Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Саксонов Павел Николаевич - Страница 51

— Голубчик, — обратилась я к носильщику, опуская в его руку целковый, скажи мне хоть пару слов по-русски! Я так устала за границей от чужой речи.

— Мерси, мадам, — горячо поблагодарил меня российский трегер, пряча деньги в карман.

Ишь, как близость границы сказывается — и этот нахватался чуждых веяний.

Возвращаясь домой с Алексанадского вокзала, я горько пожалела о своем меховом манто, легкомысленно упакованном в багаж. Немецкий макинтош цвета опавших листьев — плохая замена манто в ноябрьской Москве. Холодный колючий ветер забирался во все складки моего макинтоша, напоминая, что я снова родине. К счастью, лихач домчал меня с Тверской заставы на Арбат очень быстро, и меня не успело пробрать до костей.

Господи, какой милой и уютной, несмотря на холод, показалась мне моя Москва — каждый дом, каждая вывеска, каждая трещина на фасаде встречали меня как старую знакомую. Ну, здравствуйте, мои дорогие!

Вот и творение Бове — Триумфальная арка на Садово-Триумфальной (и что нам чужие ранденбургские ворота — тьфу на них!), вот экипаж повернул на Садовую, мелькнула Ермолаевская церковь, Малая Бронная, Спиридоновка, угол Вдовьего Дома у Кудринской площади…

Даже трамваи маршрута «Б», безуспешно пытавшиеся бежать с моим лихачом наперегонки, выглядели намного симпатичнее своих берлинских собратьев.

А впереди уже маячил Смоленский рынок с его суетой, лоточниками в овчинных тулупах, разносчиками, несущими корзины на голове, бабами, увешанными связками баранок… Потом — поворот у Троицкой церкви, и вот экипаж уже летит по Арбату…

Дома! Наконец-то!

Замелькали витрины арбатских лавочек и магазинов; за освещенным стеклом писчебумажной лавки «Надежда» кроме обычных рулонов гофрированной бумаги и толстобоких чернильниц громоздились яркие хлопушки и золоченые рыбки для елки, как напоминание о грядущем Рождестве.

В арбатских церквах уже звонили к вечерне, и особенно громкий, басистый звон разливался из высокой шатровой колокольни Николы Явленного…

Изорик, сняв шапку, перекрестился на церковь и, лихо развернув лошадь, натянул вожжи у подъезда моего дома, а старик-швейцар, в теплой зимней шинели, уже спешил мне навстречу со словами: «С возвращеньицем, Елена Сергеевна, голубушка!» и готовился принять от возницы мой багаж.

Я дома, дома!

Все домочадцы, включая мужа, горничную, кухарку и кота высыпали в переднюю и замерли в позах, отчасти напоминавших картину Репина «Не ждали», хотя композиция была не столь многочисленной, как у великого передвижника.

— Ой, Елена Сергеевна! Это вы! — первой опомнилась, как всегда, горничная Шура, девица весьма расторопная. — И какая красавица, какая вы элегантная в заграничном плаще, совсем иностранка! Ванну с дороги приготовить прикажете или сперва покушать накрыть?

— Леля, ну наконец-то ты вернулась! — заговорил и Миша. — У нас тут такие новости! Но об этом потом… А почему ты не дала телеграмму, я бы встретил тебя на вокзале.

— Хотела сделать сюрприз, — отшутилась я. — Да и внезапные проверки всегда дают самый лучший результат — вот сейчас устрою ревизию и посмотрю, чем вы тут без меня занимались.

— Оригинальный наряд, — Миша весьма критично осмотрел мой модный берлинский макинтош, — напоминает одновременно и дождевик и рыбацкую робу. Как нельзя более подходит для ноябрьской поры. Сегодня минус пятнадцать градусов по Реомюру!

— Это я уже успела ощутить, что называется, на собственной шкуре! Шура, возьми мой плащ, будь он неладен, и приготовь мне горячую ванну. Но сперва — рюмку водки!

Мое требование вызвало замешательство, слишком уж непривычным оно показалось домашним.

— Ты прямо вот так, с порога, собираешься пьянствовать? — осторожно переспросил Михаил. — Надо признать, Германия подействовала на тебя разлагающе. А ведь ты провела в Берлине всего-то немногим больше недели, представляю, что бы случилось с тобой за месяц! Ох уж эти немцы — неужели им удалось приучить тебя пить водку? Или это — влияние великого господина Легонтова?

На этот бестактный выпад я постаралась отреагировать со всей мягкостью, на какую еще была способна в своем нынешнем состоянии:

— Я слишком замерзла, чтобы вести с тобой долгие разговоры. Что за дурацкая манера? Усталый измученный человек, проехав пол-Европы, возвращается под родной кров, успев по пути с вокзала продрогнуть до костей, и просит всего лишь жалкую рюмочку, чтобы согреться, а его угощают глупыми сентенциями.

Фу, прямо хоть и домой не возвращайся! Есть у нас водка или нет?

— Есть, есть, Елена Сергеевна, есть, матушка, как не быть, — последней отошла от шока кухарка. — Я сейчас вам графинчик подам и насчет закусочки похлопочу, знамо дело, с дорожки-то, для сугрева… А ты, Шурка, не стой столбом, бестолочь, ступай ванну барыне готовь. А как ужином распорядитесь, Елена Сергеевна? У меня курица жарится, но желаете, я еще пресных пирожков на сметане на скорую руку наверчу или рыбки приготовлю, за окном на холоде судак вывешен, утром нынче на базаре взяла. Там поди, в Германии-то, все по ресторациям питались? А что за еда в ресторациях? Отрава… Заскучали, я чай, по домашненькому?

После горячей ванны и не менее горячего ужина я почувствовала себя намного комфортнее и смогла с чистой совестью приступить к раздаче подарков, выбранных мной в берлинских магазинах.

Миша получил необыкновенно элегантный бритвенный прибор «жилетт», ножный несессер, поражающий своей функциональной продуманностью, полдюжины сорочек с усовершенствованными воротничками на пуговках и пару новых галстуков, Шуре достались зеркальце в бронзовой раме с ручкой в виде речной нимфы, блузка с кружевными оборками «бауерштиль» и маникюрные принадлежности в кожаном футлярчике. Кухарка обзавелась парадным выходным передником, мягкими домашними туфлями, кружевным воротником и набором великолепных стальных ножей для кухарных нужд.

Я смутно помнила, что вроде бы дарить колющие и режущие предметы — плохая примета, а по стечению обстоятельств каждому досталось что-нибудь остренькое. Поэтому, чтобы обмануть судьбу и нейтрализовать суеверие, я собрала со всех домашних по копейке как символическую плату за опасные подарки.

Если просто подарить бритву или ножик нельзя, то ведь выгодно продать их за медный грошик мне никто не мешает. Об этом в примете ничего не говорится.

Кажется, все обитатели моего дома высоко оценили качество немецких товаров и сочли потерю копейки небезвыгодной.

Кот Мурзик, единственный из домочадцев, кто не получил никаких немецких подношений, тем не менее не чувствовал себя обделенным, а напротив, бурно выражал радость от нашей встречи и без конца терся об ноги. За такой теплый прием дружелюбному животному была выставлена мисочка отечественной сметаны и хвост судака, чем кот остался вполне доволен, не претендуя на заграничный товар.

Когда мы наконец остались с мужем вдвоем, он извиняющимся тоном сказал:

— Все-таки сюрпризы порой выбивают человека из седла. Мы с тобой так сухо встретились… А я, между прочим, очень ждал этой встречи и очень соскучился!

— В таком случае, нечего было скрывать свои чувства, — не удержалась и я от легкой шпильки.

— Мне остается утешать себя мыслью, что ты вернулась из Берлина заметно похорошевшей.

— Да, опасные приключения весьма освежают и взбадривают…

Требовательный звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. Я не лишена чувства гостеприимства, но вот сегодня вечером мне как никогда не хотелось ничьих визитов…

Однако испуг был напрасным — это мальчишка рассыльный из цветочной лавки принес корзину роз (пока я принимала ванну, Михаил успел отправить в лавку записку с заказом).

Цветы сразу же наполнили дом летним ароматом, хорошо дополняемым волной тепла, идущей от камина.

Да, у нас в Москве в ноябре на улицах розы уже не цветут, как в Берлине, но из этого не следует, что мы должны совсем без них обходиться. Во всяком случае, цветы, приобретенные любящим супругом к возвращению жены из далекого путешествия, на мой взгляд, отнюдь не роскошь, а самая что ни на есть насущная необходимость.