Картинки с натуры - Диккенс Чарльз - Страница 26

Сожалеем мы и о том, что не можем указать точно, когда и путем каких манипуляций имя этого джентльмена – Уильям Баркер – превратилось в «Билл Буркер». Мы знаем только, что мистер Баркер достиг высокого положения и заслужил добрую славу на том поприще, которому посвятил свои силы, и что коллеги величали его либо дружеским «Билл Буркер», либо лестным прозвищем «Билл-Зараза»: эта игривая и меткая кличка как нельзя лучше определяла незаурядный талант мистера Баркера отравлять жизнь и портить кровь тем подданным ее величества, которых перевозят с места на место посредством омнибусов. О ранних годах мистера Баркера мало что известно, и даже эти скудные сведения весьма сомнительны и недостоверны. Видимо, подобно многим другим гениям, это была натура беспокойная, мятущаяся, обуреваемая жаждой портера и приверженная всему, что есть на свете непостоянного и зыбкого. Ни прилежное гудение детских голосов в бесплатной приходской школе, ни отдых под сумрачным кровом тюрьмы графства не оказали влияния на непоседливый нрав мистера Баркера. Ничто не могло обуздать его неуемного пристрастия к разнообразию и переменам; никакие кары не могли сломить его прирожденную отвагу.

Если за мистером Баркером в молодости и водился грех, то грех, так сказать, привлекательный, а именно любовь; любовь в самом широком смысле слова – любовь к прекрасному полу, к спиртным напиткам и к содержимому карманов. Это было бескорыстное чувство; мистер Баркер не замыкался в самодовольной привязанности только к своему собственному имуществу, как это делают большинство смертных. Нет, им двигало более возвышенное стремление – некая всеобъемлющая идея, и любовь его с не меньшей силой распространялась и на чужую собственность.

Такое великодушие не может не вызвать горячего участия. Но горестно сознавать, что оно не получает надлежащего признания. Полицейский участок на Боу-стрит, тюрьмы Ньюгет и Милбэнк – плохая награда за любвеобилие, столь ярко проявившееся в неодолимой тяге мистера Баркера ко всему, созданному на земле. Так думал и сам мистер Баркер. После затянувшихся переговоров между ним и высшими судебными властями он с согласия и за счет правительства покинул неблагодарную отчизну, бросил якорь в далеком краю, и там, подобно Цинциннату[33], расчищал и возделывал землю; в этом мирном труде предусмотренные семь лет промелькнули почти незаметно.

У нас нет сведений о том, настаивало ли британское правительство, по истечении этого срока, чтобы мистер Баркер возвратился в Англию, или только не требовало его пребывания за ее рубежами. Однако мы склонны считать второе предположение более вероятным, ибо по приезде он не занял высокого поста, а удовольствовался должностью помощника конюха при извозчичьей бирже на углу Хэймаркет. Именно здесь, сидя на поставленных у края панели бочках, где хранилась вода для лошадей, – причем грудь его украшала медная бляха с номером, прицепленная к надетой на шею массивной цепи, а щиколотки были преоригинально обернуты соломой, – именно здесь он, очевидно, досконально изучил человеческую природу и приобрел тот богатый опыт, который столь ощутимо сказался в его дальнейшей деятельности.

Через несколько месяцев после того, как мистер Баркер заступил эту должность, появился первый омнибус, что дало новое направление общественной мысли, но помешало многим извозчикам двигаться в каком бы то ни было направлении. С гениальной прозорливостью мистер Баркер сразу проник в самую суть дела – он понял, каким жестоким уроном грозит извозчичьим биржам, а следственно, и конюхам, успешное развитие нового вида транспорта. Смекнул он и то, что теперь самое время подыскать более прибыльное занятие; его предприимчивый ум тотчас подсказал ему, какие доходы сулит возможность заманивать юных, неискушенных пассажиров – а дряхлых и беспомощных просто запихивать в омнибус, идущий не туда, куда надо, и катать их по городу до тех пор, пока они, доведенные до отчаяния, не откупятся, внеся по шести пенсов с головы; сам мистер Баркер образно называл это «так допечь их, чтоб порастрясли мошну».

Его заветным мечтам вскоре суждено было сбыться. На извозчичьих биржах упорно говорили о том, что скоро начнет ходить омнибус между Лиссон-Гров и Английским банком, по Оксфорд-стрит и Холборну; эти слухи подтверждались появлением все большего числа омнибусов на Пэддингтон-роуд. Мистер Баркер осторожно, под рукой, навел справки. Оказалось, что все – истинная правда: первый рейс «Принца Уильяма» ожидался в ближайший понедельник. Новый омнибус был снаряжен как нельзя лучше: должность кучера занял энергичный молодой извозчик, славившийся своей лихостью – не так давно он полюбовно уладил дело с родителями трех покалеченных детей и только что отсидел положенный срок за то, что сбил с ног одну старушку; что же касается вакантного поста кондуктора, то дальновидный хозяин, осведомленный о высоких достоинствах мистера Баркера, с первых же слов отдал его бывшему конюху. Итак, омнибус начал курсировать, и мистер Баркер, облаченный в новый наряд, ступил на новое поприще.

Не станем перечислять все усовершенствования, введенные – хоть и медленно, но верно – в омнибусное движение этим необыкновенным человеком: так много места мы не можем уделить ему в нашем беглом очерке. По общему признанию, именно он изобрел тот способ езды, который впоследствии получил столь широкое распространение; заключался он в том, что за каждым омнибусом вплотную следовал второй, и как только первый останавливался, дышло заднего омнибуса либо просовывалось в открытую дверь переднего, либо врезалось в спину пассажиру или пассажирке, собирающихся войти, – весьма остроумная и веселая затея, в которой с особенной силой проявились изобретательность и смелый полет мысли, отличающие все действия этого поистине великого человека.

Разумеется, у мистера Баркера были противники; у какого общественного деятеля их нет? Но даже самые заклятые враги его не стали бы отрицать, что и шести кондукторам, вместе взятым, не удавалось препроводить на остановку «Банк» так много старичков и старушек, желавших попасть в Пэддингтон, и наоборот – завезти в Пэддингтон столько старичков и старушек, хотевших очутиться на остановке «Банк»; и что бы ни говорили недоброжелатели, лицемерно пытающиеся поставить под сомнение неопровержимые факты, им отлично известно. что он силком отправил и на ту и на другую остановку немалое число престарелых особ обоего пола, которые вообще не имели ни малейшего желания куда-либо ехать.

Не кто иной, как мистер Баркер, был тот кондуктор, который в свое время совершил благороднейший поступок – продержал мастерового на подножке омнибуса, шедшего полным ходом, пока всласть не исколотил его, а под конец столкнул на мостовую. И пьяный буян, самым оскорбительным образом выставленный за дверь питейного заведения и в порыве праведного гнева лягнувший хозяина под коленку, от чего тот умер, должен бы оказаться мистером Баркером. Именно «должен бы», ибо только незаурядная личность способна на такой подвиг.

Теперь это событие стало достоянием истории; оно внесено в анналы Ньюгетской тюрьмы; и мы от души желали бы воздать хвалу мистеру Баркеру за проявленное геройство. Однако мы вынуждены признать, что, к сожалению, это не его заслуга. О. если бы, ради поддержания фамильной чести Баркеров, мы могли сообщить, что виновный оказался его родным братом!

Глубокое знание человеческой природы, отличавшее мистера Баркера, помогло ему в совершенстве постичь все тонкости своей профессии. Он с первого взгляда угадывал, куда хочет ехать пассажир, и выкрикивал название этой остановки, ни словом не касаясь истинного пути следования своего омнибуса. Без промаха намечал он старушонку, которая непременно растеряется в толчее и от волнения только тогда спохватится, что ее не там ссадили, когда уже будет поздно; он словно по наитию читал мысли пассажира, молча принимающего решение «завтра же потянуть в суд этого мерзавца»; и заметив миловидную служанку, никогда не упускал случая посадить ее у самой двери, чтобы удобнее было всю дорогу любезничать с ней.