Невидимка и (сто) одна неприятность (СИ) - Ясная Яна - Страница 38

Если я кого-нибудь сейчас встречу, то я ни в жизнь не смогу объяснить, что я тут делаю и зачем, да еще и с чужой сумкой, набитой чужими вещами. Но, новичкам, говорят, везет, а я в деле необдуманных и непросчитанных вещей — очень сильно новичок!

Ну не придумала я ничего умнее, чем прогуляв ужин и дождавшись полуночи, отправиться в мужское крыло.

Я даже добрела до него без приключений.

Помедлила перед аркой, отделяющей мужское царство от остального мира, и неуверенно шагнула внутрь.

До нужной двери я доползла, умирая от ужаса и седея от собственных шагов (кстати, очень удобно седеть с моим оттенком! вполне возможно, Лагранж и прав, и я от всех нервов давно уже не блондинка).

Собралась с духом и тихонько постучала.

Если спит, оставлю сумку прямо тут и…

Дверь распахнулась.

Не знаю, кого он ожидал тут увидеть в такое время — но точно не меня, судя по тому, как изумленно взлетели брови. Хороший, между прочим, вопрос — кому это он бы не удивился среди ночи?

Вина, смущение и бубубу возились, толкались, спихивали друг дружку с пьедестала, и не могли решить в каком направлении мы — они и я — хотим действовать.

— Ты забыл, — пробубнила я смущенно и виновато, протягивая ему сумку.

Вместо того, чтобы взять ее у меня из рук, Лагранж взял… меня. Ухватил за запястье, втащил в комнату и закрыл дверь.

И на том спасибо, что не на пороге пришлось объясняться…

Я сделала пару шагов, сгрузила свою ношу на стол. Набрала в грудь воздуха, повернулась…

— Ты в порядке? — Даниэль шагнул вперед, по обыкновению непринужденно вторгаясь в мое личное пространство, обхватил ладонями лицо, приподнимая его к свету, заглянул в глаза. — Он тебя не обидел? Прости, я идиот. Когда выпустил пар и сообразил, что оставил тебя там одну с этим придурком… я вернулся, но уже никого не было. Весь вечер места себе не находил… крутился у женского крыла, но там постоянно кто-то маячил, даже после отбоя еще, а потом мистер Кроуч...

Он. Передо мной. Извиняется?..

Он?

Серые глаза, внимательно и беспокойно вглядывающиеся в мое лицо, теплые ладони — несомненно подтверждали, ага, извиняется.

Ага, передо мной.

Которая на него наорала и вообще.

Качнувшись с пятки на носок, я вцепилась в ткань мужской футболки, поднялась на цыпочки и прижалась губами к что-то там еще говорившим губам.

Даниэль, кажется, обалдел.

Он застыл каменным изваянием. Вот как был — так и застыл. Даже не попытался меня как-то перехватить поудобнее, и вообще.

У меня в голове молнией пронеслась веселая мысль, что мы снова поменялись местами: я — целую, а он офигевает от этакой наглости. Но, в отличие от него, нужного опыта мне не хватало, и что делать с обалдевшим парнем я себе не очень представляла, поэтому, выдохнув, качнулась назад.

И сейчас, глядя на донельзя изумленное лицо Даниэля, я даже не стеснялась. Мне было весело. Такое пьянящее шальное веселье, как после пары бокалов вина, только без всякого алкоголя.

— Фраза “заткнуть рот поцелуем” обрела для меня совершенно новые грани смысла, — пробормотал Лагранж, выпуская мое лицо.

Только для того, чтобы сгрести в охапку за талию.

— Что за дурацкая привычка чуть что прогуливать еду? Продолжишь в таком духе, тебя ветром сдувать будет!

— Не будет! — расфырчалась я, упираясь ладонями в твердую грудь. — И вообще! Хватит меня считать безобидной ромашкой, я между прочим могу за себя постоять!

— Да ну? — Лагранж надменно изогнул бровь. — Покажи.

— Что?

— Покажи, как ты можешь за себя постоять, — охотно пояснил он, выпуская меня из объятий.

Я недоуменно хлопнула ресницами, а потом возмутилась:

— Я не буду тебя бить!

Лагранж даже не засмеялся, он заржал как конь.

Кулак сам с собой взлетел ткнуть его в плечо — ну чего он опять надо мной смеется?

И застыл в воздухе — до меня дошло “чего”...

Оценив мой жест и крайне сложное выражение лица, Даниэль прыснул новой порцией ржача.

Ну все!

Ты сам напросился!

Я повторно замахнулась и ударила его кулаком в грудь, предварительно активировав руны под кожей.

Но когда его снесло с места, впечатав в дверь со сдавленным звуком, испугалась. Я была уверена, что он только этого и ждет, что выставит щит какой-то, и вообще, скрутит меня и натыкает носом в то, какая я бестолковая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Даниэль выпрямился, повел плечами, будто проверял, все ли там в порядке с позвоночником, и теперь уже не смеялся, хотя выражение глаз не изменилось — в них все так же бесами скакало веселье.

— Ладно, грозный ежик, засчитано. Хотя по самообороне я тебя еще погоняю, — он плюхнулся на кровать и протянул мне руку. — Иди сюда.

Я все еще сердилась и дулась, но все же вложила пальцы в протянутую ладонь, и позволила утянуть себя на кровать. На этот раз Даниэль не торопился устроить меня себе под бок, наоборот, придержал на расстоянии и, выпустив правую ладонь, взялся за левую. Развернул, щекотно пробежался кончиками пальцев по линиям, по запястью и выше.

— Как твоя рука? Не беспокоит?

— Да нет, бестолковое у тебя какое-то заклинание — все прошло почти сразу! Кто ж так бьет? — поддела я.

— Что ж ты так его убиваешь, ты же его так не убьешь! — вернул шпильку Даниэль, и я смущенно наморщила нос. Он отвлек меня, и я так и не сказала того, что хотела.

— Я за тебя испугалась, а не за него. Если бы с ним что-то случилось… ты знаешь, что Адриан в срыве убил человека? Поэтому он тут. Он много рассказывал про то, что было после. Я испугалась, что ты тоже. Что тебя тоже…

Я стушевалась, опустила ресницы. И новому поцелую не сопротивлялась.

Бесполезно.

Как его обманывать, если даже себя не получается?

И я сама подалась навстречу, сама зарылась пальцами в мягкие золотистые вихры, сама прогнулась, подставляя талию тяжелым ладоням.

И испытала легкий укол разочарования, когда Даниэль, пусть не сразу, но отстранился, выпустил меня и даже поднялся с кровати.

Я с некоторым удивлением проследила, как он роется в ящике, и как выныривает оттуда с довольной рожей.

— Лови!

Я машинально подставила руки и в ладони мне шлепнулось крупное красное яблоко.

— Все, что есть… я, вообще-то, запас булок в комнате держать не имею привычки! Хотя теперь, видимо, придется.

Он снова сел на кровать, а потом взял и легко перетащил меня к себе на колени, как куклу. Я нахохлилась, но ничего не сказала (в конце концов, булки никогда не будут лишними!) и вгрызлась в яблоко.

Мы оба молчали. Я сосредоточенно ела. Даниэль сидел, пристроив подбородок на мое плечо, уютно обнимая. И чему-то улыбался. Мне ужасно хотелось снова взъерошить его волосы, но яблоко оказалось очень сочным, и все руки были липкие.

Так странно.

Ночь. Я сижу в комнате у парня. У него на коленях. Молчу. Грызу яблоко. И мне хорошо.

Ничуть не хуже, чем вчера на чердаке, во всей этой романтической атмосфере и с беззаботной болтовней.

Странно. Но хорошо.

Яблоко кончилось. Я выпрямилась, покрутила головой, в поисках урны. Даниэль отобрал у меня огрызок и метко отправил в нужном направлении, а потом ладоней коснулся теплый пощипывающий ветерок, и они снова стали чистыми.

И я не удержалась.

Пальцы снова скользнули в густую шевелюру, и я испытала какой-то непередаваемый экстаз от этого нехитрого, казалось бы, жеста.

— Чему ты улыбаешься? — Даниэль так и молчал, и мое любопытство взяло верх.

Лагранж потерся о мою ладонь, как кот, подставляяющий местечко за ухом — и вот тут меня почеши, и вот тут меня погладь.

— Как чему? Моя девушка пришла ко мне в гости, как тут не улыбаться?

М… моя… девушка?

Я, пока ела, думала о том, что нужно поговорить еще про что-то. Важное всякое. Про лабораторную, про Криса…

Но это словосочетание выбило из головы все посторонние мысли.

Что значит “моя”?! Мы ничего подобного не обсуждали!