Увечный поручик или приключения советского сержанта в 19 веке (СИ) - Алексеев Дмитрий Анатольевич - Страница 2

Оставшись один, Данила внимательно осмотрел новое тело и остался недоволен, не по причине ранений, а состоянием мышц, уж слишком хлипкими они показались. Попросив зеркало, он немного успокоился: на него смотрело молодое волевое лицо с классическим профилем, но очень измученное.

— Помнишь, как хотел приключений, убегая в самоволку, вот и получил приключение на всю жизнь да еще с отрезанными яйцами; но зато граф, а до революций еще далеко — лежи и плюй в потолок, — рассуждал Данила, начав прогуливаться на костылях по госпиталю.

Он быстро уставал, но чуть отдохнув, отправлялся в новый поход. Все врачи и сестры милосердия были страшно перегружены, а госпиталь напоминал военный лагерь из калек и раненых, поэтому Данила ни к кому не приставал с расспросами.

На четвертый день в их палату зашел здоровяк с двумя «Егориями» и костылем в руке. Он увидел Данилу, и хромая подошел к нему, отдал честь и смотрел, улыбаясь явно не по уставу.

— Что скажешь, братец? — Данила пытался вспомнить хоть что-то из жизни Аркадьева.

— Не признали, вашбродь? Я Михаил Кузьмин из вашей охотничьей команды. Мы же с вами все время в разведку ходили.

— Извини братец, после ранения в голову ничего не помню, так что лучше ты мне все рассказывай.

Целую неделю Кузьмин приходил к Даниле и рассказывал ему про подвиги команды. Рота входила в состав передового отряда под командованием генерал-адъютанта Гурко Иосифа Владимировича и прошла под его началом всю войну до взятия Пловдива. Аркадьев был ранен при разрыве бомбы во время взятии Софии и сам Гурко проводил раненого в госпиталь. В отряде прекрасно знали, что поручик Аркадьев и его разведчики были любимцами генерала, а по храбрости и бесшабашности никто с ними не мог сравниться.

После разговоров с Кузьминым Данила решил привыкать к новому образу и даже в мыслях стал обращатся к себе как к Аркадьеву, чтобы случайно не проговориться. Да и имя Евгений ему нравилось, не то, что старомодное Данила. Теперь оставалось только сдать экзамен перед родственниками, главной из которых была тетя Анна Семеновна. Через неделю Кузьмин привел четверых солдат из взвода Аркадьева. У всех были георгиевские кресты и радостное настроение. Видимо, Мишка рассказал о потере памяти командира, потому что каждый кратко говорил о себе, называя фамилию и имя. Евгений вначале чувствовал немного скованно с ними, но после нескольких веселых историй они совершенно подружились, а, так как рота стояла недалеко, визиты солдат стали регулярными, из чего поручик решил, что солдаты его уважали.

В феврале 1878 года в госпиталях, расположенных в Болгарии и Румынии, начались вспышки дизентерии, холеры и тифа, поэтому раненых срочно перевозили в Киев, Петербург и Москву.

Аркадьев попал во второй санитарный эшелон вместе с Кузьминым, оказавшимся отличным собеседником и заботливым другом.

— Не бойтесь, вашбродь, доставлю вас в лучшем виде в имение, а потом и сам домой. У нас с вами на двоих две ноги целых и три руки — справимся! — балагурил Михаил в душном санитарном поезде.

— А ты откуда родом? — поинтересовался Евгений.

— Откуда родом — там не ждут, а вот жена с сыновьями в деревне Софьино, рядом с Саратовом.

— Не бывал. Если найду время выберусь посмотреть на Волгу — всегда мечтал.

— Места отличные. Я вот полмира повидал за службу, а лучше не видел.

Евгений уже неплохо чувствовал себя, если бы не сломанная нога в гипсе, которая лишила его мобильности. Он старался побольше читать, особенно газет, чтобы не попасть впросак перед тетей. Про родителей он ничего не знал и надеялся на Анну Семеновну. Его уволили из армии по ранению, сохранив пенсию равную жалованью, т. е. 55 рублей, но эти деньги вряд ли будут иметь решающее значение для графа, хотя до имения надо еще добраться.

Дорога утомила однообразием, но на третьи сутки они с трудом выбрались из поезда в Курске. Кузьмин старательно поддерживал командира, хотя сам еще сильно хромал.

— Пойду расспрошу, как добраться. Как вы сказали деревня называется? — спросил Кузьмин, усадив поручика на скамью.

— Да вроде, Климово, судя по записи на конверте, — неуверенно сообщил Евгений. — Спрашивай имение Аркадьевых, должны знать.

Не успел Михаил сделать и двух шагов, как к ним рванулся невысокий мужик с козлиной бородой, снимая на ходу картуз.

— Никак, барин, Евгений Львович, ваше сиятельство?

— Да, это я, — отозвался Аркадьев.

— С приездом, ваше сиятельство. А я Захар, кучер графини Анны Семеновны. Она послала к поезду встретить вас, вон мой экипаж стоит.

Евгений с Михаилом, хромая, загрузились и экипаж тронулся. К счастью, погода была не ветреная и Евгений всю дорогу наслаждался деревенскими видами, по которым соскучился за время срочной службы.

— Захар, далеко ли до имения? — поинтересовался Евгений.

— Никак забыли за пять-то лет? 15 верст до Климово, а Вяземское еще дальше. Но, их сиятельство, Анна Семеновна велела везти в Климово. В Вяземском в господском доме никто не живет, как вы уехали служить.

Глава 2

Так уж повелось в сословном обществе, что судьба женщины целиком зависит от удачного замужества, даже если сама женщина — верх незаурядности. А дальше все зависело от случая и карьеры мужа. Анне Семеновне в этом смысле перспектив было мало: она была младшей дочерью полковника в отставке Иловайского и приданого почти не было. Однако тут в нее влюбился вице-губернатор Аркадьев Лев Германович, схоронивший год назад умершую в родах супругу. Лев Германович только справил 50-ти летний юбилей и считался любвеобильным повесой, несмотря на высокий чин, так что, увидев юную сочную девицу, он заскакал вокруг нее породистым жеребчиком. Родители Анны Семеновны с облегчением благословили новобрачных и поспешили скончаться, устроив более-менее приличную жизнь четырем дочерям.

Положение жены статского советника мало изменили характер и привычки Анны Семеновны, которую никогда не баловали в семье. От замужества она не ждала развлечений, стараясь угодить мужу, но Лев Германович был увлекающейся натурой и успешно совмещал семейную жизнь с похождениями на стороне. Анна Семеновна быстро поняла это, но не стала устраивать сцены, надеясь найти счастье в материнстве. Она родила мальчика и всю себя посвятила ему, но судьба решила по-своему, и годовалый малыш умер от кори. Удар был настолько сильным, что она думала уйти в монастырь, но затем занялась наведением порядка в имении, которым Лев Германович совершенно не занимался. Он предпочитал жить либо в столице, либо в Курске, редко наезжая в Климово.

Последующие усилия забеременеть не увенчались успехом. Лев Германович скоро охладел к супруге, довольствуясь обществом молодых актерок. Видимо, разгульная жизнь подточила здоровье и через шесть лет он скончался, оставив молодой вдове имение и титул графини. Понятно, что никакого сожаления о смерти супруга Анна Семеновна не испытывала, однако воспоминания о смерти своего ребенка не позволяли наслаждаться жизнью богатой вдовушки. И в 30 лет она ушла от светских развлечений, полностью сосредоточившись на ведении большого хозяйства. Сына Льва Германовича от прежнего брака воспитывала мать его первой жены и с Анной Семеновной он почти не виделся, хотя жили всего в 20 верстах.

Когда Анне Семеновне исполнилось 36 лет, бывшая теща Льва Германовича умерла, а Евгений уже учился в Киевском пехотном училище. После его окончания и получив чин подпоручика Евгений почти два года служил в армии, не утруждая себя письмами к мачехе. Затем война, а потом сообщение о приезде раненого пасынка. Материнские чувства проснулись в стареющей женщине, дав мощный импульс энергии. В усадьбе последнюю неделю все готовились к приезду Евгения.

Лев Германович весьма разумно еще при жизни поделил свое состояние между сыном и женой, наученный постоянными распрями наследников. Сыну он сразу отписал соседнее село Вяземское, где тот и воспитывался бабушкой, а основную усадьбу, село Климово, оставил по завещанию Анне Семеновне. Когда Евгений пошел служить, он оставил доверенность мачехе на управление Вяземским.