Чужая роза (СИ) - Росси Делия - Страница 45

Вот только, когда огласили фамилии везунчиков, выяснилось, что в Италию поедут вовсе не самые прилежные и умные. «Аривидерчи, деревня», — насмешливо пропела нам дочь декана, выходя из аудитории. До сих пор помню, как обидно мне было в ту минуту. Я ведь так старалась! Так искренне верила, что все получится… Странная штука жизнь. Пять лет я училась на экономическом, рассчитывая потом получить хорошо оплачиваемую работу и сделать карьеру. А в итоге, помыкалась по второсортным компаниям, поняла, что никакой карьеры не светит, засунула свой красный диплом на дальнюю полку и устроилась в фотостудию, к сыну папиного сослуживца и друга. После смерти бабы Кати Валерий Григорьевич считал своим долгом, как он говорил, присматривать за мной. Вот и помог, когда я ушла из последнего офиса. Вернее, «меня ушли». Что ж, все оказалось к лучшему. Может, я и не сделала сногсшибательную карьеру, зато смогла нормально зарабатывать. И деньги на будущее отложила. И даже машину купила. Интересно, она так и стоит в гараже? А квартира? Что, если ее давно прибрали к рукам какие-нибудь неизвестные родственники?

— О чем задумалась, Алессия?

Голос герцога заставил меня вынырнуть из прошлого.

— Здесь очень красиво, — ответила я, кивнув на окно кареты, за которым проплывали украшенные колоннами и статуями дома, яркие магические фонари, огромные площади и каскадные фонтаны. Мы ехали по широким ровным улицам, отличающимся от узких и извилистых улочек Навере, как пенне отличаются от спагетти, проезжали мимо расцвеченных огнями парков и кипящих жизнью тратторий, и мне казалось, что столица ничуть не уступает размерами любому современному мегаполису.

— Рида — один из богатейших городов мира, — подтвердил мои наблюдения герцог, но сказал это так, словно думал о чем-то другом. И взгляд у него стал мрачным, и маска на лице потемнела. Или это из-за полутьмы кареты?

— Как говорят ридийцы, те, кто побывал в Риде, знают, что такое рай, — добавил Абьери, а Гумер поднял голову и навострил уши.

— Звучит почти кощунством.

Меня до сих пор потряхивало от недавнего допроса, но я изо всех сил старалась вести себя естественно. Вот только память, подстегнутая герцогом, одно за другим подкидывала печальные воспоминания, из которых самым болезненным была смерть Джованны. Побег, долгие скитания и попытки избежать встречи со стражей, голод и холод — все это меркло перед тем ужасом, когда подруга испустила последний вздох, оставив меня с новорожденной Беттиной на руках. Сам тот день запомнился мне урывками. Пасмурное утро, бледная, не встающая с постели Джованна, ее огромный живот, который казался чем-то инородным на исхудавшем теле, горящие темным воспаленным блеском глаза, невнятный шепот. «Федерико… Почему ты меня прогоняешь? Это же я, твоя невеста…» Джованна смотрела сквозь меня и без конца повторяла эти слова, а я вытирала влажной тряпкой ее пылающий лоб и молилась, чтобы доктор пришел как можно скорее. Вот уже пару месяцев мы снимали угол в бедном квартале приграничного Напоне, рассчитывая после родов податься в Ветерию. Джованна занималась нашим скудным хозяйством, а я бралась за любую работу, лишь бы удержаться на плаву. Приближающиеся роды и слабеющая с каждым днем подруга заставляли меня хвататься за все, что могло принести пару кьеров, и я, не обращая внимания на непроходящую усталость, работала, как проклятая, со страхом ожидая дня родов. И вот он наступил. С самого начала все пошло не так. Джованна проснулась перед рассветом — вялая, в мокрой от пота рубашке, с воспаленными, горящими нездоровым блеском глазами.

«Алессия, позови Федерико, — шептала она, беспокойно перебирая пальцами. — Его сын вот-вот родится. Федерико! Он должен увидеть». Я уверяла подругу, что за ее женихом уже послали, и что все будет хорошо, а сама вспоминала, как сразу после побега из тюрьмы мы с Джованной отправились в дом к ее нареченному в надежде на помощь. Вот только появившийся на пороге мужчина даже слушать нас не стал. «Я не хочу иметь ничего общего с мятежниками» — заявил он и пригрозил, что вызовет стражу, если мы не уберемся из его дома. Джованна сначала долго убивалась, не хотела верить, что Федерико мог так быстро забыть их любовь и жаркие ночи. А когда стало понятно, что эти ночи принесли свой плод, замкнулась в себе, и мне пришлось едва ли не силой заставлять ее жить.

Воспоминания причиняли боль, рвали незажившие раны, и мне с трудом удавалось сохранить лицо и не показать Абьери, как мне плохо. А у самой в голове стучало одно — он не отнимет у меня Беттину. Он поклялся, а каждый в Ветерии знает, что магические клятвы нерушимы. Я цеплялась за эту истину, потому что не могла представить, что будет, если Беттину заберут и отправят к отцу.

— Кощунство? — переспросил Абьери, и его голос вернул меня в настоящее.

Картинка за окном изменилась. Дорога стала уже, расстояние между домами — больше, да и выглядели они скорее загородными виллами, чем городскими особняками.

— Тебя заботят вопросы веры? — хмыкнул Абьери, а я мысленно чертыхнулась. И зачем полезла со своими уточнениями?

— Мне казалось, ветерийцы очень набожны.

Я скрыла за нейтральной улыбкой нахлынувшие эмоции, и уже более спокойно посмотрела на герцога.

— Так и есть. Только это не избавляет нас от наблюдательности. Подожди, ты сама увидишь, что в поговорке отражена истинная правда, — усмехнулся Абьери, и его глаза ярко блеснули в темноте.

Странно. Мне кажется, или герцог изменился? Исчезла былая отрешенность, в движениях появилась живость, да и маска больше не казалась такой плотной. За ней все чаще виднелось красивое, мужественное лицо.

— Вот мы и приехали, — добавил герцог, и я увидела, что карета остановилась перед каким-то огромным особняком.

— Это гостиница?

Я разглядывала белокаменное здание с обшарпанным фасадом и мраморными колоннами, а сама пыталась понять, что чувствую. Вроде бы, обычный особняк. Такой же, как те, что стоят рядом. Так откуда у меня такое чувство, будто он ненастоящий? И почему и сам дом, и окружающий его сад, и старые плиты двора выглядят декорациями к какой-то мистической пьесе?

— Это дом моего друга, — ответил Абьери.

Он спрыгнул с подножки и подал мне руку, помогая спуститься.

— Уверен, тебе здесь понравится.

Хотела бы и я быть в этом уверена, особенно после недавнего допроса! Правда, ничего подобного я не сказала, только мило улыбнулась и вошла вслед за Абьери под увитую розами арку ворот.

***

Особняк встретил нас тишиной. Ни слуг, ни майрессы, ни управляющего — никого. В большом, тонущем в полутьме атриуме тускло горели несколько магических светильников. В воздухе чувствовались горьковатый аромат дыма и едва ощутимый запах плесени. На большой резной скамье лежал брошенный кем-то темный плащ. Прямо напротив входа виднелись огромные закрытые двери, ведущие во внутренние покои.

— Марко! — остановившись в центре помещения прямо под старой бронзовой люстрой, громко позвал Абьери.

— Никого нет дома, — послышалось из-под расписанного диковинными орхидеями потолка, и я завертела головой, пытаясь понять, откуда идет голос.

— Не может быть, я ведь предупредил Марко о своем приезде, — недовольно сказал Абьери и добавил: — Впрочем, неважно. Идем, Алессия.

— Стойте! — выкрикнул неизвестный собеседник. — Вы не можете войти.

— Да неужели?

Абьери направился к закрытым дверям, наверху что-то зашуршало, и послышался возмущенный голос.

— Немедленно остановитесь! Еще шаг, и это будет расценено, как взлом и незаконное проникновение, — заявил невидимка. — Я вынужден буду применить силу.

Гумер глухо зарычал, под потолком что-то вспыхнуло, а уже в следующую секунду я увидела беспомощно барахтающееся на полу непонятное существо. Летучая мышь? Вроде бы да, но какая-то странная. Светло-бежевое пушистое тельце, огромные желтые глаза, смешно торчащие волосатые ушки, тонкие кожистые крылышки. И этот малыш не побоялся угрожать магу тьмы? Потрясающе!

Видимо, герцог подумал о том же, потому что он усмехнулся и качнул головой, не позволяя Гумеру уничтожить смелое говорящее создание.