Визажистка - Клюкина Ольга - Страница 29

Спрятаться в комнате было негде — не под диван же залезать!

Не придумав ничего лучшего, Вера подошла к окну, отвернулась и стала разглядывать улицу.

За окном большими мягкими хлопьями падал снег, и дворик казался на редкость тихим и каким-то задумчивым.

Только что можно было подумать, что в городе началась небывало ранняя весна, но зима снова одумалась и взялась за привычную работу: засыпала снегом деревья, крыши, легковые машины, стоящие возле детской площадки, песочницу… И снег все продолжал падать, падать и падать с небес. Неторопливо, стараясь надолго рассчитать свои силы, чтобы хватило до апреля.

— Ага, вот и «женишок»! Димочка, да ты сегодня сам на себя не похож! Ты, случайно, не передумал на мне жениться? — громко воскликнула Женя, и Вера поневоле обернулась.

Женя держала под руку совершенно незнакомого молодого человека в светло-сером костюме, с длинными волнистыми волосами, по случаю забранными в хвостик.

А чуть подальше, в дверном проеме, как картина в продолговатой раме, стоял… Александр, который хмуро, без тени улыбки, смотрел на молодоженов.

«Он глядит иссиня-черным взглядом хищного дракона», — вспомнила вдруг Вера строчку из трагедии Эсхила. Как же это точно — глубоким, иссиня-черным взглядом…

Значит, он вовсе не был никаким женихом.

Может быть, свидетелем, другом?

Вера вдруг почувствовала, что от радости она способна сейчас устроить черт знает что. Ей вдруг сразу же захотелось много шампанского, танцев, глупых шуток — да все равно, чего именно, лишь бы это соответствовало улыбке, в которой теперь невольно, сами собой, на ее лице разъезжались губы!

Юный жених казался ей таким симпатичным, замечательным, современным! А Женя? Ну просто само совершенство!

Невозможно представить более очаровательной, подходящей друг другу пары.

Но похоже, Александр был на этот счет вовсе другого мнения.

— Лично я, Дима, на твоем месте еще подумал бы, — сказал сердито Александр — у него оказался глубокий, мягкий голос. — Ты, Женька, словно нарочно задалась целью довести родителей до инфаркта! Жалко, что ли, надеть на голову эту штуковину, раз тебя так просит мать? Совсем они тут тебя без меня избаловали!

— Да ты сам посмотри, какое уродство! — возмущенно воскликнула Женя, хватая в руки венчик из мелких беленьких цветов. — Посмотри — как на могиле! Ненавижу искусственные цветы! Ненавижу! Вот какие нужны цветы!

И Женя схватила в руки большой букет белых роз, который стоял в вазе перед зеркалом, встряхнула в воздухе и прижала его к груди, не обращая внимания на мокрые стебли и шипы.

«Как красиво! — невольно восхитилась Вера, увидев этот букет в ее руках и представляя, как осторожно, должно быть, будут ложиться снежинки на белые лепестки и густо-зеленые листья. — Какой красивый, удивительный день!»

— И не упрашивай меня, братик, сказала — не хочу! Не хочу как мертвец, я уже сейчас заплачу! — воскликнула Женя, и Вера заметила, как Александр еще более недовольно сдвинул черные брови.

— Почему как мертвец? — сказала тогда Вера, подумав, что вполне имеет право сказать сейчас свое слово, как заказной стилист-визажист. — Венец — это символ, прекрасный древний символ, и ничего больше. Гименей, греческий бог брака, всегда изображался в виде красивого юноши с факелом в руке и с венцом на голове, такой же был и у невесты. Эта традиция идет еще с древних, античных времен. Видите, она и до наших дней сохранилась.

— Это кто? — повернулся Александр в сторону Веры, а затем обратился к сестре: — Ты нас не познакомила.

— Это… Это… — уже крутилась невеста перед зеркалом, пытаясь то так, то эдак примерить ненавистное украшение, чтобы не вступать сегодня в спор с целым миром.

— Вера, — зачем-то неловко протянула Вера руку.

Александр взял ее, но не стал по-товарищески трясти или со светской учтивостью прикладывать к губам, а просто слегка сжал и осторожно покачал в воздухе, как будто определяя на вес.

— Осторожно, золото! — тут же прокомментировала этот странный жест Женя. — Золотые ручки — она же визажист! Послушай, Вера, я хочу, чтобы ты осталась на свадьбе до конца. Побудь хоть ты со мной, а? Как назло, из моих девчонок институтских многие не могут прийти, разъехались по домам после сессии. Ты такая славная! Побудешь с нами, ладно?

— Конечно, она остается, мы теперь все равно никуда ее не отпустим, — ответил за Веру Александр, осторожно выпуская ее руку из своей удивительной ладони — нежной и одновременно магнетически сильной.

Вере тут же захотелось приложить свою руку, запомнившую это тепло, к щеке или ко лбу, но она побоялась сразу же выдать себя с головой таким откровенным жестом.

Александр пристально, с интересом заглянул ей в глаза.

Или только показалось?

Но нет — такое невозможно ни придумать, ни заметить. Везде: в городском загсе, на улице, в кафе, под вспышками фотоаппаратов и в тени коридоров — Вера ощущала на себе пристрастный, всегда как будто бы случайный, но неотступный взгляд Александра. Даже на расстоянии десяти шагов друг от друга они были вместе, рядом. Он словно бы продолжал, не отпуская ни на секунду, держать ее за руку, ласкать глазами. Они и за столом оказались почти что напротив друг друга, немного наискосок…

Смешно, конечно, но почему-то Веру втайне восхищала даже его манера оставлять в бокале хотя бы один глоток вина и не доедать до конца самое вкусное блюдо.

Где бы Вера теперь ни находилась, с кем бы ни разговаривала, ни танцевала, она все равно могла бы с закрытыми глазами определить, где в этот момент находился Александр, — словно он обладал особым, только для нее ощутимым излучением, был источником света.

Чаще всего он сидел возле матери или подолгу разговаривал с сестрой, слегка склонив голову на грудь. Впрочем, иногда танцевал с женщинами, некоторые из которых были молодыми и красивыми.

Но Вера видела — он делал это без охоты, формально. А ее он почему-то ни разу не пригласил.

Неотрывно смотрел — и тут же отводил глаза, призывно улыбался — и вдруг резко отворачивался, словно боясь того, что все равно уже произошло. Их встреча была неизбежной, неотвратимой, а это всегда немного страшно.

При раскопках древнейшей минойско-микенской культуры ученые нашли таблички, на которых встретились самые первые в истории человечества упоминания о судьбе. На них были впервые начертаны странные слова — «судьбинный день», «день судьбы».

Вера знала: сегодня в ее жизни был такой, судьбинный, день. И потому, как ни странно, она вскоре почувствовала себя совершенно спокойной, почти что умиротворенной. Будь что будет! Да что там? Уже есть.

Вера очнулась. Только что, после криков «Горько!», невеста с женихом начали Так отчаянно долго целоваться, что за столом кто-то выразительно присвистнул. И в этот момент Вера снова встретилась глазами с Александром. Он еле заметно улыбнулся и кивнул ей головой, словно подтверждая: да-да, и у нас так будет, совсем скоро, и даже еще и не так…

Это было настолько неожиданно и откровенно, что Вера покраснела, отвернулась.

Гости постепенно входили в азарт: все чаще бабахало шампанское, еще громче и надрывнее звучала музыка, повсюду мелькали возбужденные лица…

Вера потихоньку разглядывала родителей Александра и Жени — немолодого, подстриженного седоватым бобриком мужчину и худенькую женщину с правильными, резко очерченными чертами лица, которая утром открыла ей дверь. Дверь в другой мир, в котором был Александр… А ведь когда-то он был младенцем, лежал в этих самых руках, лепетал первые слова.

Вдруг Вера спохватилась: Боже, ведь она в предпраздничной суматохе забыла у них в квартире, в комнате невесты, свою сумку с косметикой!

Подхваченная под руку кем-то из гостей, совсем потеряв голову от встречи с Александром, она выбежала из дома на заснеженную улицу налегке, с большим букетом цветов в руках. Как же она завтра будет работать?

— Ничего, это дело поправимое, — кивнула Женя, когда Вера, улучив минутку, сообщила ей о своей оплошности. — Сейчас Саньку попросим, он на машине быстро туда-сюда сгоняет, свозит тебя, я ему сейчас ключ дам…