Вождь чернокожих. Black Alert (СИ) - Птица Алексей - Страница 37

Как в Пугачёвские времена, Ворох провёл круг, в котором поднял вопрос об их дальнейшей судьбе. Собственно, самих русских, в его тысяче осталась, едва ли, четверть, а точнее, полторы сотни. Все остальные были пришлыми. В основном, из арабских и кушитских племён. Были и негры, но гораздо в меньшем количестве, чем арабы.

Все они прибились в отряд Вороха по разным причинам, но двигало их одно. Постоянная вольная жизнь, полная опасностей и приключений, а также, жажда лёгкой наживы, которая как приходила, так и уходила. За те два года, которые они разбойничали здесь, никто из них не оброс семьями и не был обременён сокровищами.

Круг постановил идти к Мамбе и проситься под его руку. На то, что он принял христианство, большинству было наплевать. Те, кому это было принципиально, дезертировали из отряда, их оказалось не больше пятидесяти человек, остальные готовы были служить хоть кому, лишь бы платили и не заставляли работать.

Многие стали грезить о гаремах, полных чернокожих красавиц, что было также далеко от истины, как и количество чёрных красавиц на условную тысячу чернокожих женщин. Ворох не собирался их в этом разочаровывать, всячески укрепляя это заблуждение. Сам же он просто хотел уйти под сильную руку, чтобы продолжать такую же жизнь, не заботясь о постоянном поиске хлеба для пропитания.

В Африке, имея оружие и умея воевать, никто и никогда не оставался голодным, и Семён Ворох это знал. К тому же, он успел так покуролесить, стольких ограбил и убил, что ни к французам, ни, тем более, к англичанам его решительно не тянуло. А значит, дорога была одна, и она вела его только к Мамбе.

Отряд быстро собрался и рано утром вышел в направлении Омдурмана. Всё же, сначала Ворох решил предложить свои услуги дервишам, успевшим к этому времени собрать внушительную армию, слухи о которой дошли и до него.

Дорога была тяжелой и долгой. Добравшись до Хартума, располагавшегося в излучине Голубого и Белого Нила, он узнал, что дервиши наголову разбиты. А недалеко от Омдурмана стоит лагерем пресловутый Мамба, готовясь вступить с англичанами в бой.

За разгоревшимся сражением Семен наблюдал из Хартума, ещё не захваченного англичанами, там же он собирал под свою руку бывших дервишей, агитируя их и обещая богатые трофеи.

Накануне основного сражения, он переправился через Нил и, воспользовавшись моментом, скрытно приблизился к Омдурману, но в сражение не вступал. Лёжа среди пологих холмов, он со своим отрядом наблюдал за сражением с тыла, ожидая, чем закончится затяжной бой, надеясь извлечь из него необходимые для себя дивиденды.

Бой разворачивался с пугающим накалом, о чём сообщал грохот канонады и изредка пролетающие над ними снаряды, сбившиеся по какой — то причине со своей траектории. Никто из сторон никак не мог победить. А Ворох выжидал, не решаясь бросить в бой свои силы.

Его симпатии лежали целиком и полностью на стороне Мамбы, но вот, с тремя тысячами плохо вооружённых, хоть и опытных, бойцов, не стоило лезть в самую гущу сражения. Наконец, чаша весов стала склоняться на сторону Мамбы, что было очевидно по непрерывному артиллерийскому обстрелу укреплённого лагеря англичан.

Как только в Омдурман потянулись обозы с ранеными, а затем и отдельные части, Семен всё же решился на удар с тыла. Опыт засад и внезапных нападений у него был, а совесть вся осталась в прибрежных песках у Красного моря. Его воины, без криков и шума, молчаливыми колоннами и отдельными отрядами устремились в Омдурман, входя в него с тыла. Их заметили арьергардные части англичан, державшие оборону в городе.

Три тысячи бойцов — это немного, но иногда не хватает именно этой критической массы для последующих взрывных событий, приводящих к самым неожиданным последствиям.

Генерал Китченер с удивлением услышал пальбу у себя в тылу. Крики, стрельба и возникшая паника подсказали ему, что некий отряд Иоанна Тёмного обошёл его сзади, воспользовавшись разгромом Верблюжьего корпуса.

Значит, он недооценил силы Иоанна Темного, и они оказались гораздо больше, чем он вначале думал. Дело усугублялось тем, что стало смеркаться, и трудно было оценить размеры отряда, внезапно напавшего на его войска сзади.

Я с удивлением прислушивался к тому, что творилось в тылу у англичан. Что-то несуразное там творилось. С кем они там затеяли войну? Халиф решил вернуться? Так это вряд ли. Но бой шёл, то разгораясь, то угасая, о чём сообщал треск винтовочных выстрелов, звон сталкивающихся сабель и короткий пулемётный треск. Но ввязываться в него я не собирался. Неизвестно кто и почему напал на англичан, а мне это надо узнавать? Утром всё станет ясно.

Мне же сейчас необходимо перегруппировать свои силы, оказать помощь раненым и с утра возобновить обстрел Омдурмана. Сделать то, что чуть больше двух недель назад делали англичане. Пусть почувствуют себя в чужой шкурке, посмотрим, как это им понравится.

Повторную атаку я не планировал. Зачем? У противника такие потери и столько раненых, что вскоре он и сам сдастся, правда, он об этом ещё не догадывался и надеялся на подкрепление. А вот подкреплений, как раз-таки, не будет вообще. Подождём твою маму. Подождём, твою мать…

Омдурман — это не Кенигсберг, взять штурмом его не трудно, но мне людей надо беречь, потому как потери очень большие. Тысячники докладывали, что мои войска потеряли около трёх тысяч убитыми и больше шести тысяч ранеными.

Отряд Османа Дигны потерял около половины своего отряда убитыми и ранеными, и это по самым скромным подсчётам. Получается, завтра в бой я смогу отправить не больше восьми тысяч воинов. Сколько осталось боеспособных войск у англичан, я не знал. Но их количество определённо уменьшалось, благодаря действиям тайного союзника, ведущего сейчас там ожесточенный бой.

Три тысячи разбойников, вместе с примкнувшими к ним дервишами, мало чем отличающимся от разбойников Семёна Вороха, сумели захватить полгорода и даже успели его пограбить, воспользовавшись суматохой и спустившимися на город сумерками.

Сборная солянка бандитов и дервишей ожесточённо сражалась, будучи в своей стихии, плюс, многие из дервишей хорошо знали узкие улочки Омдурмана, на которых и разгорались ожесточённые схватки. На одной из таких улочек была перебита целая рота шотландских стрелков.

Но численное превосходство англичан, а также, отчаянные действия их союзников — египтян и суданцев, которым просто некуда было бежать, переломили ход ночного сражения. Но Ворох уже знал, в какую сторону отступать.

Вырвавшись из города в южном направлении, где располагался лагерь Мамбы, он повёл своих солдат к нему, но не все воины живыми вышли из тесного города. Многие полегли в Омдурмане, не сумев вырваться из западни, которую сами же и устроили.

Пересчитав всех, кто выбрался из города, Ворох убедился, что число две тысячи, оптимальное для него. Именно столько воинов прорвалось сквозь город вместе с ним.

Я с удивлением смотрел на вышедших ко мне чумазых лоботрясов, с откровенно зверскими рожами. Некоторых из них узнал Осман Дигна, в общем-то, если бы не Осман, то вышедших было бы намного меньше. Но утром на следующий день, их оказалось вовсе не две тысячи человек, как доложил атаман Семён Ворох, а на три сотни меньше.

Куда делись остальные, было неизвестно, да и никто их не считал, если честно. Всё перемешалось в ту ночь. Ожесточённое сражение с англичанами, ночной бой отряда Вороха, разбирательство с пришедшими, кричащие от боли раненые, захват лагеря англичан, разбор трофеев, подсчитывание ущерба, всё это перемешалось у меня в голове.

Голова кипела, как тот алхимический котёл, в котором бурлило ценное снадобье, в любой момент грозящее сбежать от меня. Эй, моя голова, ты гдэээээ?

Подозвав к себе Вороха, который до сих пор доказывал, что он свой, несмотря на то, что в ночном переполохе возникла спонтанная перестрелка его людей и моих. В конце концов, мы разобрались, и я начал допрашивать его.