Истинная пара: третьим будешь? (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна - Страница 35

— Оденься, что ли… — я бросила ему штаны и отошла к печке. Но Валера догнал меня одним прыжком, развернул к себе и поцеловал.

Противиться я не стала. Хватит. Всё равно на шабаш я не успею, Ромео мне изменял, а Настя изменяла Валере. Может, у них, у оборотней, так принято…

Губы не ласкали — они терзали. Руки не гладили — они сжимали мои груди, словно цепляясь за них, за спасательный круг. Тёмные глаза впились взглядом в мои глаза, а я не могла зажмуриться, чтобы не потерять невидимую связь. Я ощущала всей кожей, что приняла правильное решение — хотя бы потому что никогда так хорошо себя не чувствовала с Ромео. Пусть один раз, пусть не навсегда, но Валера будет моим. Он будет моим первым мужчиной…

— Рыжая… моя! — задыхаясь, произнёс он, оторвавшись от моих губ, а я только тихонько засмеялась. Мне даже сердиться и поправлять не хотелось. Странно, но от Валеры я приняла бы любое прозвище — так ласково, так собственнически он называл меня своей. Просто решил всё за меня, уведомил в самом начале, тогда, на крыше, и не отступил.

Вихрем крутилась спираль возбуждения внутри, и голова кружилась вместе с ней, а я даже не успевала подумать, что мне будет больно. Всё равно! Плевать на всё! Хочу его, хочу всем своим существом, и пусть это лишит меня силы, пусть…

Он уложил меня на лежанку, срывая свитер, задирая рубашку под шею, лёг между моих раздвинутых ног, и меня обожгло его жаром. Я сама потянулась к нему, обхватила руками шею и, как он раньше, впилась в его губы ртом. Пусть будет больно, пусть…

— Рыженькая… ведьмочка моя… — Валера чертил языком магические руны на шее, спускаясь на грудь, сжимая соски и покручивая их, как пуговки на одежде, целовал мой живот, а я задыхалась от желания и невыносимой муки ожидания. Цветы словно вырвались на свободу, просыпаясь от спячки и заполоняя всю кожу — не бледные, не вялые, крепкие, красивые! Колокольчики иван-да-марьи шаловливо потряхивали головками, листья вычерчивали затейливый узор, шелестя и переплетаясь, а я гладила их бархат на плечах Валеры. Когда его губы скользнули в моё лоно, щекоча, исследуя, открывая путь, я оказалась способна только на стон:

— Ну же!

— Ты хоть посопротивляйся, а то у меня когнитивный диссонанс, — фыркнул Валера прямо мне в клитор, от чего я чуть не задушила его коленками.

— Вот ещё! Думаешь, я дурочку ломаю? Я тоже хочу, может быть!

— Что же ты к Ромке не приставала?

Язык проник в самую дырочку, раздвигая, и я вцепилась пальцами в край матраса. Великий Шабаш, сегодня я умру! Правда, от наслаждения и уже не девственницей!

Я умирала несколько раз.

Первый — когда он вошёл в меня, совсем немного, тесно толкаясь в узком проходе, когда меня затопила резкая боль в промежности, а потом ушла, оставив лишь непривычное ощущение наполненности. Валера целовал меня, шептал какие-то нежные словечки, выдумывал новые прозвища, а я, зажмурившись, упивалась ранее неведомым удовольствием. Когда я только познавала, что может происходить внутри меня, когда он пришёл к финалу, откинув голову, рыча диким зверем в апогее охоты, когда цветы на нашей коже вдруг вспыхнули серебром и золотом, одарив обоих жарким восторгом, и медленно исчезли.

Второй — когда, немного передохнув, мы решили закрепить пройденный материал, и тут уж Валера распоясался по полной программе, причиняя мне всё больше и больше наслаждения. Мы попробовали разные позы, но мне больше всего понравилось сидеть на нём верхом и насаживаться на член самой, видеть его беспомощный взгляд, умоляющий не останавливаться и одновременно не спешить. Понравилось видеть, как кривятся в судороге губы от последней бесплодной попытки удержать спусковой крючок. Видеть, как искажается лицо в гримасе страсти и экстаза… И умирать вместе с ним от того же самого.

А третий раз я умерла, задохнувшись от переполнившего меня счастья. Потом, уже после всех наших любовных баталий, после смертей и воскрешений, после мытья в ледяной воде ручья неподалёку под взошедшим рогатым месяцем, любопытно подглядывавшим из-за еловых макушек. Бухие в стельку стороны — тёмная от радости, светлая от огорчения — распевали в моей голове залихватские песни, а я лежала, тесно прижавшись к Валере, положив голову ему на плечо, под стареньким байковым одеялом, которое я лично подвергла мгновенной чистке с помощью любимого заклинания мамы.

— А что с нами будет, когда мы вернёмся домой?

Спросила тихо, даже не ожидая ответа. Но Валера невесомо подул мне в волосы и ответил:

— Ты переедешь ко мне в спальню, вот и всё.

— А Рома? А Настя? А что скажет твой отец?

— Бастида, да мне плевать! Ты моя истинная, я нашёл тебя! Думаешь, отдам кому бы то ни было?

— Откуда ты знаешь про истинную? — усмехнулась я.

— Рыженькая, у меня были девушки. У меня был секс до того, как меня женили на Насте. Никогда и ни с кем не было… вот так.

— Как так? — мне хотелось подкалывать и смеяться, и Валера понял это, съязвил:

— Обычно я не рычу в постели!

— Ах, так мне оказана величайшая честь услышать твоё оргазменное рычание?!

— Ты ещё услышишь его, и не раз! — пообещал Валера. — И, вполне возможно, даже сегодня!

— Зачем тебе ведьма, у которой нет силы? — я показала ему язык, а он поймал его губами, накрыл мой рот и подарил самый чувственный поцелуй в моей жизни. А потом ответил:

— Фигня эта сила. Я люблю тебя, рыженькая, а не твою силу.

Глава 18. Какие события в мире без Юльки?

Верховная ведьма, которой в этом месяце исполнилось сто восемьдесят восемь лет, посмотрела на своё отражение в зеркало и удовлетворённо огладила бахрому на бёдрах. Шёлковые нити, длинные и короткие, нашитые на тончайшую сетку, почти не скрывали изгибы восхитительного, вечно молодого тела. Вышитые серебряными нитями цветы выгодно выделялись на нежно-сиреневой тени паутины — иначе эту ткань и не назовёшь. Не одна девственница из французского монастыря Лессаж, где создавали колдовские платья, за многие годы потеряла зрение над нарядами Верховной. Хотя сейчас девственницу найти труднее, чем превратить свинец в золото.

Верховная вздохнула. Шабаш начался несколько часов назад, скоро будет торжественный выход, открытие игрищ, а потом ей необходимо будет принять юных ведьм, которые должны пройти инициацию. Из года в год одно и то же. Хи-хи, ужимки, безмерная гордость за придуманные и никому не нужные средства для смягчения жёстких волос или выведения чёрных точек на лице… Обмельчали ведьмы. Ни тебе пакостей соседям, ни коровьего мора, ни отравления воды в колодцах. Скупили салоны красоты по всей стране и правят миром поддельных улыбок, ногтей и силиконовых грудей.

Жестом Верховная заставила бокал с вином сняться с поверхности стола и прилететь в пальцы. Отпив глоток, она почувствовала себя немного спокойнее. Ничего, старые добрые времена ещё вернутся. Вот например, эта девочка Велизаровых. Юлиана, дай ей шабаш спокойную загробную жизнь, всегда отзывалась о своей правнучке весьма положительно. Говорила: в малышке есть хитринка, она станет отличным матриархом. И вдруг такое событие… Не стать любимице Юлианы матриархом, но отчего-то сила ещё не потеряна. Первым делом стоит переговорить с ней наедине. Конечно, личные амбиции — это важно, но девочка живёт в клане оборотней. Этих напыщенных, чванливых, трусливых Хортовых. Вот правду говорили: каждый с червоточинкой. Каждый. А ведь когда-то были уважаемыми существами, подумать только… Сибирская кровь, отличные охотники, крепкий клан. И из-за одного недоумка всё у них пошло прахом.

Звук гонга возвестил о скором выходе. Верховная отослала бокал обратно на стол и призвала свою метлу — символ высшей силы на шабаше. Боевая подруга вот уже сто с лишним лет верой и правдой служила Верховной, и ни древесина не стёрлась, ни берёзовые прутья не растрепались, не потеряли вплетённые в них веточки руты. Фамильяр, белый филин с серыми умными глазами, тяжело снялся со своего шестка и, махнув крыльями пару раз, занял место на плече ведьмы.