Древний Рим. Имена удовольствий (СИ) - Грез Регина - Страница 50

Девушка начала хлопотать возле меня, принесла из дома подушки и помогла устроиться на широкой скамье, пока Элиав читал свою законченную пьесу. Дела у парня явно пошли в гору за время моего отсутствия. Его драму собираются ставить на римских подмостках, потому что отрывок уже обыграли на площади, и зрители были в полном восторге. Еще бы — такая "острая" тема! Гладиатор влюбился в знатную матрону, а она — невеста самого консула. Я велела Элиаву закрыть рот и дать покой моим бедным ушам. Тихо, тихо, Наташа… ты же Богиня у нас теперь, тебя ничто не может вывести из равновесия, тебе все нипочем. Кстати, а где наш прыткий сатир? Мапроник еще жив? Какая досада…

Прошло несколько дней, и понемногу я заново обжилась в своем новом — старом доме. Зря, я, кстати, беспокоилась о хлебе насущном, еду на всех приносили из соседней усадьбы. И, думаете, каким же образом? Гай когда-то успел приказать, чтобы вместо безобразного пролома в стене установили аккуратные воротца. Я обнаружила их уже в первый вечер своего возвращения. Теперь можно быстро и культурно друг к другу в гости ходить… А, может, Гай вернется и велит снова замуровать стену, кто же знает, что теперь у него в голове.

Через неделю меня навестила Оливия, а ее «дорогой поэт», как обычно, «отдыхал от любви», правда, успев передать для меня кучу приветов и самых наилучших пожеланий. Я даже начала подозревать, что эта неуемная римлянка подкармливает беднягу какой-то древней «Виагрой», ну, чего он целыми днями валяется в постели? В самом-то деле, уж, не мог приехать, повидаться со мной!

Оливия привезла подарки и всякие римские новости. Сама же заговорила о консуле:

— Его давно ожидают в Риме! Сенат в полном недоумении, пристало ли Каррону лично гоняться по лесам за последними рабами. Гай словно с цепи сорвался. Перевешал столько пленных, вдоль Аппиевой дороги приказал установить распятия, сотни гладиаторов будут преданы самой ужасной смерти. Я слышала, там уже собирается толпа любопытных зевак, завтра начнут прибивать первых…

Я судорожно вздохнула, кажется, мне воздуха не хватает… Какое, все же, страшное время! Но Оливия, переключившись лично на меня, как нарочно, стала задавать непростые вопросы:

— Расскажи, расскажи! До меня дошли кое-какие слухи… Говорят, тебя захватили беглые рабы, ах, какое несчастье! Оказаться в их руках… о-о…

Я с недоумением смотрела на томное выражение лица Оливии, вдруг понимая, что для нее-то попасть в плен к мятежникам было бы лишь приключением, будоражащим душу. А вот что касается тела…

— Ну, же — расскажи! Для своего спасения ты отдалась одному из них, да? Конечно, самому сильному мужчине? Их предводителю — сирийцу? Я слышала об этом Тире! Говорят, он очень красив — высокий и мускулистый, с черными глазами, что метали молнии, когда он ворочал мечом в теле врага. О, Всемогущий Зевс! Как бы я хотела оказаться на твоем месте!

— «Бедный Клодий! Тебя точно не хватит надолго…»

— Никому я не отдавалась, там был Дакос — ну, ты мне сама его подарила, он меня защитил. Да, и зачем я сдалась этим рабам, у них полно своих женщин.

И чтобы отвлечь подругу от своей персоны, мне срочно пришлось описать Оливии одну сцену любовной страсти, свидетельницей которой мне пришлось быть невольно. Я не жалела слов, глядя в огромные блестящие глаза матроны. Легко говорить, имея таких восторженных слушателей.

— … Она забралась к нему на колени и начала подпрыгивать, как коза. А этот бритоголовый держал ее за пышную задницу и вонзал свой гладиус все глубже и глубже…

— Госпожа, умоляю простить меня, но не так быстро, я не успею все записать…

Мы оглянулись на Элиава, у парня даже испарина выступила на лбу, так он торопился работать стилом по дощечке, натертой воском. Я и не предполагала, что нас подслушивают.

— А кто этот темноволосый Купидон? — в глазах Оливии загорелись алчные огоньки, а я со стоном повалилось на скамью, не зная, плакать мне или уже начинать смеяться.

Оливия велела своим слугам сбегать в соседнюю лавку за вином, и притом купить самое лучшее, а еще множество всякой снеди в придачу. Мы немного расслабились, что скрывать… К концу вечера Оливия уже обнимала Кромиха за шею, поскольку молодого грека я услала от греха подальше, пусть к Аннее своей идет, нечего с нами пьянствовать. А вот чернокожий «Аполлон», похоже, был совершено не против разделить эту ночь на двоих с горячей матроной. Да, пусть делают, что хотят, я отдыхала. Пила по глоточку прекрасное фалернское и почти радовалась жизни. Все у меня хорошо… почти.

А потом словно из- под земли появился Клодий и тут такое началось! Он, ни слова не говоря, закатил своей возлюбленной звонкую пощечину и велел немедленно собираться домой. Я-то думала, что Оливия вспылит и пошлет парня ко всем демонам ночи, но к моему великому удивлению, женщина вдруг упала на колени и принялась самым натуральным образом умолять о прощении «своего Господина». Эх, плеточки вот только не доставало! Я сначала испугалась, а потом живо смекнула, что это у них какие-то древнеримские ролевые игры. Вообщем, Клодий меня неуклюже обнял, поздравил непонятно с чем и сладкая парочка убралась восвояси. К великому сожалению Кромиха. Он-то уже губищу раскатал…

На следующий день мы с Элиавом выбрались в город. Конечно же, в сопровождении Кромиха. Прогулку предложил грек, смущенно заметив, что хочет показать мне театр, где будет поставлена его трагедия. Я решила развеяться и нисколько не пожалела. Какое же это удовольствие бродить по уже знакомым улицам древнего города, еще не знавшего шума машин, не видевшего туристов с фотоаппаратами, хотя разноголосой и пестрой толпы приезжих хватало и сейчас.

Корнелий Астепион — управляющий не самым захудалым в Риме театром, встретил нас очень радушно, хотя мы и помешали репетиции. Узнав мое имя, мужчина почему-то невероятно обрадовался и рассыпался в комплиментах. Но не столько моей внешности, сколько преданности и отваге. Я попросила мужчину разъяснить свои слова и узнала много о себе интересного.

Оказывается, уже весь город знает, что Наталия Русса — бедная девушка из далекой провинции так беззаветно полюбила консула Каррона, что отправилась вслед за ним в военный поход, претерпела муки плена, ловко ускользнула из рук мятежников и поклялась соединить свою судьбу лишь с одним мужчиной в Империи, ну и за ее пределами, вероятно. Угадайте с кем? И так ясно…

Вообщем, теперь великие достоинства моей скромной особы обсуждают чуть ли не во дворце императора, ходят слухи, что, на самом-то деле, я — царица малочисленного древнего народа в изгнании и веду свой род едва ли не от самих Богов. Какая прелесть!

Этот Астепион умел болтать не хуже меня, и даже гораздо заковыристей и утонченней, а под конец своего монолога вдруг вкрадчиво попросил продать ему Элиава. Я заглянула в страдающие глаза молодого грека и моментально приняла решение:

— Дорогой мой, Элиав, пойдем-ка, подпишем декларацию о твоей свободе, восстановим маленькую справедливость. Отныне ты сам по себе и никто тебя эксплуатировать не может. Будешь меня за это пускать на свои премьеры бесплатно.

Ох, моя скромность трещала по швам от натиска еще одного красноречивого юноши, парень был благодарен и счастлив до слез. Ему не плохо жилось с нами, но раб, он и во дворце раб, а теперь Элиав станет моим вольноотпущенником, полноправным гражданином Рима.

Через полчаса мы уже были рядом с Базиликой Правосудия, зашли к местному адвокату и тут выяснилось, что у меня нет денег для уплаты небольшой пошлины и вознаграждения «юристу». Какой счастье иметь под рукой богатых рабов! Кромих с Элиавом вывернули свои «карманы» и в складчину собрали необходимую сумму денариев. Итак, талантливый грек свободен, а я теперь владею лишь Мапроником и, чувствую, что этот крест будет висеть на моей доброй шее еще долгие годы.

Элиав торопился обрадовать свою Аннею, кажется, у них, все серьезно. Я от души пожелала парню всяческих благ, попросила не забывать прежнюю госпожу и навещать нас, как можно чаще. Элиав задался целью поскорее накопить денег, чтобы выкупить у Каррона свою голубоглазую подружку. Я бы им, конечно, помогла, да вот ничего просить у консула не хочу. И отказаться от его помощи малодушно не могу — нас все это время кормят из соседнего дома. А я за обе щеки уплетаю всякие вкусности и утешаю свою совесть тем, что это предназначалось для Кромиха, он же дан мне на время, его-то Каррон точно обязан кормить.