Тени за холмами (СИ) - Крейн Антонина - Страница 24

Выдача девочки родителям прошла нормально.

Ну, подумаешь, у меня на виске теперь будет шрам от фарфора. Не первый уже, прах побери. Да и на коже шрамы не так страшны, как на сердце.

— Не хочешь признаваться родителям о школе, так постарайся хотя бы решать свои задачки в урочное время, — попросила я Ринду на прощанье.

Она лишь фыркнула, и я скорее покинула негостеприимный дом — вслед мне летел всяческий бытовой скарб.

Это тоже уборка, наверное…

Воздух был густым и влажным — после дождя и перед новым дождем. Вечерний ливень оказался излишне щедрым для Предболотья: я не прошла и ста метров, а ноги уже увязали в жидкой грязи, захватившей не только обочины, но и центр дороги.

Будет глупо пережить болота, а теперь утонуть в луже.

Запахнувшись в плащ, скукожившись под липой, я минут пятнадцать спустя дождалась-таки появление случайного кэба, незнамо как завернувшего в этот печальный район. Внутри кареты мне пришлось подстелить под себя газету — извозчик очень уж негодовал, увидев мой плащ, в этот момент состоявший из дождя чуть более чем на пятьдесят процентов.

— На Морскую площадь, а потом в район Плавучего рынка, — попросила я.

— Судя по адресам, вы прям любите воду, госпожа! — вздрогнул перевозчик и протянул мне еще один номер "Вострушки".

Обернувшись газетами до состояния дневной мумии, я откинулась на бархатную подушку и задремала.

ГЛАВА 8. Пижамная вечеринка

Жизнь любит, чтобы мы изумлялись. Если твоей фантазии не хватает на то, чтобы множить удивительное, добрая судьба будет макать тебя в сюрпризы снова и снова. Только вот беда: она не видит разницы между хорошим и плохим. Главное — чтоб внезапно.

Из трактата "Характер и наклонности Вселенной"

Перед тем, как ехать к Дахху, я заглянула к госпоже Пионии де Винтервилль — лавочнице, хозяйке чаёвно-кондитерской телеги. Телега эта обретается на Морской площади. Когда я прибыла, дождь еще шёл, но Пионии всё было нипочем: лавку окружал атмосферный купол.

Пиония — очаровательная старушка с густыми завитками седых волос — стояла в нём, как статуэтка. Ослик Изергааль, тягловая сила телеги, клевал носом — как всегда. Разнотравье глиняных чайников дымилось всеми сортами ароматных настоек, а благоухающие охапки живых цветов развалились по возу, как денди-сибариты.

Я попросила кучера подождать: «я на минуту!». Перевозчик вежливо выдал мне зонт, под чьим прикрытием я дотопала до лавки.

Завидев меня, Пиония подмигнула и наколдовала в куполе небольшую дверцу:

— Тинави, деточка! Что, чайку перед сном захотелось?

— Как иначе! — я почувствовала, как губы подымаются улыбкой.

Есть такие люди — рядом с ними волей-неволей начинаешь улыбаться. От них будто исходят волны света — теплого, золотого, пахнущего любовью. Пиония из них. Мне только интересно: она стала булочницей из-за этого света, или свет пришел к ней вместе с выпечкой?

Я заказала липовый сбор. Старушка поколдовала над чайником, зачаровав его, чтоб хранил тепло. А потом решительно отказалась от протянутых денег:

— Сегодня, милая, я попрошу не золота, а твоего времени. Прости мне такую жадность: я очень волнуюсь — а потому веду себя столь скупо…

Я удивилась. Нет. Не словам про жадность: то, что время — это единственная по-настоящему важная валюта, я знала всегда. Скорее, самой просьбе: Пиония еще ни разу у меня ничего не просила.

Старушка подняла полукружья бровей:

— Ты помнишь, что мой сын занимает не последнюю должность в Саусборне?

— Конечно! Он зловещий архиепископ, как вы сами говорите, — хмыкнула я. И тотчас вспомнила разговор с Эрвином Боу: — Он ведь приезжает в Шолох на этой неделе, да?

— Именно так, деточка, — Пиония была заметно смущена. Потерев кружевной фартук, она робко опустила взгляд за розоватыми стеклами круглых очков. — Ноа — так его зовут, — прибывает послезавтра. Как я знаю, людям его статуса выделяют сотрудников из вашего Ведомства для слежки…

Я кивнула. Все верно. Превентивная политика.

— Я бы хотела, чтобы сопровождающей Ноа стала ты, Тинави. Сыну — из уважения к церкви — разрешили сделать выбор самому.

— О?..

Капли дождя облепляли купол, расползаясь мечтами.

Кучер, которому надоело меня ждать, уже подпрыгивал на приступочке, недвусмысленно постукивая по часам: пора ехать, эй! Я отмахнулась. Счетчик тикает, так что я бы на его месте не возмущалась.

— Пиония, а почему я? Вы же знаете, я не лучший кандидат! — старушка была в курсе моих магических проблем.

— Ты добрая и сочувствующая девочка. Боюсь, никто из твоих коллег не поладит с моим сыном. У Ноа, знаешь, очень плохой характер… — лавочница вздохнула. — Он может опустить человека просто так, по привычке, не желая зла. Называет это «профилактикой».

Я моргнула:

— Знаете, Пиония, если меня оскорбить, я как бы тоже обижусь. Серьезного вреда нанести не смогу, конечно, но… А. Стоп. В этом всё и дело, да?

Лавочница нежно погладила меня по тыльной стороне ладони. Я кривовато улыбнулась. Впервые мне предлагают работу потому, что я не смогу убить клиента, если он окажется слишком злобным.

— Ты не обижаешься на меня, деточка? — обеспокоенно уточнила Пиония де Винтервилль.

Я вспомнила, как Полынь вызвал Андрис для ареста — потому что иначе бы «пристукнул» горе-студентов, любителей курочек, — и отрицательно покачала головой.

Что ж. Если моя сила — в моих слабостях, так тому и быть. Иногда полезно вывернуть реальность наизнанку.

Кадия лежала на морском матрасе в центре пещеры. Пялясь в потолок, блондинка подбрасывала и снова ловила мячик для тринапа. То одной рукой, то другой. Правой получалось хорошо. Левой — еле-еле. Но Кадию это лишь подстегивало.

«Развивать свои сильные стороны — значит идти быстрее. Улучшать слабые — становиться неуязвимым. Так нафига мне торопиться куда-то, если там меня укокошит первый встречный?» — любила повторять подруга.

И — левой кистью — шарик вверх да вверх.

Фоном для Кадия был суетящийся Дахху. Смеющийся хаотично перемещался между шкафами, плитой и очагом в дальнем конце пещеры. Эта пещера играла роль дома: Дахху купил кусок скалы и переделал согласно своему вкусу. Немного странно, да. Весьма поэтично. У него всё такое.

— Что это мы скучаем? — вместо приветствия поинтересовалась я, вваливаясь в пещеру.

Упоительно пахло жареным чесноком.

Дахху замер и перевел на меня возмущенные фисташковые глаза:

— Скучаем? С каких пор готовить ужин на троих по старинному рецепту Вересковых Пустошей — это значит скучать?

Кадия зевнула:

— Ой, да брось жаловаться! — непойманный левой кистью мяч стукнул ее по лбу. — Будто тебя кто-то просит стряпать!

— У меня в планах на сегодня написано это блюдо, — объяснил Дахху. — Правда, я хотел съесть его в кафе "Бродяга Сэмми", но вы отказались. Теперь приходится выкручиваться и готовить самому, — и друг продолжил листать поваренную книгу, лежащую на мраморной столешнице.

— Просто зачеркни этот пункт в ежедневнике, — посоветовала я от порога, где меня в слюнявый плен взял любимец Дахху — волк по имени Снежок.

— Не могу. Этот ежедневник мне подарил Анте, и вредная книжка кусается всегда, когда я не выполняю что-то из намеченного. Это очень полезно для дисциплины. И неудобно для жизни, — друг вздохнул.

Свободной рукой он делал некие вращательные движения — будто запястье разминал — и, сообразно им, крутилась ложка в чугунном котелке поодаль.

Просто магия, ничего серьезного.

Кадия метко запустила мячом в бельевую корзину и рывком поднялась. Маленькие оранжевые рыбки, жители морского матраса, испуганно сиганули во все стороны; изумрудные водоросли заколыхались; вода булькнула и завихрилась тайфуном.

— Давай сюда свой ежеднивник! — боевито сказала подружка. — Сочту за честь разобраться с антовой книжкой. А что касается блюда: забей. Съедим его в другой день в "Бродяге Сэмми". Никуда кафе не денется, — и Кадия, подойдя к котелку, чуть не нырнула туда своим хорошеньким вздернутым носом.