Глиномесы (СИ) - "Двое из Ада" - Страница 25

— Конечно, — Серый соскочил с места, ринувшись к рюкзаку. Как раз там он оставил купленный еще две недели назад подарок Олегу. И только носить его с собой было самым безопасным решением, чтобы не испортить сюрприза. — Так, момент, куда-то дел…

Пестрая коробочка завалилась ровно на дно рюкзака. Зайцев зафыркал, порыскал еще с минуту рукой, а после просто вывернул все содержимое на пол. Что оттуда только не посыпалось: старая жвачка, мелочь, потерянная еще в начале прошлого года ручка, какие-то крошки, смятые бумажки, «убитая» в творческом порыве зачетка… подарок, конечно же. А еще в общем грохоте что-то грузно стукнуло. На старый деревянный пол выкатился, вроде, какой-то камень размером с каштан. Только Серега точно помнил, что ни камней, ни каштанов в рюкзак не складывал. Да и была эта штука не природного, слишком насыщенного красного цвета. Олег, судя по направлению взгляда, тоже заметил находку.

— А это что? — спросил он, показывая пальцем.

— Не знаю, — растерянно отозвался Зайцев. Сначала присматривался, а после вовсе подобрал необычную вещицу, принялся изучать. Камень на поверку оказался сердечком — вроде тех, что лепят на брелки на День святого Валентина или дают в лапы романтичным плюшевым медведям. Сделано оно было из глины, окрашено в кровавый цвет и залакировано. На одной стороне красовался утопленный в поверхность и более темный силуэт летящей птички. А на другой — только две выдавленные стеком буквы: «М. С.». Серега не сразу осознал цену подарка, долго ворочая в голове мысль, кто и когда мог бы ему подобное подбросить.

— Смотри, инициалы… Глина. Это… — и тут его лицо исказилось в крайней степени счастья. — Как думаешь, это мог быть Добрынин? Мог же!

— Или кто-то из группы. Ты там общался с девочками? — с осторожной улыбкой спросил Олег, явно боясь, что Серега сейчас заведется и натворит дел.

— Ну в смысле? Нет, не общался, — с досадой отреагировал Серега. Жаль ему было, что друг совсем не поддержал радости. — Да и кому я из них нужен. Я, конечно, с баблом, но мудак. Так что… Что такое «М. С.»… Хм… А! «Моему Сереге»! Все, точно Добрыня! — и Зайцев сунул маленькое сердечко прямо Олегу под нос, доказывая свою непоколебимую правоту. — Сто процентов!

— Ох, Серый! Ладно. Ладно, хотя вы же, вроде… В смысле, он ведь сам говорил, что все? С чего бы ему дразнить тебя? — Олег развел руками. — Только не смотри на меня так… Подумай!

— Да вот мне тоже непонятно… Но это он мне подбросил, больше некому. И у него был в один момент доступ к моему рюкзаку… Так что молчи, неверный! Все! Я точно уверен! — обрадовался Серый, чуть ли не подскакивая на месте от нетерпения. — Короче, короче… Стой. Я вот тут сомневался… Но теперь точно знаю: сразу же пойду к Щукину, буду просить нового научрука.

— Так он архитектуру ведет. Ну, Добрынин. Ты понимаешь, что тебе придется писать научную работу по истории архитектуры? Или с описанием архитектурного проекта? — Олег говорил голосом разума. Конечно, все знали, что архитектуру Серега не любил так же, как и скульптуру, и все прочее, что не было связано с живописью.

— Ай, плевать, — широким жестом отмахнулся Серега. — Главное, что я буду писать у него. И даже если ничего не получится, и это не он мне послал подарок, то хотя бы буду мучить его совесть, — улыбнулся Зайцев, засунув в руки Олегу пеструю коробочку со своим подарком. — С Новым годом!

— Ах ты хитрец, Серый! — Игонин ухмыльнулся, зафыркал, а сам запихнул Зайцеву в руки собственный подарок. — Конечно, глиномесного сердечка мне уже не затмить, чую, но я рискну.

Приступили к торжественной распаковке. За окном уже сверкали фейерверки, салюты, кто-то громко орал «Ура!» в соседнем окне. Серега достал из упаковки скетчбук, обложку которого Олег сделал сам — черный фактурный фон, украшенный оттиском и декупажем: кричащими, провокационными заголовками иностранных журналов, птицами из золотой фольги и белых нитяных контуров… Олег, в свою очередь, достал из вороха упаковочной бумаги чехол для телефона. Да не простой: он держал в руках черный бампер из приятного вида резины, украшенный Серегиным рисунком. То было забавное сочетание ветвей и ягод, которые так любил Зайцев, и сокола с пронзительным взглядом.

— Фига себе! — уже вовсю орал Зайцев, радуясь своему подарку ничуть не меньше, чем сердцу из глины. А у Олега чуть щеки не трещали от улыбки.

— Ну все, будем самыми модными пацанами на районе, — он хлопнул Серого по плечу. — Ладно, время говорить длинные задушевные тосты, пить и играть в приставку, я полагаю. Готовы ли мы к этому?

— Конечно! Всю ночь напролет.

========== Глава 6 ==========

Было уже почти четыре часа ночи, когда Добрынин возвращался домой. Он по-домашнему отпраздновал с дочерью, которая подписалась провести со своим горемычным отцом почти неделю, а потом в качестве бонуса к подаркам разрешил вволю побалагурить с подругами в совершенно пустой квартире. Что еще нужно в семнадцать лет! Вот Илья и ушел гулять — так, чтобы вернуться не слишком поздно, но при этом подарить своим отсутствием достаточно времени.

Он был в центре города. Разглядывал нарядные сверкающие улицы, украшенные витрины. Пару раз оседал в кофейнях — выпить горячего, согреться. Фотографировал. Добрынин гулял один. Еще десять, может, даже пять лет назад он поступил бы иначе — заглянул в известный бар, где собираются одинокие сердца в ожидании если не чуда, так хоть более-менее человеческого совместного отдыха в номере отеля. Одна ночь праздника, даже если тебе некуда идти, даже если тошно возвращаться домой. Когда-то ни один Новый год у Ильи не обходился без случайной — или почти случайной — связи. Это его и сгубило. Да и опротивело. Как бы ни просило тело по старой памяти, как бы ни сильно было порой плотское желание, а свои интересы Добрынин (запоздало) целиком отдал семье и саморазвитию. Может, это играло с ним злую шутку теперь — когда непрошеная нежность вылилась в томление по одному юному хаму, хулигану, художнику… С печалью Добрынин думал о том, что уже позволил себе с Серегой Зайцевым — и о том, чего хотел еще. Соблазнился, приласкал — оттолкнул — отправил признание… Мстительную и нежную валентинку. А потом наступит новый семестр, Зайцев появится в коридорах института — и что, снова притворяться, что ничего не было? Или с тем же глупым видом говорить «нет», когда нутро кричит «да»? Добрынин знал, что если спустя месяц Серега еще не оставит его, то смысла врать себе уже не будет. Их общение началось как череда ребусов и издевательски-чувственных полунамеков — пусть так и продолжится. Останется принцип, правило поведения. И мечта.

Ах, если бы не эта глупая борьба между тиранией догм и революцией влюбленности… Может, сейчас, в новогоднюю ночь, Серега бы со смехом стряхивал снежинки с Добрыниной бороды перед тем как поцеловать. Может, бесстыже дразнил бы его на глазах у всех — так, чтобы потом и до дома было тяжело терпеть. Может, это Зоряну пришлось бы изгонять из квартиры на ночевку к подруге, пока сам соревнуешься с праздничным грохотом за окном — кто громче… Если есть такая мечта, зачем идти, искать кого-то еще?

Добрынин надеялся, что Серега нашел его подарок (хотя другая половина молила, чтобы глиняное сердечко потерялось где-нибудь раньше). Он почти против собственной воли хотел замучить, замучиться, но увидеть, на что все же способно это молодое горячее чувство. А потому, проезжая последнюю остановку, все же не удержался — вышел в сеть, нашел их переписку и отправил простое, но бог знает чем выстраданное, отчаянное, счастливое «С Новым годом!»

Серый едва смог пережить новогодние выходные от нетерпения. А как же! Он же придумал новый ослепительный план по завоеванию Добрынина. Правда, заключался он в очередной раз лишь в том, что Зайцев собирался беспрестанно крутиться рядом и надоедать, назойливо жужжать над ухом. Неделю Нового года Серега потратил на попытки забыть Илью Александровича, отойти от его образа и отдохнуть. Но ничего решительно не вышло, как он ни старался заглушить тягу сердца в бесконечных радостях молодости: новых знакомствах, вкусной еде и выпивке. Возможно, именно поэтому после праздников среди первых университет посетили не какая-нибудь отличница Лидочка или старосты, а Серый. Он тут же направился в кабинет к Щукину.