Важное время (СИ) - Привалов Владимир - Страница 26

Я перевел глаза на Юрку. Нижняя губа опухла, показалась кровь. Один из Болугичей метнулся в дом. Юрка сморщил нос, ссутулился и тяжело вздохнул. Юный степняк поклонился в пояс и произнес, не разгибаясь.

— Молю своих друзей о снисхождении. Только мое скудоумие может оправдать меня. Мой хвастливый язык сказал неправду. В моих жилах нет ни капли крови лакасов. Я виноват и прошу прощения. Юсси, мой недостойный… — Юркхи запнулся, но продолжил, — слуга нижайше молит о снисхождении за своё непозволительное поведение.

Слуга, услышав свое имя, завыл и завопил, не поднимая лица от земли. Неужели он рыдает? Юрка, услышав слова старика, отшатнулся и побелел. Он выпрямился и чуть слышно произнес.

— Если хозяев дома оскорбило недостойное поведение моего слуги, то в их власти наказать Юсси так, как велит закон. Он примет… — Юрка с усилием сглотнул слюну, — ту казнь, которую ему назначат.

Вот, клиббова хромая мама! А такой вечер хороший был! Тут подбежал вернувшийся Болугич с куском льда, замотанным в тряпицу. Толстяки засуетились рядом с Юркой, прикладывая лед к губе. Другие бросились поднимать старика, который выл и никак не желал подниматься… Но самый главный Болугич догадался: нацедил два здоровенных жбана пива и играючи поднял старого степняка. Пока тот не рухнул вновь на колени, сунул старику в руки жбан. Мы очумело смотрели за происходящим.

— Скажи ему, — обратился самый толстый из Болугичей к Юркхи, — наказание будет суровым.

Юркхи обреченно вздохнул и перевел. Я понял, чем кончится представление и ткнул Булгуню в плечо. Тот повернулся и подмигнул. Старик сгорбился.

— Очень суровым! — повторил толстяк. — Чтобы загладить вину, Юсси должен выпить со мной мировую чашу, — Болугич двумя руками приподнял жбан. И строго добавил. — До дна!

— Тут много, йок! — старик внезапно выучил имперский, с ужасом разглядывая жбан.

Мы оставили слуг и Болугичей и пошли по домам.

«Веселые дела творятся, — думал я. Рядом топали Фиддал и Бареан. — Слуги Булгуни оказываются родичами, а слуга Юркхи хлещет хозяина по губам за здорово живёшь…» Я вспомнил Остаха, который нет-нет, а раздавал подзатыльники, и почесал макушку. Что уж тут скажешь? Неправильные у нас слуги.

Вдруг я почувствовал, как из далеких зарослей по мне мазнул недобрый взгляд, и невольно сбавил шаг. После подземных откровений своим обострившимся чувствам я доверял. Я глянул на Кайхура и Хинду, как ни в чем не бывало семенящих рядом. Умный щенок не обжирался, как вчера, и теперь с сочувствием косился на тяжело дышащую сестру. Четвероногие друзья не чувствовали угрозы, и я не стал паниковать. Мало ли кто смотрит? Может, Гвинд с Диргом забавляются, или комендант, не к ночи будь помянут, шарится по кустам.

Бареан только-только отошел от покушения в подземелье, не стоит будить лихо. Как никто другой, я понимал, каково пришлось другу. Совсем недавно я и сам просыпался посреди ночи весь мокрый от пережитых кошмаров. Мы попрощались с Борей у калитки. На крыльце сидели два немолодых, но еще мощных и опасных воина-болара. Бареан поднялся на крыльцо и вместе с соплеменниками скрылся в доме. Я немного расслабился.

Следом попрощался с Фиддалом и Хиндой, потрепав напоследок собаку по холке, и толкнул калитку. Наконец-то дома! Огонь не горел, а на крыльце сидел Пелеп, обняв худые коленки. Я подошел и сел рядом. Посмотрел на парнишку. Тот выглядел потерянным и понурым. Лицо опухшее, — плакал, что ли?

— Ноги мыл перед сном? — спросил я, чтобы начать разговор. А то вновь чумазым спать уляжется.

Тот торопливо закивал.

— В общем, слушай, Пелеп, — сказал я. — Готовишь ты до того отвратительно… — парень повесил нос и пригорюнился.

— Простите, хозяин, — зашмыгал носом парень.

— Ты чего? — опешил я. — Какой я тебе, к плешивому клиббу, хозяин? Договорились же: Олтер, Оли. Я же тебе кинжал подарил, ты чего, забыл? — успокаивал я мальчишку. — Много ты господ видел, которые слугам оружие дарят?

Парень замер от моих слов, и я продолжил.

— То-то и оно. А что готовишь ты плохо — так это дело поправимое. Я договорился, с завтрашнего дня родичи Булгуни тебя в подмастерья на кухню возьмут. Будешь учиться!

— Я? — прошептал пораженный Пелеп. — Я тоже буду учиться? Как ты с друзьями?

— А ты не человек что ли? — удивился я. — Конечно, будешь. Там такие мастера! Они из тебя такого повара сделают! Главное, — помахал я пальцем перед глазами Пелепа, — чтобы ты не растолстел как поросенок!

— Я! Я! — захлопал глазами Пелеп и вскочил. — Я тоже… наследник… для тебя… — крикнул он, метнувшись в дом. Стукнула дверь и изнутри донеслось приглушенное, — я сейчас, Олтер! Сейчас!

Вскоре дверь скрипнула и на пороге показался Пелеп. В руках он держал вещицу, плохо различимую в вечерних сумерках, и протягивал мне.

— Это твое, наследник. Я вернул. Это тебе, — потупясь, сказал Пелеп.

Не веря глазам, я взял серебряный браслет с дубовыми листьями из рук сорванца.

— Так это ты!? Не может быть! Вор у вора украл, — я перевел взгляд с браслета на довольную рожу Пелепа. — Ты что, недоумок, залез в комнату коменданта?

Улыбка Пелепа погасла, счастливый взгляд потух, и он открыл рот для оправданий. Но Кайхур вдруг коротко взрыкнул, вскочил и подбежал к калитке. С размаху открыл ее лбом, выскочил и бросился. Послышался тихий вскрик боли, затем проклятия и звуки борьбы. Мы с Пелепом переглянулись и метнулись следом.

Кайхур вцепился в руку незнакомого воина из Внутренней стражи, тот шипел сквозь зубы и пытался стряхнуть щенка. Завтра такое начнется, когда Наместник узнает, что на имперского воина напала собака наследника дана Дорчариан! Я бросился вперед. И что на Кайхура нашло?

— Выродок, — хрипел воин, схватив свободной рукой щенка за загривок. — Отпусти руку, сволочь. Опять в тот же палец вцепился, уродец!

— В тот же палец? — недоуменно переспросил я, вглядываясь в лицо стражника.

Сомнений быть не могло: с ним я раньше не встречался. Может, и проходил мимо, когда он на карауле стоял, но…

— Опять в тот же палец вцепился, — медленно повторил я и все понял.

Воин коротко ударил Кайхура по сломанному уху. Тот взвизгнул от боли и разжал челюсть. Мужик схватил щенка и со всего маху шваркнул о каменную ограду. С диким рычаньем я бросился на стражника, получил страшный удар в грудь и отлетел следом. Падая, увидел, как на стражника напрыгнул Пелеп и рухнул как подкошенный от удара в голову.

Стражник подошел ближе и разглядел браслет в моей ладони. Нагнувшись, он забрал его и повертел перед носом.

— И браслетик свой обратно слямзил? — хмыкнул он, засовывая украшение за пазуху.

— Так это ты, сволочь, с дружками на гостиницу напал? — с ненавистью спросил я, глядя на завозившегося в песке Кайхура.

— Верно, — осклабился стражник, достав кинжал из ножен. — Догадливый мелкий ублюдок. Только вот никому ты уже ничего не расскажешь.

Глава 8

Олтер

— Догадливый мелкий ублюдок, — стражник покрепче сжал кинжал в левой руке, не тронутой зубами Кайхура, и нагнулся.

Вдруг он насторожился и резко пригнулся. Над головой просвистел камень, и воин обернулся в сторону кустов. Ветви раздвинулись, и на садовой дорожке очутился Тумма. В черной безрукавке на голое тело и коротких штанах в неверном полумраке вечернего сада он казался ожившей тенью.

— Что, черняшка, жить надоело? — ухмыльнулся стражник. Он был настолько туп, что нисколько не испугался. Казалось бы — чего пугаться безоружного противника, пускай и такого здоровяка? К тому же слепого… Но неужели он не видит того, как движется Тумма? Гигант приближался мягкой танцующей походкой, весь переполненный внутренней силой.

— Он нужен живой, Оли? — тихо спросил Тумма.

Как получилось, что наша сумбурная схватка не привлекла постороннего внимания, я не представлял. Кайхур бросился в бой, чуть слышно взрыкнув, и не лаял. Мы с Пелепом не орали, стражник не выл белугой… Плотно закрытая соседская дверь Фиддала подсказывала: столкновение прошло незамеченным. Хорошо, если так и будет впредь. В победе Туммы я нисколько не сомневался.