Воспитательные часы (ЛП) - Ней Сара - Страница 48

― Иисус.

― Это всегда срабатывало в мою пользу, поэтому я начала использовать ее слабость, знаешь? Так что, если по какой-то причине мне нужно ее разбудить, я грожусь, что положу ноги на ее одеяло, и она выскочит из постели.

― Звучит… безжалостно.

― Я такая бессердечная. Дерусь грязно.

― Я запомню это.

Фильм, который мы начали смотреть полчаса назад, играет на заднем плане, давно позабытый. Тусклый свет, теплые одеяла, и ничего, кроме тишины для компании, сидя на диване.

Я оттягиваю назад правую ногу, зацепляю его штанину, открываю отверстие для ног большим пальцем ноги. Всовываю его внутрь, потираю туда-сюда вдоль икры, благодарная, что додумалась освежить лак для ногтей ярким дыневым цветом, удачно названным Ленивая Дэйз.

Потому что это явно был ленивый день. Ехать в компании с Рексом, который болтал без умолку всю дорогу. Провести все остальное время здесь, ничего не делая, на самом деле ничего, кроме добавления к списку причин, по которым Ретт Рабидо постепенно становится лучшим, что когда-либо случалось со мной.

Быть здесь с ним — это именно то, чего я хочу.

Никакого давления.

Взаимное уважение.

Восхитительное сексуальное напряжение…

Мой мозг раздевает его, желая откинуть его мягкую фланель, чтобы увидеть, что скрыто под ней. Запустить руки ему под футболку. В джинсы. Над его эрекцией…

― Лорел?

― Что?

― Ты хочешь продолжать смотреть фильм, или… ― он откашливается, ― пойти, эм, в кровать?

Кровать, кровать, кровать.

― Как скажешь. Мне все равно.

Скажи, что хочешь идти в кровать.

Салфетка у него на коленях складывается пополам.

― Я имею в виду, что мы на самом деле не смотрим, так что…

Нет ничего случайного в том, как я пожимаю плечами. Мой фальшивый зевок.

― Я устала.

Мои ноги касаются пола одновременно с его. Встаю. Ретт тянется к моей тарелке и салфетке. Я беру стаканы с водой.

― Я выброшу тарелки в мусор. Ты хочешь принять душ перед сном или…

― Я приняла сегодня утром, так что все в порядке. ― Мои длинные волосы блестят и все еще пахнут медом и миндалем. ― А как насчет тебя?

― А я, пожалуй, приму. ― Ретт поднимает руку и принюхивается к подмышке. ― Я быстренько запрыгну, если ты захочешь надеть… э-э… пижаму или что-то ещё.

Это «или что-то еще» задерживается, повиснув в воздухе.

Ретт откашливается.

― Я знаю, что ты, вероятно, рассчитывала переночевать с одной из девушек, так что я могу спать в другой комнате.

Только через мой труп.

― Так что я просто запрыгну в душ, и тогда мы сможем все выяснить…

Единственное, что нам нужно выяснить, это на какой стороне кровати я сплю.

Почти сразу попадаю в это место ― ну, вы знаете, то место в моем мозгу, где я представляю его голым в ванной, под теплыми струями душа. Намыливаясь мылом во всех этих потных, восхитительных местах.

― Я сейчас поднимусь и переоденусь в пижаму. ― Позволяю своим глазам задержаться на его рубашке на пуговицах. Фланель. Удобно, как в объятиях.

― Дай мне десять минут.

― Не торопись. ― Еще одна фальшивая улыбка.

Тьфу. У него лучшая задница.

Ретт неторопливо выходит из комнаты, оглядываясь назад, пока я занимаюсь уборкой гостиной, выбрасывая корочки пиццы, которые он не ел, в мусорное ведро и вытирая прилавки. Ополаскиваю бокалы и обновляю воду с большим количеством льда.

Выключаю свет в гостиной и включаю его над окном над раковиной. Снаружи кромешная тьма — если бы не яркий свет луны, видимость была бы нулевой. Маленький зеленый огонек светит посреди озера, медленно скользя в темноте, наверняка рыбак, возвращающийся домой.

Я слышу, как наверху льется вода, и поворачиваю голову в ту сторону, решив не обращать внимания на тоску в сердце. В чем моя проблема? Почему я так отчаянно нуждаюсь во внимании Ретта? Я никогда не была так агрессивна с парнем раньше — никогда!

Что в нем такого, что заставляет меня делать это теперь?

Почему я нахожу его таким неотразимым?

Толкаю дверь спальни, слышу, как вода стучит по кафелю, стекая с его скользкого, влажного тела.

Обращаю внимание на его джинсы и рубашку, брошенные в ногах большой кровати. Белые спортивные носки на полу. Его бейсболка.

Я беру её с одеяла и подхожу к зеркалу. Приглаживаю свои волосы и надеваю ее на голову. Сгибаю козырек, смотрю на себя в зеркало.

Волосы сплошной пеленой падают мне на плечи; темно-лиловая бейсболка рвется в нескольких местах, Луизианская надпись выцвела.

Она слишком велика для моей головы, но я выгляжу мило, и тайно планирую красть её у него время от времени. Может быть, если надену её, когда он выйдет из ванной, лежа в центре кровати, обнаженная.…

Кого я пытаюсь обмануть? Это, вероятно, напугает его до усрачки.

Вздыхаю, снимаю её. Кладу на комод.

Моя дорожная сумка стоит в углу, поэтому я беру ее и бросаю на кровать. Расстегиваю молнию. Распахнув ее, заглядываю внутрь и смотрю на симпатичную одежду, которую упаковала, когда думала, что здесь будут другие девушки.

Розовая клетчатая пижама? Фланель. Мешковатая.

Скромная.

Я не хотела скакать по комнате, полной людей, которых едва знаю, с торчащими сиськами, поэтому она пошла в сумку.

Просматриваю содержимое в поисках майки. Выхватываю чистое белье, которое туда бросила. Встаю в центре комнаты, обсуждая свой выбор: фланелевая пижама, сексуальная майка и нижнее белье.

Фланелевая пижама, сексуальная майка и нижнее белье…

Я прикусываю губу, испытывая тревогу.

С одной стороны, я не хочу дать ему неверное представление обо мне. С другой стороны, хочу, чтобы он сделал чертов шаг, коснулся меня во всех неправильных местах.

Я так хочу, чтобы он дотронулся до меня — прикоснулся, не спрашивая разрешения, не колеблясь, словно боится, что это очередная жестокая шутка.

На данный момент он знает, что нравится мне. Я буквально вышла и сказала слова ему в лоб; это не секрет, так чего же он всегда ждет?

К черту.

Я иду на это.

Сделаю его таким твердым, что он окосеет.

Запихнув клетчатую пижаму в сумку, я вытаскиваю майку. Она белая и потертая. Трусики? Легкие и практически прозрачные.

Удачный ход.

Я улыбаюсь своим злым женским уловкам, мурашки бегут по коже, когда отключается вода, слышу, как отодвигается занавеска.

Снимаю черные леггинсы с ног. Переступаю через темно-синее хлопчатобумажное белье и надеваю прозрачное. Снимаю белую рубашку с длинными рукавами и лифчик. Смотрю на свои обнаженные груди в зеркале над комодом, выгибаю спину, чтобы полюбоваться их упругостью и полнотой.

Провожу руками по соскам, чтобы они затвердели.

Я пристально смотрю на дверь в ванную, мое воображение проецирует образ Ретта, одетого в консервативные слои: боксеры, пижамные штаны, толстовка.

Погруженная в свои мысли, я едва замечаю, как дверь в ванную распахивается, застигая меня врасплох, а из-за его спины поднимается пар. В дверном проеме виднеется крупное тело Ретта, мускулистый торс все еще влажный. Гладкая грудь, широкие плечи.

Пижамные штаны. Без рубашки.

Его глаза расширяются от моей полуобнаженности, прилипают к груди.

― Дерьмо.

На мне нет рубашки. Мои ладони взлетают, чтобы прикрыть голую грудь.

― Господи, Лорел, прости.

Мое сердце колотится со скоростью тысячи ударов в минуту.

― Ничего такого, чего бы ты не видел раньше, помнишь? ― спрашиваю я, мягко напоминая ему о том, как мы занимались петтингом в моей машине.

Прикрываясь одной рукой, я снимаю с кровати майку, поворачиваюсь к нему спиной и натягиваю ее через голову.

Я высокая, но не настолько, как Ретт, и чувствую себя немного уязвимой, стоя перед ним в одной майке и трусиках, полуодетая, напоминающая о шатком состоянии наших отношений.

Он скрещивает загорелые руки, его взгляд падает на мою тонкую маечку. Я знаю, что он видит мои соски сквозь ткань.