Сын ведьмы. Дилогия (СИ) - Седых Александр Иванович - Страница 31

Печкин отошёл от операционного стола. Глаза у фельдшера выпучились, дыхание спёрло от волнения. Семён заботливо зачерпнул водичку из бака, поднёс кружку Печкину.

— Во, даёт казачок, — жадно отхлебнув воды, выдохнул фельдшер. — Такого шаманства я ещё не видывал.

— Да ты губами не плямкай, толком говори! — раздражённо прикрикнул на взволнованного фельдшера поп.

— У солдата ранение плеча. Пуля, видать, рикошетом прошла. Но рана глубокая.

— Да ты мне про шамана рассказывай! — взял Печкина за грудки отец Онуфрий.

— Так казак рану не обрабатывал, — Печкин смутился и поправился — традиционным способом. Он временную повязку снял и рукой прямо поверх раны провёл. Так кровь остановилась, будто артерию пережали, а кожа вокруг раны чистая стала, ажно розовая, как у младенца. А грязь и запёкшуюся кровь шаман с руки стряхнул, словно сухую пыль. Потом зажигалку поднёс и на пламя ладонью махнул. Огонь сперва, будто волна, слегка всю кожу омыл, а затем казак открытым пламенем прямо по ране прошёлся, до черноты кровь закоптил.

— И солдатик от боли не визжал?! — сурово нахмурил брови отец Онуфрий, поражённый жестоким зверством эскулапа.

— Так казак его усыпил, — пожал плечами фельдшер и пояснил — Без наркоза. Одним взглядом.

— И слова никакого бесовского не сказал? — допытывался поп.

— Только по — змеиному прошипел: «Спи — и — и…»

— Ты, Печкин, и по — змеиному разумеешь? — ехидно усмехнувшись, встрял в допрос Берёзкин.

— Так он по — русски сказал, — стушевался фельдшер. — Только уж больно страшно прошипел. Я сам чуть не окаменел. Зачаровал казак солдатика, одним колдовским словом в бесчувственного истукана превратил.

— Эх, Печкин, то не чары, — махнул рукой на фельдшера отец Онуфрий. — В просвещённой Европе это называется— гипнозом. Тоже, своего рода, дьявольское наваждение, но церковью сие действо гонению не подвергается. Да и на Руси, за такое чародейство, знахарей на кострах не жгут. И раны очистительным пламенем издревле омывали, вот только секрет этот не многие ведают. Редкого казачка нам в полк занесло. — Онуфрий надолго задумался, а потом вынес окончательный вердикт — Добрый знахарь.

— Так и казак добрый! — подхватил тему Берёзкин. — Два раза как Георгиевский крест заслужил, а не дают!

— И не дадут, — тяжко вздохнул отец Онуфрий и пригласил всю честную компанию присесть за стол. — Алексей, если перевязку закончил, подходи ближе! Пока офицеров нет, посплетничаем.

Через минуту, к компании подсел виновник переполоха, и мудрый поп поведал своё видение проблемы.

— Первого Георгия не дадут, потому, что тогда надо признать промах в планировании наступления. И кому — то ответить за гибель казачьего эскадрона, что прямо под пулемётный огонь завели. А за успешный прорыв обороны противника, многие офицеры уже получили высокие награды. Ведь, исходя из статистики, потерь понесли мало. Поэтому проще про казака вообще забыть, иначе возникнут неудобные вопросы.

— Ну, ладно, старую медаль уж никак не выжилим, — отмахнулся Берёзкин. — А с второй — то, что не так?

— По — твоему выходит, что вся полковая разведка не смогла обнаружить «летучую батарею», а один сопливый казачок— всех обскакал? — склонив голову набок, взглянул унтер — офицеру в глаза отец Онуфрий.

— Да-а, честь многих офицериков заденем, — почесал затылок Берёзкин. — Уж тогда казака, точно, в разведчики переведут и на «убойное» задание пошлют. Поквитаются с выскочкой.

— А оно тебе надо, Алексей? — положил руку на плечо казаку отец Онуфрий. — Ты же не душегуб, тебе, парень, милее солдатские жизни спасать, чем чужие головы рубать.

— Рубать я хорошо обучен, но… — Алексей опустил глаза, — смысла в этой войне не вижу. Лучше уж я людей спасать буду… Сколько смогу…

— Смысла в войне солдату искать не положено, — сурово отчитал полковой священник. — Царь батюшка за всех думает… Кстати, остался ещё один вопрос: что за бесовские книжки ты по ночам читаешь? Солдаты на исповеди сказывали: про диких нехрестей, которые кожу с головы врагов сдирают и сим подвигом бахвалятся.

— Так, то приключенческий роман про индейцев, — Алексей встал и принёс книгу. — Вот, официальное издание, в столичной типографии печаталось.

— Верно, цензурой одобрено, — почитал выходные данные книги поп. — Но, всё же, чтиво бульварное.

— Так не устав же нам солдатам на досуге читать?! — возмутился Берёзкин. — А газет свежих в роту не подвозят. Только в штабе новости и читают. Вот и смута по окопам идёт. Не понять, за что воюем, за что жизни кладём?

— Газету я вам в роту посылать лично буду, — пообещал полковой поп, ему — то экземпляр первому всегда приносили. — Но вы же бумагу сразу на самокрутки пустите.

— Знамо дело, пустим, — покрутил пальцами кончик усов унтер — офицер, — но сперва зачитаем всей роте. Алексей у нас теперь каждый вечер будет лекции проводить. И, коли вы батюшка, газетки не подвезёте, то будем бульварное чтиво слушать.

— Да вас уже от этой заразы не отучишь, как и от курева, — безнадёжно махнул рукой поп. — Главное, чтобы политическими книжками не баловали.

— Про индейцев интереснее, — радостно заверил Берёзкин. — Солдаты теперь вечера ждут, как кавалер барышню на свидание.

— А я вот так обеда жду, — рассмеявшись, похлопал по объёмному животу отец Онуфрий.

— Так это мы мигом организуем, — вскочил с лавки Берёзкин.

— У нас и с собой кое — что припасено, — улыбаясь, достал из медицинской сумки две бутылки Печкин. — Самогоночку я казаку проспорил, а коньячок, Роман Васильевич велел распить всей комиссией, чтобы санитара строго не судили— дюже уважает его наш доктор.

— Ну, раз так, то и мы уважим, — огладил ладонью бороду отец Онуфрий. — Берёзкин, дуй за снедью, да не скупись! А мы тут с Семёном обтекаемый отчёт состряпаем. Чтобы ни вашим, не нашим. Мол, факты, указанные в доносах, являются народным творчеством. А касательно одиночного разведывательного рейда по тылам противника, достоверных данных не обнаружено. Хотя Георгия казак не получит, зато и зла от штабных не огребёт.

— Не до жиру, быть бы живу, — ободряюще пихнул дружка локтем в бок Семён.

— Не за награды воюю, — кивнул Алексей, радуясь, что всё так обошлось. На будущее, он решил свои подвиги больше не афишировать. Осторожнее надо себя вести в обществе— это сыну ведьмы сто раз ещё крёстный отец говаривал. Жаль, юношеский гонор не всегда советам старших следует.

На столе за занавеской зашевелился раненый солдат. Алексей помог встать, накинуть гимнастёрку.

— Благодарствую, сынок, — поклонился санитару в пояс пожилой солдат. — Кабы в нашей роте такой чудодей объявился, мы бы кажный божий день на такого молились. Ведь боль, как рукой сняло, и в теле кровь бурлит, будто литр самогона проглотил, и ноги сами в пляс готовы пуститься.

— Лучше бы вам, отец, до блиндажа быстрее дотопать, — заботливо проводил его до дверей санитар. — Скоро чары шаманские развеются, боль вернётся. Она для выздоровления тоже полезна. Только мёртвое тело боли не чувствует, живое— страдать должно, тогда лучше бороться будет.

— Мудрые слова глаголишь, — ухватился за бутылку армянского коньяка священнослужитель и страждущим взором глянул, в поисках сосуда, на занавешенные полки. — Только вот, Алексей, про шаманские штучки лучше не упоминай. Печкин, выпроси у Роман Васильевича толстую книжку по медицине. Пусть санитар словам правильным подучится.

— Анестези — и — я, — подняв указательный палец, поведал научное название применённых полевым шаманом чар грамотный Печкин.

— Да я же согласный учиться, — открыто улыбнулся молодой паренёк. — Давайте мне книжек, умных да побольше.

В этот момент в дверь вошёл поручик Ширков и комбат Вольдшмидт.

— Книжек мы, на сей раз, с собой не прихватили, — развёл руками поручик, явив взору две бутылочки «беленькой», — но скучать уважаемой комиссии не дадим.

Все за столом встали, младшие по званию вытянулись в струнку.

— Рад приветствовать вас, отец Онуфрий, в наших краях, — подошёл ближе и поздоровался со священником за руку майор.