Время проснуться дракону. Часть 1 (СИ) - Морецкая Анна - Страница 3

И еще гнетущая атмосфера, темным покрывалом обволакивающая его, которую начинаешь ощущать, едва замок покажется на горизонте.

Впрочем, насчет зловещей ауры замка она, может, и не права. Гэм вот, например, ничего такого не заметил.

Но когда над дубами впервые стали видны черные стрелы башен дядюшкиного замка, тогда и настигло ее осознание, что она уехала из дома на многие зимы, которые должна будет провести вдали от родных. И жить ей придется не просто с чужим человеком, а с тем, о ком всегда рассказывали, понижая голос до шепота, таинственные и жуткие истории. Вот откуда, наверное, ощущение черного зла, витающего над дядюшкиным домом…

От всех этих мыслей на душе стало еще тоскливей. А из-под тоски этой, сначала потихоньку, ползком, а потом все быстрее и быстрее, подгребая под себя все остальные чувства и мысли, полезла злость — на гадкого дядюшку, на Дар, никому не нужный, на судьбу свою бедолажную и даже на отца, который отпустил ее в такое поганое место!

Злоба ширилась и бурлила, раскаляя внутренности и обжигая ладони. Вальсе захотелось схватить платье — растерзать его, растоптать, а потом швырнуть к ногам дядюшки, чтоб не смел более пренебрегать и помыкать ею!

Но буря чувств, что всколыхнулась в ней, не позволила даже ступить с места — с ладоней хлынуло пламя, как вода из перевернутого кувшина, мгновенно воспламеняя своим жаром и старый гобелен на стене, и покрывало на кровати.

Опомнившись, Вальса стала сдирать горящую ткань и запихивать ее в очаг. Упав на колени, она засунула туда же и руки.

— Нужно успокоиться! — твердила она, уже зная, что иначе огонь, сходящий с ее ладоней, унять не удастся.

Пытаясь отвлечь свои мысли от насущных проблем, девушка по привычке стала разглядывать пляшущие в очаге оранжевые языки, которые жадно поглощали то, что она им дала в этот раз. Ярко с треском сгорал гобелен, почти без пламени, сворачиваясь в сизый кокон и пуская легкий дымок, тлело чудесное шелковое покрывало — всякая вещь горит по-своему, уж она-то это знала!

Меж тем, мысли ее, пометавшись и поскакав по всяким незначительным закоулкам, постепенно успокоились и, резко свернув в последний раз, привели Вальсу… к началу.

Ее родной дом — большой, нижний этаж из камня, а верхний деревянный. Вальсе, в ее пять зим, чтоб увидеть резной конек, приходится задирать голову так, что она начинает кружиться, а земля под маленькими ножками — куда-то уплывать.

Она с матерью и братьями стоит на высоком крыльце, а отец с воинами выходят из конюшни.

Все знают: он ездил в большой город на ярмарку и привел оттуда старшим братьям коней. Да ни каких-нибудь там обычных лошадок, что в телегу запрягают, а самых настоящих боевых, больших и сильных — таких, чтоб смогли воинов в тяжелых латах вынести.

Тэт и Дэй близнецы, им по пятнадцать зим уже, и отец забирает их к себе в крепость, чтоб с другими мальчишками занимались и к службе в армии готовились. В их семье так. Хоть и благородного они рода, но из младшей ветви, что бы это ни значило, а потому, ремеслу какому-нибудь учиться надо или на службу идти.

А какая служба может быть лучше военной? Тут тебе и уважение, и почет, а если не будешь дураком, то и ка-кальеру сделаешь! А если, эту самую «кальеру» сделать правильно, то она еще и денежку хорошую принесет! Вот — так отец говорил!

Да! А отцу Вальса верила и тоже хотела, как он и братья, кальеру делать — на большом коне скакать, копье в пугало крутящееся втыкать и мечом с наскока тыквы рубить. Да-да, она все видела, когда отец их с Гэмом в крепость к себе брал!

Только боялась она, что не разрешат ей воином стать — девочка же она, и сильного дяденьки из нее не вырастет, а лишь обычная тетенька…

Вот только в чем разница-то? Ну, писают они с Гэмом по-разному, а так, вон треснула его как-то, и побежал он к отцу жаловаться, даром, что на год старше! Да и мамонька, давеча схватила две бадейки с водой и понесла себе на огород. А то бывало, когда отец по нескольку дней из крепости не приезжает, она и дрова рубит — не хуже чем у него получается. А уж тыквы-то…

Пока Вальса в очередной раз прикидывала, светит ли ей «кальера», мужчины закрыли ворота конюшни и пересекли двор. Отец легко взбежал на крыльцо, подхватил их с Гэмом на руки и стал целовать в румяные щеки. Им стало радостно от его внимания, а пахнущая табаком борода мягко щекотала лица — они засмеялись. Отец тоже. Близнецы и отцовские воины подхватили их смех — всем было хорошо: солнечный весенний день еще не закончился, поездка была удачной, а теперь все вернулись домой и их ожидает сытная трапеза.

Мама тоже улыбнулась. Но Вальса видела, что глаза ее грустны — она переживает, что двое ее детей завтра отправятся в крепость и останутся там, а она их будет видеть только по редким праздникам.

Вальса про это горе все утро слушала, пока они готовились к приезду отца. Малышка, конечно же, утешала мать, ластясь к ней и обнимая, но понять ее, не могла. Как можно так убиваться из-за отъезда этих двух обормотов? Они вечно дерутся между собой, обижают их с Гэмом, говорят плохие слова, девочка такие только в казарме и слышала, и то, только до того момента, пока солдаты ее не замечали.

Но мама же многого не знает — в ее присутствии они смирные.

А вот несколько дней назад Тэт, вообще, жуть, что сотворил: на крытом дворе, за кучей еще прошлогодней соломы, обижал соседскую девчонку.

Василянка, конечно, хорошо постарше Вальсы будет, и титьки у нее уже выросли, что твои свёклины сахарные налитые, но щипал он за них, видно, сильно — она, аж стонала. А он навалился на нее, дурак здоровый, и пыхтит — даже штаны с попы съехали!

Не кричала же соседка, по разуменью девочки, только потому, что испугалась очень. Недаром же веночек из первоцветов ей сплела, после того, как Вальса спасла ее от братца, огрев того метлой по голому заду. Да, еще заставила его медовую конфету сестре принести! А она за это Василянке обещала никому не рассказывать, что Тэт ее обижал — все ж смеяться будут, что отпор мальчишке дать не смогла!

И вот так всегда! Узнала бы все про близнецов мама, может, ей и легче с ними расставаться было бы, а то теперь горюет — дома, видишь ли, они будут редко появляться! А вот Вальсе, например, редкие праздники — в самый раз. Как хорошо они заживут! Тихо, спокойно. Маму только жалко. Рассказать ей, что ли про Тэта…

Но, ни утром, ни сейчас, как бы, не было жалко маму, малышка, конечно же, ничего про близнецов не рассказала. Слово же честное давала! А держать данное слово для человека — самое важное в жизни, так отец говорит.

Праздничное застолье подошло к концу.

Соседские девчонки, та же Василянка да Льдянка, что за медную монетку обычно матери по хозяйству помогали, были отпущены еще днем, до приезда отца. Так что пришлось Вальсе, как и положено послушной дочери, маме помогать: объедки свиньям на корм сгребать, очищенную посуду в стопочку складывать и матери в ушат с мыльной водой относить, да остатки нарезанного хлеба салфеткой льняной укрывать.

«— Вот так и проведу всю жизнь — буду хрюш кормить да посуду мыть! И никакого мне коня боевого, никакого меча…» — стараясь громко не хлюпать носом, говорила себе Вальса, остерегаясь при этом попадаться матери на глаза.

Но та и сама на дочь не глядела, погруженная в свои нерадостные мысли, благо в доме никого кроме них не было и ей не приходилось вымучено улыбаться.

А Вальса потихоньку ревела, размазывая слезы по щекам. Сначала это были слезы обиды, потом жалости к себе, затем слезами досады стали. И уже под конец, когда казалось, что все уж выплакала, вдруг с новой силой побежали слезы злости. Вроде бы, вода… но такие горячие, что от них так и жжёт ладони…

Им с матерью отец тоже привез подарки. Для мамы бусики из серебряных розочек, а ей — из красненьких шариков. И Вальса радовалась бусикам, честно-честно, но… до тех пор, пока отец не позвал всех смотреть купленных коней. А потом оказалось, что «все» — это близнецы и Гэм, которому он еще и пообещал такого же купить, когда подрастет!