Сердце лича (СИ) - Глебов Виктор - Страница 27

Глава 30

Охотник больше всего в жизни ненавидел предательство. В этом отношении он совершенно разделял утверждение Мард-Риба о том, что нет греха страшнее измены, будь то измена отечеству, паше или другу. Об этом совершенно однозначно говорилось в «Джамагрунхе», где описывалось первое пришествие мессии. Когда Несущий Свет решил, что люди готовы понять, что такое добро и милосердие, он в образе человека сошёл из небесного дворца своего отца Яфры на землю и начал учить людей жить праведно. Но не все верили, что этот человек — сын бога, и многие поносили его и сообщали местным властителям, что некий сумасшедший смущает умы и сердца жителей, выдавая себя за Мард-Риба. И Великий паша, который правил тогда, послал отряд воинов, чтобы они взяли лжебога и привели во дворец для дознания. Но верные ученики Мард-Риба укрыли его от стражников, и те никак не могли отыскать его. Однако был среди приближённых Несущего Свет человек по имени Ямей, бывший бродяга. Он не верил, что Мард-Риб сын Яфры, и ходил за ним повсюду, только потому что Несущий Свет щедро раздавал деньги всем, кто находился рядом с ним, а люди, верившие в него, подавали милостыню тем, кто называл себя его учениками. И вот Ямей решил предать своего благодетеля и взять за это тысячу бэнтов. Он тайно покинул убежище, где прятали Мард-Риба, и отправился к начальнику отряда стражников, которого звали Изфаэл-Ардахан, и сказал ему: «Я бедный Ямей, нищий бродяга, из касты Низших. Позволь мне сказать тебе слово, о достопочтенный воин». И когда Изфаэл-Ардахан, удивлённый тем, что низший посмел обратиться к нему, разрешил, предатель поведал, что знает, где скрывается тот, кто нужен стражникам, и попросил за донос награду, но Изфаэл-Ардахан решил, что тысяча бэнтов — слишком много за обычного сумасшедшего и сказал, что даст Ямею пятьсот бэнтов и не отрежет ему язык за то, что тот первым заговорил с человеком из касты Воинов. Ямей согласился, взял деньги и отвёл стражников в место, где скрывался Мард-Риб. Там воины раскидали учеников Несущего Свет, бросившихся защищать его, а самого сына Яфры заковали в кандалы и повели в столицу Архатлы, Дашмертон, на допрос к Великому паше. Однако все верившие в него последовали за ним, чтобы просить Великого пашу не наказывать Мард-Риба. А Ямей скрылся от разгневанной толпы, и больше никто никогда его не видел.

Несущего Свет привели в Дашмертон и бросили в темницу, где он просидел три дня, после чего его доставили во дворец. Там он предстал перед лицом Великого Паши, которого звали Сафарах-Астарей Второй и который долго говорил с Мард-Рибом и не поверил, что тот — сын бога, потому что сын Яфры отказался сотворить чудо в доказательство того, что он — бог. Тогда Сафах-Астарей разгневался и велел предать Мард-Риба огню. И даже мольбы тех, кто собрался на площади перед дворцом и просил Великого пашу отпустить Несущего Свет с миром, не разжалобили его. Великий паша приказал стражникам разогнать толпу, и те при помощи дубинок очистили площадь.

Сожжение было назначено на следующее утро на главной рыночной площади Дашмертона — подальше от дворца паши, который не желал вдыхать запах горелой плоти. Собрались все жители города, некоторые из которых даже не знали, кого собираются казнить. Но через полчаса уже всем было известно, что сжечь должны Мард-Риба, сына Яфре. Многие в это не верили, но «Джамагрунха» утверждает, что когда Несущего Свет доставили в клетке на площадь, сотни людей поняли, что перед ними — сын божий, так красив и светел он был, даже несмотря на то, что провёл в темнице четыре дня и четыре ночи. Народ начал кричать и протестовать, требовать, чтобы казнь отменили, но воины вызвали подкрепление и оцепили место экзекуции, выставив перед собой пики. Мард-Риба привязали к столбу и начали обкладывать хворостом. Когда подошёл палач с горящим факелом, сын Яфры попросил дать ему возможность обратиться к народу. Он обещал не призывать людей спасти его, и экзекутор позволил. Когда толпе объявили, что приговорённый желает говорить, все замолкли, и на рыночной площади воцарилась тишина, которая бывала только по ночам, когда прекращалась торговля.

— Вы требовали моего освобождения, — сказал Мард-Риб негромко, но его слова услышал каждый, кто был на площади, даже стоявшие в задних рядах. — Но что вы сделали, чтобы спасти того, кого считали богом? Ничего. Вы стояли и смотрели, как меня привязывают к столбу, и вы будете смотреть, как меня сожгут. Я слышал, как вы проклинали Ямея, предавшего меня, но лучше ли поступили вы, верившие, что я бог, и не отстоявшие меня? Теперь же говорю вам: все вы согрешили против меня. Не приду к вам, пока не изопьёте чашу страдания за своё бездействие. Да будет по сему!

Так сказал Мард-Риб, и ответом ему была тишина. В этой тишине палач поджёг хворост, и огонь охватил столб и сына Яфры. Но тот не сгорел, а, превратившись в золотого сокола, взмыл в небеса и растворился в облаках.

Чашей страданий должно было послужить владычество тьмы, которое продлится шестьсот лет, пока мессия не вернётся и не отделит праведников от неисправимых грешников. Многие полагали, что падение Звезды ознаменовало начало этой эры. Но многие ждали худшего.

Самарказ вспоминал эту историю, пока шёл по следу Хазрафа, и мысль о предательстве бывшего товарища придавал ему сил и энергии.

Через некоторое время они с Ашахом вышли на берег мутной реки, над которой склонились убмарги — толстые деревья, чьи корни, извиваясь, словно змеи, уходили в воду, а раскидистые кроны образовывали над рекой зелёный полог.

— Он стоял здесь, — сказал Ашах, изучив берег.

— Здесь наверняка полно крокодилов, — заметил Самарказ, поглядывая на дурно пахнувшие острова тины, медленно плывшие по течению.

У берега росла высокая осока, в которой могли прятаться ядовитые плоские змеи. По поверхности реки скользили на тонких ножках насекомые, от укуса которых можно было заразиться лихорадкой. Он неё тело быстро теряло влагу, во рту была постоянная сухость, а кожа шелушилась и отслаивалась целыми лоскутами.

Много опасностей таили в себе реки в джунглях, и следовало быть очень глупым или отчаявшимся, чтобы входить в них. Тем не менее, Хазраф это сделал. На всякий случай Самарказ с Ашахом осмотрели всё вокруг, чтобы убедиться, что беглец действительно переплыл реку, а не обманул их, но всё указывало на то, что предатель отважился войти в воду.

Ни Самарказу, ни Ашаху нисколько не улыбалось следовать за ним. Охотники огляделись: нет ли поблизости деревьев, из которых можно быстро соорудить плот? Но рядом с берегом росли только убмарги, а они были слишком толсты.

— А, будь, что будет! — неожиданно для самого себя Самарказ принялся раздеваться.

— С ума сошёл?! — Ашах вытаращился на товарища. — Ты же не полезешь туда? Во всяком случае, не голышом!

— А как я потом пойду в мокром? — отозвался Самарказ, скидывая рубаху и штаны.

— Забыл о змеях? И об остальном?

— Выхода нет! — отмахнулся Самарказ, заворачивая обувь и оружие в узел, сделанный из одежды. — Ты со мной?

Ашах промолчал.

Самарказ начал спускаться к воде. Осторожно погрузив правую ногу в реку, нащупал дно — не поскользнуться бы, а то можно промочить вещи. Тогда он не сможет продолжить преследование. Самарказ зашёл в реку по пояс и продолжал осторожно идти дальше, чувствуя, как илистое дно быстро уходит вниз. Наконец, он поплыл, держа узел в левой руке над головой.

— Вернись! — крикнул Ашах, но Самарказ не обратил на него внимания.

Грести одной рукой было тяжело, и он полностью сосредоточился, стараясь не думать о водяных змеях, пиявках и крокодилах. Если Мард-Рибу будет угодно — он доплывёт до берега.

Вода была теплой, от неё пахло тиной и гнилой рыбой. Где-то справа раздался всплеск — слишком тихий для крупного хищника. Возможно, это была просто рыба или какая-нибудь речная птица окунула голову, высматривая в мутной воде пищу.

Самарказ доплыл до середины реки — к счастью, она была не широкой. Он почти не устал, но было трудно оставаться на плаву. Ещё несколько минут — и, опустив правую ногу, он нащупал скользкое дно. Сделав ещё пару гребков, охотник встал и вышел на берег.