Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Полонский Виктор - Страница 388

Уже на следующий день он послал ей в больницу букет лилий — этих благоухающих цветочных вельмож, которые только и можно преподнести незрячей бедняжке, потому что ни алые розы, ни яркие герберы ее уже не обрадуют. Ведь их живописной красотой ослепленная девушка насладиться никогда не сможет.

Непременными посетителями журфиксов Вяземской были две подруги по Смольному институту — графиня Анна Павловна Брунн и баронесса Екатерина Калистратовна Четихина. Обе — страстные последователи учения Елены Блаватской, верившие в способность медиума вызывать на разговор души людей, переправленных Хароном на другой берег Стикса. И если они участвовали в спиритических опытах с тщанием и трепетом, то их мужья к общению с призраками относились без всякого интереса. Они коротали вечер за ломберным столом, услаждали себя коньяком и ароматными сигарами.

Вот с такими разными, как узоры калейдоскопа, людьми и знакомилась Вероника Альбертовна, опасаясь втайне, чтобы ее фамилия не напомнила кому-нибудь знаменитого сыщика-адвоката Клима Пантелеевича Ардашева. Но если бы такое и произошло, то, по совету супруга, она должна была бы слукавить, заявив, что это, вероятно, однофамилец, поскольку ее муж служит в МИДе и никакого касательства к юриспруденции не имеет.

Вечер, как обычно, протекал спокойно. До начала спиритического сеанса оставалось полчаса. Все ждали появления медиума.

Женщины сидели в зале. У всех на устах было ужасное нападение на модистку и самоубийство ее матери. Сама же Вяземская объявила, что открыла благотворительный счет на Анну Извозову и положила на него двести рублей. А завтра, сказала она, сообщение о нем напечатают в «Петроградском листке». Горничная подавала дамам чай, кофе и сласти.

Мужчины в соседней комнате обсуждали последние известия с фронтов, играли в вист и дымили регалиями.

Когда за окнами зажглись фонари, раздался зуммер электрического звонка, и в переднюю заторопилась горничная, за ней проплыла хозяйка. По голосам было ясно, что прибыли супруги Чертоноговы.

Разоблачившись, гости вошли в комнату. Виринея Ниловна, как всегда, переусердствовала с румянами, и из-за этого ее щеки, порозовевшие от мороза, приняли неестественный малиновый оттенок. Мило улыбнувшись, она уселась на диван рядом с подругами. Эразм Львович, потирая руки и мягко ступая по персидскому ковру, проследовал в гостиную. Игроки встретили старого знакомого уважительными возгласами, но играть не перестали. Взгляд статского генерала остановился на графине с водкой. Этот хрустальный, слегка запотевший красавец в окружении рюмок высился в углу, на круглом приставном столике. Рядом с ним — блюдо рыбных канапе. Напевая что-то себе под нос, камергер набулькал ледяной жидкости и, выбрав глазами гренку с анчоусом, выпил одним глотком. Закуска отлично дополнила «Смирновку».

— Ну-с, господа, — с улыбочкой пропел Чертоногов, — желающие могут поучаствовать в сеансе. Сегодняшний обещает быть особенно интересным. И знаете, с кем я задумал пообщаться? — Он замолчал, прищурил глаза, подержал паузу и тут же ответил с улыбкой: — С Саввой Тимофеевичем.

— С Морозовым? — привстал от удивления барон Четихин.

— Да-с, — заложив руки за спину и покачиваясь на носках, ответил медиум.

— И что же, позвольте спросить, вы надеетесь вызнать? — не унимался Протасий Христофорович.

— Тайну смерти, — вымолвил Эразм Львович и вновь наполнил водкой крохотную рюмку. Он опрокинул в себя ее содержимое и послал в рот миниатюрный кусочек селедки, умостившийся на квадратике черного поджаренного хлеба.

— Так ведь нет никакой тайны. Говорят, Морозов сошел с ума и наложил на себя руки, — изрек граф Брунн и оторвал взгляд от карт.

— Не скажите, господа, не скажите, — разглаживая усы, изрек статский генерал. — Я ведь с Саввой Тимофеевичем лично был знаком. Да-с. Мы с ним не одну бутылку «Шамбертена» распили. Сильный был человек и умный. Не мог он застрелиться. Да и потом, только вчера я узнал одно странное обстоятельство: услышав выстрел, супружница его бросилась в комнату мужа. Окно было распахнуто, а от дома спешным шагом удалялся какой-то человек. Но самое удивительное заключается в том, что у покойника, который якобы прострелил себе сердце, были закрыты глаза.

— И что с того? — проговорил господин Гюстен. — Он же умер.

— Помилуйте, господа, вы меня удивляете, — взмахнул руками Чертоногов. — Умер — не уснул. Это не одно и то же. У самоубийцы глаза не могут закрыться сами по себе. Ему их кто-то прикрыл. А кто еще это мог сделать, кроме злодея?

— Надо же, какой заботливый душегуб! — воскликнул ювелир Шмулевич.

— А я думаю, что не столько заботливый, сколько трусливый, — предположил француз. — Отправил несчастного на тот свет, а взгляда его мертвых глаз испугался…

— Да не в этом вовсе дело, — бросив карты на зеленое сукно стола, выговорил Протасий Христофорович. — Слышал я, господа, что в зрачках жертвы, точно в зеркале, какое-то время сохраняется лицо преступника. А если глаза закрыты, то и в голову никому не придет в них заглядывать.

— Неужели? — насторожился медиум. — Не знал! Но это только подтверждает мою гипотезу смертоубийства.

— Так что же мы сидим? — вставая, вопросил Семен Натанович. — Пора на сеанс. Пойду дам приглашу.

— Вы положительно правы! — наполняя третью рюмку, закивал Чертоногов.

— А вопросец позволите, Эразм Львович? — робко заикнулся Четихин.

— Чем могу служить?

— Да вот, — замялся барон, — сомневаюсь я, не повредит ли водочка вашему общению с душой почившего Саввы Тимофеевича?

— Ни в коем разе-с. — Лицо камергера напряглось на миг, посерьезнело, но тотчас же расплылось в улыбке: — Наоборот-с, это помогает мне расслабиться и быстрее войти в нужное состояние. Знаете, у меня до сих пор в голове циркуляры, распоряжения, отношения и приказы… Не выпей я водки, мне еще битый час настраиваться на нужный лад пришлось бы. А тут сами видите — четверть часа, и я готов проводить сеанс, — с этими словами он залпом опрокинул третью порцию горячительного напитка, крякнул от удовольствия и вновь потянулся за канапе. На этот раз Эразм Львович довольствовался раковой шейкой с крохотным колечком соленого огурчика, уложенным на хрустящий ломтик белого хлеба.

Между тем слух о предстоящем общении с душой Саввы Морозова донесся до всех присутствующих, и потому столовая уже была полна народу. Гости расселись вокруг стола. Прямо посередине поставили бронзовый канделябр с одной свечой. Толстые малиновые портьеры надежно скрывали лунный свет, пытавшийся проникнуть с улицы. Чертоногов сидел в кресле несколько поодаль, лицом к двери. По его команде задули свечу и все взялись за руки. Эразм Львович, словно истукан, застыл в одном положении. Едва слышно он вымолвил: «Дух Саввы Морозова — явись!» И гости, как было условлено, мысленно произнесли эту фразу трижды. Прошло еще с минуту. Слышалось только апокалипсическое дыхание барона Четихина да тиканье напольных часов. Медиум вдруг поднялся, поклонился кому-то невидимому, отворил двустворчатую дверь и вернулся на место. Прошло еще какое-то время. Статский генерал не двигался. Казалось, он заснул с открытым ртом. Между тем над ним возникло синее, похожее на взбитую подушку облачко. Оно остановилось под потолком и окутало люстру. От него струился легкий свет, точно внутри горела слабая свеча. По комнате пронесся вздох ужаса. Руки гостей еще крепче сжали запястья соседей. В этот момент тяжелый стол начал медленно покачиваться, словно плавая в воде. Он оторвался от пола примерно на дюйм и повис в воздухе.

— Я здесь, — во сне пробормотал медиум каким-то чужим, не своим голосом.

— Вы Савва Тимофеевич Морозов? — дрожащим голосом осведомилась хозяйка квартиры.

— Да, — хрипло буркнул Чертоногов.

— Вы застрелились? — вновь спросила она.

— Нет, — выдохнул тот.

— Вас убили?