Необычайные приключения на волжском пароходе - Толстой Алексей Николаевич - Страница 14

Колхозник, наклонив голову к плечу, прицелился глазом:

- На такой жениться - и начнет тащить тебя в кулацкий омут.

- Это про кого эта?

- Про вас... И зачем.такое добро пропадает...

- Нисколечко не пропадает... Папаша - одно, я - другое.

- Класс один,.. В бога верите?

- Нет, святой дух улетел от нас, покинул нас...

- А раньше верила?..

- Раньше верила, теперь - как люди, так и я...

- Оппортунистка на сто процентов...

- Чего эта?! Мы давно уж не верим. Бабенька у нас старенькая, та обижается: отчего, говорит, у магометан, у евреев есть .бог, у одних русских нет его, у цыган и у тех-- боженька...

- Хитра, ох, - говорит колхозник, - какую агитацию развела. - Он встал, поддернул штаны. - Нет, лучше на тебя не глядеть...

Дунька выпятила губу, задрала нос:

- В .коллективе таких девушек поищите!-Мотнула юбкой, пошла туда, где звенела гитара, пела цыганка...

Там, близ буфета, собралась довольно значительная и угрожающая толпа. Бахвалов (плотная личность в соломенной, шляпе) и Хренов (злой человек в рваной кепке), видимо, успели? разогреть настроение. Оба грузчика, заросший мужик - Дунышн отец, губастый парень и еще человек десять были пьяны. Давешний рабочий (со светлыми усами полумесяцем) пытался сдерживать назревающий скандал, хотя и сам, видимо, был не менее возмущен тем, что творилось в буфете:

- Американцы бузят, это не значит, что и нам надо бузить, - кричал он осипшим голосом. - У них эта бузацель жизни. Во что они верят? В один доллар. В буфете мы наглядно видим идеалы буржуазии... Мы, плюнули да отошли... А доллар их у нас остался, каждый их доллар-на наше строительство, на нашу, победу.

Заросший мужик - ему свирепо:

- А сожрут-то они сколько нашего на один доллар?

Мясо из моей груди выедают...

Бывший дьякон: - Без закуски пьем... Кирпичом, что ян, закусывать? Ребята, закуски хотим...

- Закуски! - заорал губастый парень. И заросший мужик - опять: - Мы за свои права с кольями пойдем, - погодите...

Рабочий, - весь багровый от напряжения, с раздутой шеей:

- Какие твои права? - кулацкие, дремучие... Товарищи, мы не даем человеку жить в свинстве, - правильно... Мы его силой вытаскиваем...

- Сила-аи? - выл заросший мужик.

- Кулак вас на дно тянет, в рабство, в свинство... Что ж вы - социализм за пол-литра водки хотите продать?..

- Ребята, - крикнул Бахвалов, держась на периферии тревожно гудевшей толпы, - в буфете не одни американцы... Наши, русские, с ними жрут, пьют...

Раздались гневные восклицания. Губастый парень - чуть не плача:

- Русские... сволочи...

Дьяконов бас: - Предательство...

Хренов с другой стороны толпы:

- Едят наше мясо, пьют наше вино... Россию пропивают...

- Бей русских в буфете! - завопил губастый парень.

- Провокация! - надсаживался рабочий. - Товарищи, здесь нашептывают,..

Огромная ручища бывшего дьякона взяла его за горло: - Ты за кого - за них али за нас? - Ну-ка - скажи...

- Бей его в первую голову! - заорал заросший мужик...

Толпа надвинулась. Голоса: - Коммунар! Часы с цепочкой на нем!

-Цепной кобель!

В это время, оттолкнув одного, другого, около рабочего оказался колхозник (в сетке), мускулы угрожающее, лицо весьма решительное:

- Ну-ка, - сказал, - кому жить надоело?

Произошло некоторое замешательство, крикуны попятились. Рабочий вскочил на ящик: - Товарищи, вам водку раздают, вам нашёптывают, здесь готовится кошмарное преступление... Вас хотят использовать как слепое оружие...

...Из трапа на верхней палубе появился Ливеровский, оглянулся, топнул ногой:

- Да где же вы? Черт!

- Я здесь,- плаксиво отозвалась Шура... (Стояла на корме, прижавшись к наружной стене рубки.) - Трясусь, трясусь, господи...

- Портфель?

- Тише вы, господи. Нате...

Ливеровский выхватил у нее портфель:

- Не открывали? - Ломая ногти, отомкнул замочек, засунул руку внутрь. Пошарил. Вытащил лист бумаги. - Что такое? - Подскочил к электрической лампочке, где крутилась ночная мошкара. - Чистый лист бумаги? (Перевернул.) Ага... Так и думал... Подписано-Гусев. (Торопливо читает:) "Этот портфель был положен в моей каюте около раскрытого окна и через ручку привязан ниткой к кровати, концы нитки запечатаны в присутствии двух свидетелей. Таким образом, господин вице-консул, кража этого портфеля - ваша первая очень серьезная улика. Портфель, как видите, пуст. Шах королю. Гусев".

Ливеровский протянул портфель Шуре:

- Вы-дура: нельзя было рвать нитку; положите портфель на место.

Шура поняла одно: обругали. Вытаращилась, обиделась:

- Я извиняюсь, между нами ничего еще не было, и вы уже ругаетесь...

- Портфель на место, сама-в каюту, и -молчать как рыба!..

Он кинулся к окну миссис Ребус. Шура схватила его за рукав:

- Насчет заграницы... Как же, слушайте?

- Задушу и выкину за борт... Спасайся... Бегом... Жест его настолько был выразителен, что Шура молча замахала рукой, пустилась бежать,.. Ливеровский стукнул в окно миссис Ребус: - Алло... Что с негром?

Жалюзи сейчас же отодвинулись. Каюта была освещена. Негр неловко сидел на стуле, - голова запрокинута, лицо закрыто ватой.

- Ликвидировали? - прошептал Ливеровский.

Эсфирь высунулась, - жадно вдыхая ночной ветер. Ладонями потерла виски, провела по глазам, приводя лицо в порядок...

- Что - убит?

- Нет, - сказала Эсфирь хриповато. - Хлороформ...

- Напрасно было... Оригинал рукописи он передал профессору, а копия у Гусева.

- Скоро вы кончите с ними?

- Жду, - через несколько минут будет перекат, - мелкое место... Нужно, чтобы Хренов и Бахвалов могли все-таки спастись вплавь... Значит, негра брать живым не хотите?

- Он этого не хочет.

- Та-ак...

Эсфирь - с мрачной яростью: - Повторилась забавная история с прекрасным Иосифом! (Она покосилась на завалившееся на стуле тело Хопкинсона.) О глупец... О мерзавец... Я сделала все, что в женских силах... - Почти нежно: - Нулу-Нулу должен умереть...

- Пока держите его под наркозом... Когда начнется суматоха, выкинем его в воду, не так тяжел.

- А если нам помешают?

- Тогда вы его разбудите... Вас-то он не выдаст... Влюблен же со всеми африканскими страстями...

Как от пощечины, Эсфирь вытянулась, носик - все вытянулось у нее:

- Кто вам дал смелость так разговаривать со мной?!

Короткими свистками пароход стал вызывать на нос матроса- промерить глубину. Долетел голос: "Есть наметка"...

- Это перекат, - Ливеровский отскочил от окна. - Готовьтесь, миссис Эсфирь... Бегу вниз...

В буфете цыганки пили вино и гладили по щекам профессора Родионова. Цыган с профессионально-загадочной улыбкой, склонясь над гитарой, перебирал струны.

Педоти спал за столом. Мистер Лимм, тараща глаза, слушал Хиврина:

- Понимаешь, мистер, у меня странный психоз: одновременно я люблю пять женщин, куда там - больше. Так, я пошел к доктору...

Лимм, едва ворочая языком: - Что же тебе сказал доктор?

- Доктор сказал: валяйте... Чудак какой-то... А ты знаешь - как меня любят в Эсесер? Как-то за ужином один нэпман в экстазе вынул вставной глаз и по - дарил мне: больше, говорит, у меня ничего не осталось...

- Я с ума сойду в этой стране, - с большим трудом выговорил Лимм.

Профессор вдруг вскочил, потянул за собой одну из цыганок, глядя не на нее, а куда-то в неопределенность расширенными глазами:

- Понял! Я понял Нину, я понял себя! Человека надо заслужить! Чем заслужить? - ты спросишь, цыганка... Интенсивным половым влечением, ответили вы... Бррр... Нет... Неутомимым желанием стать вместе с этим человеком более совершенным, более совершенным орудием творчества... Любить ее трудовые руки, любить ее светлый ум... Пусти, я должен ей сказать это... Впрочем, я ничего не скажу... Пой, пой мне, степная красавица... Под твои песни плакали великие поэты... Я нашел путь к человеку!