Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Диккенс Чарльз - Страница 156

«Но сказать придется рано или поздно, – подумал Том, – и уж лучше сразу пройти через это».

Тук-тук!

«Боюсь, что в Лондоне так не стучат, – подумал Том. – Уж очень несмело. Может, оттого никто не отворяет дверь?»

В самом деле, никто не отворял, и Том стоял, глядя на дверной молоток и ломая голову над тем, где же тут по соседству живет джентльмен, который кричит кому-то во все горло: «Войдите!»

«Господи помилуй! – сообразил Том, наконец, – может быть, этот человек живет здесь и кричит именно мне. А я и не подумал. Не знаю, удастся ли мне открыть дверь снаружи? Кажется, да».

Конечно, это ему удалось, стоило только повернуть ручку; и конечно, повернув ее, он услышал все тот же голос, повторявший необыкновенно громко: «Что же вы не входите?»

Том шагнул из маленького коридорчика в комнату, откуда доносились эти крики, и едва успел разглядеть джентльмена в халате и туфлях (сапоги стояли рядом наготове), сидевшего за завтраком с газетой в руках, как этот самый джентльмен, рискуя опрокинуть чайный столик, бросился к Тому и обнял его.

– Да ведь это вы, Том, дружище? – закричал джентльмен. – Том!

– Как я рад вас видеть, мистер Уэстлок! – сказал Том Пинч, пожимая ему руки и дрожа сильнее прежнего. – Как вы добры.

– Мистер Уэстлок? – повторил Джон. – Что это значит, Пинч? Надеюсь, вы не забыли, как меня, зовут?

– Нет, Джон, нет; я не забыл, – сказал Том Пинч. – Боже ты мой, как вы добры!

– В жизни не видывал такого человека! – воскликнул Джон. – Что вы твердите все одно и то же? Чего же вы от меня ждали, хотел бы я знать? Вот, садитесь сюда, Том, и ведите себя разумно. Как вы поживаете, мой милый? Я страшно рад вас видеть!

– А я страшно рад видеть вас, – сказал Том.

– Это взаимно, разумеется, – возразил Джон. – И всегда так было, надеюсь. Если бы я знал, что вы приедете, Том, я бы заказал что-нибудь к завтраку. Для меня лично такой сюрприз лучше всякого завтрака, но вы – дело другое, не сомневаюсь, что вы проголодались, как на охоте. Придется вам обойтись тем, что есть, а за обедом мы себя вознаградим. Вам с сахаром, я знаю; помните сахар у Пекснифа? Ха-ха-ха! Как поживает Пексниф? Когда вы приехали в город? Да начните же с чего-нибудь, Том! Вот здесь только остатки, но это совсем не плохо. Копченая кабанья голова – попробуйте, Том. Начните хотя бы. Какой вы чудак! Я страшно рад вас видеть!

Говоря все это в большом волнении, Джон все время перебегал от стола к буфету, доставая разные копчености в банках, выгребая из чайницы невероятное количество чая, роняя французские булки в сапоги, поливая масло кипятком, делая много других промахов в том же роде и нисколько этим не огорчаясь.

– Ну вот! – сказал Джон, присаживаясь в пятидесятый раз и немедленно вскакивая, чтобы сделать еще добавление к завтраку. – С этим мы как-нибудь обойдемся до обеда. А теперь рассказывайте, Том. Во-первых, как поживает Пексниф?

– Не знаю, как он поживает, – нахмурившись, ответил Том.

Джон Уэстлок поставил чайник и в изумлении воззрился на Тома.

– Не знаю, как он поживает, – сказал Томас Пинч, – и не интересуюсь этим, хоть и не желаю ему зла. Я ушел от него, Джон. Совсем ушел.

– Сами, по доброй воле?!

– Ну нет, он меня прогнал. Но я еще до этого понял, что ошибался в нем и не мог бы оставаться у него ни при каких обстоятельствах. К моему прискорбию, Джон, вы верно о нем судили. Может быть, это смешная слабость, Джон, но, поверьте, мне было очень тяжело и горько узнать это.

Тому не было нужды так умоляюще глядеть на своего друга, безмолвно и кротко прося его не смеяться над этими словами. Джон Уэстлок был так же далек от этой мысли, как и от того, чтобы свалить его на пол ударом кулака.

– Все это была моя мечта, – сказал Том, – но с нею теперь кончено. Когда-нибудь в другой раз я вам расскажу, что случилось. Примиритесь с моей причудой, Джон, сейчас мне не хочется ни думать, ни говорить об этом.

– Клянусь вам, Том, – очень серьезно отвечал его друг, помолчав несколько времени, – теперь, когда я понял, как много это для вас значится и сам не знаю, радоваться или печалиться, что вы, наконец, сделали такое открытие. Я упрекаю себя за то, что когда-то шутил над вами.

– Дорогой друг, – сказал Том, протягивая руку, – очень великодушно и благородно с вашей стороны так отнестись ко мне и к моему открытию. Мне совестно думать, что я колебался хоть минуту, идя сюда. Вы не знаете, какая тяжесть снята с моей души, – продолжал Том жизнерадостно, снова берясь за нож и вилку. – Сейчас я нанесу порядочный урон кабаньей голове.

Хозяин, которому эти слова напомнили о его обязанностях, немедленно принялся накладывать на тарелку приятеля всякого рода яства, несовместимые друг с другом, так что Том позавтракал весьма основательно и почувствовал себя значительно лучше.

– Ну, вот и хорошо, – сказал Джон, с неописуемым удовольствием следивший за каждым движением Тома. – А теперь насчет ваших планов. Вы, конечно, остановитесь у меня. Где ваш сундук?

– В гостинице, – сказал Том. – Я и не думал…

– Неважно, о чем вы не думали, – прервал его Джон Уэстлок. – Поговорим лучше о – том, что вы хотели делать. Вы хотели, приехав сюда, посоветоваться со мной – не так ли, Том?

– Разумеется.

– И послушаться моего совета, если я его дам?

– Да, – сказал Том с улыбкой, – если ваш совет будет хорош, в чем я не сомневаюсь, раз он ваш.

– Отлично. Тогда прежде всего не будьте упрямым старым чудаком, не то я закрою лавочку и не отпущу вам столь ценный товар. Вы у меня в гостях, Том. Жаль, что здесь нет для вас органа.

– Не сомневаюсь, что нижние и верхние жильцы тоже об этом жалеют, – ответил Том.

– Позвольте. Во-первых, вы захотите нынче же утром повидаться с вашей сестрой, – продолжал его друг, – и, разумеется, пойдете к ней один. Я немного провожу вас, потом мне нужно будет зайти по одному делу, а днем мы встретимся. Положите вот это в карман. Это всего только ключ от двери. Если вы вернетесь домой первым, он вам понадобится.

– Право, – сказал Том, – вселиться к приятелю таким образом…

– Да ведь у меня два ключа, – прервал его Джон Уэстлок. – Не могу же я отпирать дверь двумя ключами сразу, не правда ли? Какой вы, право, смешной, Том! Не хотите ли вы заказать чего-нибудь к обеду?

– О боже мой, нет! – сказал Том.

– Хорошо, тогда можете предоставить все это мне. Хотите выпить рюмку вишневой наливки?

– Ни единой капли! Какая замечательная у вас квартира! – сказал Пинч. – В ней есть решительно все.

– Господь с вами, Том! Ничего особенного, кроме маленьких холостяцких ухищрений; всякие приспособления на скорую, руку, какие мог бы придумать Робинзон Крузо или Филипп Кворл, вот и все. Ну, как вы решили? Идем?

– Разумеется! – воскликнул Том. – Когда вам угодно.

Дав Тому газету, Джон вытряхнул из сапогов французские булки, натянул сапоги и переоделся. Когда он вернулся, одетый для прогулки, Том сидел, невесело задумавшись, с газетой в руках.

– Мечтаете, Том?

– Нет, – сказал мистер Пинч, – нет, не мечтаю. Я просматривал объявления, думая, что, может быть, найдется что-нибудь подходящее. Но, как я часто замечал, самое удивительное то, что там ни для кого нет ничего подходящего. Тут и всякого рода хозяева, которым нужны всякого рода слуги, и всякого рода слуги, которым нужны всякого рода хозяева, но они, по-видимому, никогда не встречаются. Тут и джентльмен, состоящий на службе и временно стесненный в средствах, ищет занять пятьсот фунтов; а в следующем объявлении другой джентльмен желает кому-нибудь одолжить именно эту сумму. Но они так и не сговорятся, Джон, поверьте! Тут и дама с небольшим капиталом, которая желает поселиться в тихом и приятном семействе, а рядом семейство, которое рекомендует себя именно этими словами, что оно «тихое и приятное» и желает поселить у себя именно такую даму. Но она никогда к ним не попадет! И точно так же никто из одиноких джентльменов, желающих снять просторную светлую спальню, с правом пользоваться гостиной, никогда не договорится с домохозяевами, живущими в сельской местности, славящейся живительным воздухом, в пяти минутах ходьбы от Лондонской биржи. И даже те буквы алфавита, которые вечно убегают от своих друзей и которых умоляют возвратиться на самом верху столбца, по-видимому никогда не возвращаются, если судить по тому, сколько раз их об этом просят. Право, кажется, – сказал Том, со вздохом откладывая газету, – будто людям доставляет такое же удовольствие жаловаться в печати, как и изливаться кому-нибудь устно; как будто им станет легче и спокойнее на душе оттого, что они заявят: «Мне нужна такая-то и такая-то вещь, но я не могу ее добиться; и думаю, что не добьюсь никогда!»