Неожиданная Россия. XX век (СИ) - Волынец Алексей Николаевич - Страница 25

Поэтому первые месяцы Мировой войны германская экономика на территории России продолжала функционировать по законом мирного времени. Только 22 сентября 1914 года, когда русские армии потерпели окончательное поражение в Восточной Пруссии и стало понятно, что война не будет быстрой, Совет министров Российской империи ввёл запрет на право владения, пользования и приобретения недвижимого имущества «неприятельскими подданными».

«Отчего много у вас немцев?…»

Но в условиях тотальной мировой войны власть и общество России беспокоили уже не только относительно малочисленные граждане Австрии и Германии. Не меньшее, а то и большее беспокойство вызывали два миллиона немцев, до того являвшихся полноправными подданными Российской империи.

И здесь первым задал тон император всероссийский Николай II. В начале октября 1914 года он в привычной монарху манере публично заметил Петроградскому градоначальнику генерал-майору Оболенскому: «Отчего много у вас немцев? Обратите внимание, что надо это выяснить. Я приказываю всех выслать. Мне это всё надоело».

Заметим, что у последнего русского царя даже в семье было «много немцев», но никто из подданных не решился ему напомнить об этом. Император, явно, имел в виду немцев, сохранявших германское и австрийское подданство. Но бюрократическая вертикаль империи восприняла эти всуе брошенные слова монарха как указание на необходимость перехода к активным действиям в отношении всех немцев вообще. Естественно под удар попали не многочисленные бюрократы и сановники немецкой национальности, а социальные низы немецкой диаспоры в России – крестьяне-колонисты в западных губерниях страны.

Кстати, в начале войны российские немцы отдали дань порыву патриотизма, охватившему в июле-августе 1914 года всю страну. Так, немецкие колонисты на юге России в первые дни войны организованно вышли на патриотические манифестации, собравшие многие тысячи человек. Под портретами русского царя немецкие крестьяне на немецком и русском языках дисциплинированно призывали к победе над германским кайзером и австрийским цесарем.

На заседании Государственной думы 26 июля 1914 года депутаты немецкой национальности Гамилькар Евгеньевич Фелькерзам и Людвиг Готлибовчи Люц, оба члены фракции «октябристов», выступили с патриотическими заявлениями от имени всех русских немцев. «Немцы, населяющие Россию, всегда считали её своей матерью и своей родиной, и за достоинство и часть великой России они все, как один человек, сложат свои головы», – говорил с думской трибуны херсонский помещик Люц. Ему вторил остзейский барон Фелькерзам: «Немцы безусловно выполнят свой долг как верноподданные русского царя». (Заметим, что думские патриоты Люц и Фелькерзам в окопах свои головы, естественно, не складывали, а после 1917 года оба эмигрировали в Германию).

Но все дисциплинированные демонстрации немецкой лояльности совершенно не убедили многочисленных казённых патриотов, в начале войны старательно раздувавших тему глобального германского заговора против России. Первым здесь оказался генерал от кавалерии Фёдор Трепов, в то время губернатор сразу трёх губерний на Украине, примыкавших к границам австрийской Галиции. В начале октября 1914 года он представил в Совет министров записку, в которой отметил, что «последовательно и неуклонно» развивается «немецкая колонизация в пределах Юго-Западного края». Генерал-губернатор указал «на особливую с государственной точки зрения настоятельность положить предел таковому явлению в смысле не только прекращения дальнейшего расширения немецкого землевладения, но и ликвидации существующего».

8 октября император повелел рассмотреть записку Трепова в Совете министров. А уже 10 октября министр внутренних дел Маклаков представил в Совет министров свой доклад «О мерах к сокращению немецкого землевладения и землепользования». В докладе главы МВД был расписан целый немецкий заговор против Росси: «Стремительное увеличение немецкого землевладения должно было всячески содействовать подготовке германского военного нашествия на западные окраины».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Действительно, исторически сложилось так, что на всем протяжении линии фронта, возникшей в августе 1914 года на западных границах страны – от прибалтийского Мемеля до степей у Одессы – проживали сотни тысяч немцев, бывших полноправными подданными Российской империи. Только в губерниях, составлявших русскую часть Польши, проживало полмиллиона немцев, еще 350 тысяч выходцев из Германии проживали на юго-западе современной Украины. В основном это были владевшие значительной земельной собственностью крестьяне, переселившиеся в эти края в XVIII–XIX веках. Так что, если и был всеобщий немецкий заговор, подобный тому, что расписывался в докладе Маклакова, то начинали его такие немцы, как герцог Бирон и царица Екатерина II.

Маклаков пугал Совет министров страшными историями о том, как проживавшие в приграничной полосе немцы обязаны были при наступлении германской армии «предоставить в ее распоряжение квартиры и фураж, а при требовании последнего для нужд русской армии сжечь его». Излишне говорить, что о подобных достижениях германская разведка могла только мечтать. Даже сам Маклаков был вынужден заметить, что этот глобальный заговор известен ему «по неподдававшимся проверке данным». В качестве еще одной иллюстрации глобального заговора русских немцев против России министр Маклаков приводил историю о том, что в Бессарабии новая железная дорога прошла исключительно по немецким колониям и даже «образовала особый угол для того, чтобы прорезать их центр», в то же время «минуя русские села с такой тщательностью, что ни одно из них не оказалось к ней поблизости». Министр объяснял эту конспирологию происками местного земства (самоуправления), «всецело находящегося в руках немецких колонистов».

Напугав Совет министров такой картиной глобального заговора, министр МВД предлагал конфисковать немецкие земли по национальному признаку во всех западных губерниях империи. В качестве обоснования правомочности подобных действий приводилась ссылка на то, что в Германии к этому времени уже были конфискованы русские денежные вклады в государственных и частных банках.

«Воспрещаю сборища взрослых мужчин немцев более двух…»

Правительство Российской империи, помня раздражённые слова монарха о немцах, сочувственно восприняло алармистский доклад министра МВД и начало разрабатывать меры по борьбе с «немецким засильем». Но даже в условиях мировой войны бюрократический аппарат империи работал очень неповоротливо и неспешно. Начиная с октября 1914 года, за четыре месяца Совет министров провел восемь заседаний, посвященных этому вопросу, прежде чем родил первый законодательный акт на эту тему.

Впрочем, отдельные наиболее ретивые представители царской администрации не дожидаясь новых законов отличились абсолютно комическими мерами борьбы с немцами в тылу. Так генерал-губернатор Одессы Михаил Эбелов (кстати, армянин по национальности) 25 октября 1914 года издал постановление, изумившее бюрократическим маразмом даже самых рьяных поборников «борьбы с германизмом». Постановление не только вводило запрет на разговоры «вне жилищ» на немецком языке, но и содержало массу мельчайших, и оттого комичных подробностей, вроде отдельного запрета изготовлять визитные карточки и надгробные надписи на немецком языке. Первый же пункт этого постановления ретивого генерал-губернатора гласил: «Воспрещаю сборища взрослых мужчин немцев более двух, даже из числа русско-подданных, как в своих жилищах, так и вне их».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Это постановление вызвало недоумение даже на самом верху империи и на два месяца породило оживленную бюрократическую переписку между Одессой и Санкт-Петербургом. Сам глава правительства Горемыкин был вынужден объяснять генералу Эбелову, что многие его запреты не вызваны условиями войны и отдают некоторым маразмом. Эбелов в натуральном кавказском стиле отвечал длинными и прочувственными письмами о том, что уважает «немцев коренных русско-подданых, частью сроднившихся, частью сжившихся с русским населением», но настаивал, что собрание немцев более двух «недопустимы с целью сохранения государственного порядка, общественной безопасности и интересов армии». В итоге бюрократическая махина Российской империи с трудом смогла заставить генерал-губернатора Эбелова издать дополнительное разъяснение, что понятие «более двух» не распространяется на членов одной семьи, живущих под одной крышей.