Любовница короля (СИ) - Квей Клик - Страница 64

— Не стоит унывать, Предвестница, — улыбнулась Ингрид. — Мой папаша и с одной ногой ринется в бой. К тому же, когда война закончиться, он хотел бросить набеги и заняться семьей. Он даже как-то говорил, что похитит тебя и снова отвезет в империю.

— Боюсь, теперь я не попаду на невольничий рынок, — нахмурилась Алекса.

Ингрид понимала, что это не шутка, поэтому похлопала подругу по плечу и покинула комнату. Оставшись наедине с самой собой, Алекса взяла зеркальце, взглянула на себя в отражении и от злобы бросила его в стену. Зеркало разлетелось на сотни маленьких осколков, а она, почувствовав резкую боль в области щеки, легла на кровать.

— Можно? — постучавшись в дверь, Костин вошел в комнату с двумя вёдрами горячей воды. — Я решил, ты захочешь принять ванну.

— Спасибо, — скрывая лицо волосами, с безразличием сказала Алекса.

Он вылил два ведра, а через минуту принес из кухни ещё порцию воды. Сходив несколько раз, он наполнил медную ванну, положил рядом чистое полотенце, сорочку и купальные принадлежности. Понимая, что Алекса не рада гостям, Костин забрал вёдра и решил оставить её.

— Постой, — промолвила она. — Если хочешь, можешь остаться.

Костин не стал задавать вопросов, выставил пустые вёдра за дверь, закрыл комнату и подошел к кровати. Алекса больше не могла скрывать шрам, хотя и понимала, что это безобразие на лице спугнет любого мужчину. Но она хотела увидеть реакцию Костина раньше, чем начнет возлагать на своего любовника большие надежды. Если она ему разонравилась, в чем Алекса была уверена, лучше выяснить это здесь и сейчас.

Она встала с кровати, повернулась к нему лицом и загладила волосы.

— Что скажешь? — спросила она, боясь услышать осуждение.

На лице Костина не дрогнул ни один мускул. Он смотрел влюбленными глазами, словно не видел никакого шрама. А может быть, это была вовсе не любовь. Похоть и больше ничего.

— Швы немного кривые, — сказал он.

— Я спросила не об этом, — нахмурилась Алекса.

— Если речь о красоте, тут ничего не изменилось, — спокойно сказал Костин. — Меня не пугают шрамы, Алекса. Прости, если мои слова на улице задели тебя. Я лишь пытался достучаться до той Алексы, с которой провел детство. Внешне ты для меня не изменилась. Алекса Масур во всем своём очаровании.

Она робко улыбнулась в ответ и стала накручивать грязные локоны на указательный палец. Слова Костина, даже если они были ложью, приятно согревали и тешили женщину, которая хотела оставаться красивой. Шрам портил все ощущение красоты, однако Костин решил не думать о нём и просто наслаждался мгновениями, проведенными рядом со своей герцогиней.

— Поможешь раздеться? — спросила Алекса.

Костин ещё раз убедился, что дверь закрыта, подошел к ней и стал расшнуровывать испачканную в крови и грязи кожаную куртку. Сначала он снял верхнюю одежду: куртку, которую бросил на пол, потом кожаные ремни с ножнами для шпаги и стянул разорванные в клочья черные штаны. Длинная ночная рубаха сразу высвободилась от застежки на поясе и упала до колен. Алекса повернулась спиной и подняла волосы, чтобы он расшнуровал последнюю веревочку на спине. Он это сделал и, взяв её за руку, снова повернул к себе, взялся за нижние края рубахи и потянул скромный покров, скрывающий женскую красоту наверх. В области шрама стоило действовать осторожно, но Костин его словно не заметил и снял рубаху так легко и свободно, что Алекса ничего не почувствовала.

— Госпожа, — он совершил поклон.

Костин уже видел её голой. Но сейчас, благодаря шраму, Алекса с трудом справлялась со стыдом, нахлынувшим так неожиданно. Она опустила взгляд и собралась прикрыть шрам, но вместо этого скрыла грудь. Он улыбнулся, взял её за руку, почувствовал волнение и мягко, однако настойчиво, отнял ладони от груди и направил к медной ванне.

— Примите ванну, госпожа, — Костин помог ей залезть в горячую воду, помог сесть и, взяв в руку шелковый кусок ткани, смочил его и начал водить по плечам, смывая засохшую кровь.

Алекса лежала в горячей воде, но никак не могла унять дрожь. Ей бы расслабиться и лечь, как полагается герцогини, но она поджала ноги и обняла грудь руками. Костину, чтобы отмыть герцогиню, приходилось проявлять уйму терпения и сноровки. И он продолжал выполнять поставленную задачу. Сначала он вымыл грудь, спину, плечи, потом прошел по рукам, обтер каждый палец, выскреб из-под ногтей грязь, обошел ванну и взялся за ноги. Подошва была жесткая, шероховатая, поэтому Костин взял острую бритву и принялся скоблить пятку, после чего почистил и постриг ногти и стал массировать пальцы.

— Вам нравится, госпожа? — помассировав пальчики, Костин принялся их целовать.

Когда он взял большой палец в рот, Алекса задрожала от наслаждения, расслабилась и протяжно застонала. Отдавшись на растерзание блаженству, она почувствовала приятную тяжесть внизу живота, легкую истому и легла так, как ей было удобно. Тело герцогини погрузилось в воду по подбородок, руки больше не сковывали груди, а ноги расслабились, что позволило Костину провести ладонями по бёдрам и коснуться между ними. Алекса охнула, слегка вздрогнула от прикосновения, раскрыла ротик и с нетерпением посмотрела в его глаза. Он трогал её без стеснения: не проникал в нежную плоть лона, а мягко поглаживал нижние губы, касался особо чувствительных мест, теребил кончиками пальцев густую поросль волос и безотрывно глядел в удивительно красивые голубые глаза.

— Не торопись, — неожиданно для самой себя сказала Алекса и убрала его руку.

— Простите, — слегка разочаровавшись, промолвил Костин. — Мне не следовало…

— Следовало, Костин, — перебила Алекса. — Я не возражаю. Можем продолжить в любой момент, но сначала помоги с волосами, пожалуйста. У меня так болят руки, что не могу помыть голову.

Костин приободрился, обрадовался, что не оскорбил герцогиню и, выпрямившись, обошел ванну, взял несколько чистых простыней и постелил их под голову. Алекса приподняла голову, чтобы он полил на голову воды из черпака, и вспомнила, что однажды ей уже мыли так голову.

Став женой герцога Масура, она, двенадцатилетняя герцогиня, принимала тем вечером ванну перед сном. Стоило ей только погрузиться в горячую воду, чтобы согреться холодным вечером, в покои вошел Карл. Он прогнал служанок и сам принялся мыть волосы своей невесте. Алекса почти ничего не помнила из того, о чем они говорили, но тот вечер запомнился ей надолго.

Теперь место любимого мужа занимал другой мужчина. Костин не был так нежен и холоден, как жестокий герцог, поэтому Алекса не могла отпустить мысли о том, что теперь и ей приходиться довольствоваться малым. Ей пришлось пожертвовать чувствами, чтобы освободиться от оков любви. Только порой от таких сильных чувств невозможно избавиться. Может быть, Костин стал прекрасной альтернативой и смог подменить мужа, но он никогда не станет тем, кого Алекса сможет полюбить так же, как любит Карла Масура. Герцог всегда был особенным. Поэтому он накрепко засел в голове жены и занял место в её сердце.

Когда Костин не спеша вымыл волосы, Алекса умыла лицо и попросила у него мазь, которую оставила Ингрид. Она помазала рану, обработала швы и выпрямилась, после чего обернулась к деревенскому другу. Он укутал её в теплые полотенца, обернул в мягкую махровую ткань волосы и одним сильным движением взял на руки, словно она ничего не весила. Алексе было приятно столь прекрасно участие, поэтому она обняла его шею и прижалась к груди, позволив отнести себя на расправленную кровать и положить на мягкие простыни.

Он уложил её на кровать, подложил под спину гору подушек, чтобы она облокотилась на спинку просторной постели, высвободил от тряпок потемневшие от воды волосы и, взяв сухое полотенце, стал осторожно сушить каждый локон, избегая прикосновения к шраму на лице. У неё были длинные волосы, поэтому только сушка заняла много времени. Но и на этом Костин не успокоился и после всего проделанного взял с туалетного столика гребешок и принялся расчесывать госпожу. Она молча сидела, смотрела ему в глаза и позволяла сделать все, что он хочет, ибо сама получала от такого внимание только эстетическое наслаждение. Не каждый день мужчина так рьяно будет ухаживать за женщиной. Это можно поручить служанкам, привратнице, даже дочери, но уж точно не мужчине. Костин не жаловался и, по всей видимости, тоже получал от этого удовольствие.