Могусюмка и Гурьяныч - Задорнов Николай Павлович - Страница 32

— Бей, бей их! — кричал кто-то из низовцев, отходя прочь.

***

Губернатору, подъехавшему с опозданием, показалось, что во всех концах табора танцуют. Но потом видно стало, что ломают телеги, бьют друг друга оглоблями.

— В плети их! — приказал генерал. «Как чувство вал я! — подумал он. — Хорошо, что взял конвой...»

Лупить нагайками! Есть ли на свете занятие приятней! С диким свистом, припав к седлам, помчались казаки на табор. Весь сабантуй пришел в ужас. Казачьи кони пластались в воздухе, перескакивая через телеги. Над толпой заработали нагайки.

Толкая вперед себя в кибитку бородатого Моисея, какой-то башкирин лез за ним с окровавленным лицом. Там уже прятались три хорошенькие башкирки и богатая толстая старуха татарка, усиленно закрывавшая лицо черной тряпкой.

В эту же кибитку влезли Могусюмка и Курбан. Бай дрожал от страха и прижимал к груди черный узел.

— Фотографический аппарат разбили, — дрожа, бормотал бай. И тут же он добавил, тяжело дыша и подняв многозначительно палец: — Дагерротип цел будет...

Моисей рад был, что хоть аппарат удалось уничтожить.

— Всех лупят подряд! — заскочил в кибитку Хибет.

Хибетка радовался, что казаки не делают разницы, бьют всех и все одинаково прячутся и убегают.

— Сразу все помирились! — заметил по-башкирски Моисей.

Мгновение было молчание, а потом все недружно засмеялись.

— А это чья кибитка? Богатая, хорошая, — заметил Могусюм, на которого, кажется, нашло хорошее настроение.

— Эта? — не узнавая, где он, ответил бай. — Эй, да это моя кибитка! — удивленно воскликнул он.

И только теперь признал он Могусюма.

— Как я рад вас видеть, почтенный! — Он был поражен. Оказывается, Могусюм опять появился в здешних местах, давно его не было. Курбан испугался поначалу, но подумал, что он чист перед Могусюмкой.

— Как живете, уважаемый? — спросил Могусюм, приглядевшись к Курбан-баю.

— Благодарю.

— Как дети?

— Учатся.

— Как ваш отец?

— Здоров.

— Мне с вами надобно серьезно поговорить.

— Пожалуйста. Очень рад буду. Я обязательно исполню любую вашу просьбу.

Могусюмка намеревался поговорить с Курбаном о том, что низовцы отнимают поляну у Бикбая. Курбан — богач, мог помочь Бикбаю. Исхак его друг, и Акинфия он знает.

Какой-то казак заглянул в кибитку.

— Ты чего? — грубо спросил его бай, готовый, в свою очередь, сорвать зло на казаке, выставляя брюхо и грудь в медалях.

— Порядка наводим! — отступивши, по-русски ответил тот.

— Пшел прочь, дурак!

— Можно выходить, — учтиво сказал казак по-башкирски.

Вечером в толпе к Могусюму подошел рослый красавец в старом бешмете.

— Наконец-то! Ты откуда? — обрадовался башлык.

— Я тебя ищу, — тихо сказал Хурмат. — Только что прискакал. Был в Шигаевой и сюда скорей поехал. Есть к тебе важное дело. Я узнал много нового... Далеко ездил...

Могусюмка был настороже. Он опасался, что его теперь могут схватить. С губернатором прибыли казаки и полицейские. Он намеревался убраться сегодня же.

— Пойдем отсюда.

Друзья вышли из толпы, сели на коней и рысцой поехали.

— Я следил за Рахимом, как ты велел... Он поехал на юг. Был я и у Темирбулатова. Я видел там Зейнап...

Могусюмка быстро повернулся в седле.

— Кого, ты сказал, увидел? — стараясь быть спокойным, переспросил он. Глаза его узкие сощурились.

— Зейнап.

— Где же она? — стараясь подавить волнение, спросил башлык.

— В Юнусове, живет у богача Темирбулатова.

Могусюмка вздрогнул.

— Она жена богача?

— Да...

Хурмат стал рассказывать, как он был в Юнусове, как случайно увидел Зейнап, он с ней не говорил: она его не видела.

— Ее муж не знает, что она была твоей невестой.

— А откуда ты об этом узнал? — с подозрением спросил башлык.

— С ней бабушка Гильминиса. Она мне все рассказала.

— Бегим знает?

— Нет, никто не знает. Бегим живет у Шакирьяна и ждет тебя.

— Не говори никому про Зейнап. Пусть не узнает ни одна живая душа.

— Она третья жена у бая.

Могусюмка вспомнил, что говорил Рахим про гаремы. «А моя невеста тоже в гарем подала к богачу Темирбулатову, и он, верно, тоже любит русских женщин».

Теперь нельзя было сидеть сложа руки. Утром Могусюм рассказал Хурмату, как намерен действовать. Хурмат умел хранить тайны. Намерения. Могусюма пришлись ему по душе. Башлык решил отомстить баю, воспользоваться помощью Рахима, войти в дом Темирбулатова и освободить Зейнап.

В тот же день у дороги Хурмат и Могусюм встретили возвращающихся с праздника шигаевцев.

Могусюмка сказал Абкадыру, что едет в степь.

— Подожди хоть Гурьяна, — посоветовал Абкадыр, заметивший сильную перемену в лице башлыка.

— Нет, мне некогда! Меня ждут дела. А Гурьян, когда вернется, пусть едет в степь к дедушке Шакирьяну или пусть даст знать ему о себе.

— А ты говорил о моем деле с Курбаном? — спросил Бикбай.

— Говорил! — ответил башлык. — Он обещал помочь. Акинфий его друг.

Посидели у костра в молодом березняке, сварили баранину, покушали.

— А ты, Хибетка, домой пойдешь? — спросил Бикбай у сына.

— Оставайся на этот раз с отцом, — сказал башлык своему джигиту. — Старику теперь трудно, дома поживи.

Верные товарищи очень нужны были теперь Могусюму, но он не желал оставить старого Бикбая, которого притесняли богачи, без поддержки. А когда кулаки узнают, что Хибетка жив и здоров, поосторожней станут.

Глава 22

СУЛТАН ТЕМИРБУЛАТОВ

Дремучий лес на двести верст окутал хребты и долины от чугуноплавильного завода к югу. Дальше горы становились ниже, леса редели, а еще дальше начинались безлесные скалистые бугры.

Между голых каменистых кряжей в широких низинах были отличные пастбища, на которых башкиры круглый год выпасали скот — баранов и коней.

В тех местах с недавних пор прославилось торговое село Юнусово. В селе построили мечеть, школу, открыли несколько лавок, тайно скупая хищническое золото, заводили землепашество, давали работу батракам с окрестных кочевок.

С одной стороны Юнусова тянулась безлесая гора с кладбищем на вершине, а с другой — протекала неглубокая, но быстрая речка. До сотни приземистых саманных избенок с плетеными загонами для скота вытянулись между увалами и рекой в одну-единственную улицу. У подножья горы били роднички, отчего грязь на улице даже в жаркую погоду не просыхала.

Гордостью сельских обывателей была двухсветная мечеть с высоким минаретом и при ней школа, сложенная из бревен.

Через улицу напротив стоял большой деревянный дом, обнесенный завалинкой, обшитый тесом, крытый железной крышей, огороженный бревенчатым забором, с амбарами, баней и разными другими надворными постройками.

Дом этот принадлежал богачу, крупному башкирскому землевладельцу Султану Мухамедьянычу Темирбулатову. Неподалеку — богатые дома родичей Султана. Тут целое гнездо Темирбулатовых.

История землевладения Темирбулатовых была чрезвычайно темна. Дед Султана — казанский татарин Темирбулат, разбогатевший торговлей лошадьми на Южном Урале, женился на дочери богатого башкирского тархана Юнуса и жил припущенником на чужой общинной земле.

Во время одного из башкирских бунтов, в котором участвовал его тесть, Темирбулат доставил начальству верные сведения о повстанцах. Юнуса поймали и повесили, а вскоре разбили и все башкирское войско.

После подавления восстания услугу Темирбулата не забыли. Большая часть семейных угодий Юнуса, которыми он, как тархан и богач, владел отдельно от общины, передали в собственность торговцу и лошаднику татарину Темирбулату.

Так дед Темирбулатова стал из припущенников крупным землевладельцем.

Вскоре он округлил свои владения. Щедро раздавая взятки чиновникам, он сумел отобрать все угодья у юнусовской общины. Башкиры оказались поголовно в долгу у Темирбулата и безропотно позволили баю присвоить часть общинных земель.