скользнувшие по лицу, Даниэлла усмехнулась. Подтверждать или опровергать его сомнения она не собиралась.

— И ещё. Ты обещал удалить дела «Святош». Когда это будет сделано?

Не сводя с неё глаз, Диего потянулся к телефону, отдал распоряжение и, положив трубку, сцепил руки в замок. Оба молчали: она — пытаясь найти в себе сожаление от того, что бросает любимую работу, он — понимая, что, возможно, видит её в последний раз.

— Куда поедешь? — спросил наконец, небрежно откидываясь на спинку высокого кожаного кресла.

— Для начала — отдыхать, — она не видела причин скрывать. — А потом… Видно будет.

Диего задумчиво кивнул, покосился на флешку — вот он, путь наверх, ради которого придётся её потерять. Хотя… Он давно её потерял, вернее, не владел никогда. Не давая себе передумать, Диего взял ручку, поставил размашистую подпись и кивнул.

— Желаю удачи.

— Тебе тоже, — тихо ответила Даниэлла.

Наверное, ей надо было что-то чувствовать. Хоть что-то: злость, обиду, а может, грусть. Но внутри не осталось ничего. Даниэлла шла к выходу, не обращая внимание на уже бывших коллег, равнодушно скользя взглядом по стенам, редким картинам, к лестнице. Вниз, почти не касаясь дубовых перил, быстрее наружу, на волю, из здания, враз ставшего чужим. В глаза ударило солнце, тёмные очки тут же упали на нос. Шаг, другой на встречу пустоте — сейчас она сама стала ею — пустотой, лёгкой, как листок, оторвавшийся от дерева.

Ночью на берегу Даниэлле казалось, что она взорвалась. Лопнула, как воздушный шарик, только ошмётки в разные стороны. Именно тогда, в оглушительной тишине собственного одиночества стало ясно — хватит. То, что раньше мелькало обрывистыми мыслями, стало чётким, осознанным решением. Стоит сообщить о нём родителям — не сейчас, позже, когда будет уже далеко от Рима — вынести сейчас допрос с пристрастием Даниэлла бы просто не смогла. Сдать квартиру — долго ждать не придётся, позвонит риелтору, как только доберётся до дома. А потом… Куда потом и что вообще будет потом представлялось слабо. Хотелось просто бежать прочь от знакомых мест и знакомых лиц, отдышаться и попытаться заполнить пустоту внутри хоть чем-то. Новыми эмоциями, новыми лицами, новыми впечатлениями. Залечить то, что сломалось, а после думать, как жить дальше.

Делать вид, что всё в порядке, улыбаться, держать спину прямо — выдержки хватило ненадолго. Стоило закрыть за собой дверь квартиры, и хрупкий стержень, едва собранный к утру, склеенный липкой лентой, чтобы спокойно поговорить с Диего, с треском переломился. Даниэлла прислонилась к стене, прикрыла глаза и медленно сползла на пол. Подтянула к груди колени, спрятала в них лицо и тихо, беспомощно всхлипнула. Ей было стыдно. За то, что не может взять себя в руки и успокоиться. За то, что глупые слёзы душат, поднимаясь к горлу, и она ничего, совсем ничего не может с этим сделать. Всю жизнь смотрела на любовные драмы сверху вниз, точно зная — её это не коснётся. А когда коснулось, сразу ударило наотмашь, вышибая дух.