Сюрприз под елкой (СИ) - Мягкова Нинель - Страница 8

7

Умывание холодной водой — в казённом кране другой не оказалось — отрезвило влюблённую голову. Но не до конца, так что занесённую руку со шприцем в ней Анджела заметила слишком поздно. Игла с противным хлюпом воткнулась в шею, распространяя вокруг мгновенное онемение. Детектив стиснула зубы и вывернула Саре запястье, выдергивая шприц из собственной шеи. Поршень был нажат не до конца, так что доза не должна была быть смертельной. Заломив секретарше руку за спину, Анджела нажала боковую кнопку на дамских золотых часиках на левой руке. Замаскированный прибор слежения подал сигнал бедствия в ближайшую патрульную машину.

Ребята, по счастью, успели проспаться после праздника и примчались уже через десять минут. На шум и гам прибежали обитатели этажа, потом вышел из кабинета сам Густав и слегка обалдел, обнаружив Анджелу коленопреклоненной на мраморном полу, склонившись над его секретаршей. Валявшийся неподалёку шприц прояснил ситуацию. А несостоявшаяся дважды убийца, хладнокровно спокойная все это время, при виде босса окончательно потеряла голову.

— Это ты во всем виноват! — выла Сара, размазывая по щекам тушь вперемешку со слезами. — Ты же видел, как я тебя люблю, почему дразнил? Специально позвала тогда Катрину к елке — знаю, как ты любишь Рождество. Оставила тебе подарок — она же тебя не любила, просто использовала. Подло и нагло. Я отомстила стерве, а ты даже не понял, что это ради тебя! Эта тебя тоже использует, а ты ослеп и не хочешь ничего видеть. — бедняжка совсем потеряла человеческий облик, бессильно обвиснув в руках патрульных. Густав с силой провёл по лицу ладонью сверху вниз.

— Да, похоже я действительно ослеп. — пробормотал он, имея в виду совершенно другое.

— Мне все-таки не очень хорошо. — с сомнением произнесла Анджела, покачнувшись. Порядочная доза наркотика успела попасть в ее кровь, пока она не вывернула руку этой сумасшедшей и не выдернула шприц. Подоспевшие очень кстати санитары подхватили ее под локти и увлекли в сторону машины скорой помощи. Если бы она была в себе, ни за что не сдалась бы без боя, но Анджела была под лошадиной дозой смешанной химии, а рядом оказался заботливый Густав, который наплевал на гудящий как растормошенный улей молл и поехал вместе с ней в больницу.

Бесконечные капельницы, два приступа судорог, один раз ее вывернуло прямо на больничный халат Густава. Переодевшись в больничную пижаму, он собрался было звонить Саре, чтобы привезла новую одежду, но вспомнив недавние события, поспешно нажал отбой. Старые привычки отмирают неохотно. Он так доверял ей, а бедняжка решила, что это большое и светлое чувство. В какой-то степени Густав чувствовал себя виноватым в случившемся. Подал ей ложную надежду особым отношением, иногда поддразнивал и слегка флиртовал — по-дружески, как ему казалось, но если смотреть со стороны, можно было вообразить нечто большее.

— Не надо. Не грызи себя. — раздался хриплый, сорванный голос его обожаемой женщины.

— Очнулась! Что-нибудь болит? Врача позвать? — вскинулся он взволнованной наседкой. Она слабо улыбнулась.

— Воды дай. Врачей хватит мне уже на сегодня.

Он подал ей стакан, наполнив его из графина на прикроватном столике. Она отпила, не торопясь, смакуя свежий вкус воды на языке, смывающий гнилостные ощущения во рту и душе. Поставила сама стакан на столик, подтянулась к подушкам и села.

— Не надо себя винить. — твёрдо заявила она, глядя Густаву в глаза. Он отвёл взгляд.

— Я серьёзно. Ты здесь не при чем. У неё поехала крыша. Ты не находил для неё наркотиков, не тащил в постель и не обещал жениться. Ты ни в чем не виноват. Понял?

— Да. — Густав не смог сдержать улыбки, видя как его детектив яростно бросился в его защиту.

Анджела обняла колени, обтянутые полосатым больничным ситцем, собираясь с мыслями и силами.

— Мой брат… нет, наверное не оттуда начала. Мой отец с детства практически занимался нелегальным бизнесом. Сначала по мелочи, воровал и приторговывал легкими наркотиками, с возрастом заматерел, начал проворачивать крупные сделки, был, так сказать, хозяином всего региона. Женился, завёл детей, сначала брата, потом меня. И продолжал заниматься тем же. А брат подсел. Сначала никто не замечал, папе было не до того с его бизнесом, мама пропадала в салонах красоты, поддерживая ускользающую красоту. Так что я первой заметила, что с ним что-то не то — проблемы с едой, перепады настроения, частые депрессии. Нашла его тоже я. — Анджела сглотнула пересохшим горлом. Лучше не стало.

— Мне было двенадцать, ему шестнадцать. Он лежал примерно так же, как Катрина, в луже собственных жидкостей, только около собственной кровати. Даже лечь на неё не успел, так нужно было вколоться.

Анджела помолчала.

— Папа потом будто прозрел. Завязал со всеми сомнительными делами, благо накопил уже достаточно, чтобы перейти на светлую сторону. Жаль, что поздно. Я ушла из дома, как только стала совершеннолетней. И полицейским стала, как наверное большинство моих коллег — не от хорошей жизни, а потому что хочется в этом дерьме что-то менять. Поэтому я знаю, что сейчас ты ни в чем не виноват. И я не была виновата. А осадок в душе и кошмары по ночам это как раз нормально, из опыта говорю. Так что готовься.

Густав молча обнял ее за плечи, и сидел рядом, пока не пришла медсестра и не объявила, что часы посещений давно закончились, и не выдворила его практически силой. Но к тому времени Анджела уже успокоилась.

Выписали ее только под Новый Год. Встречать его с родителями она не собиралась. Зато под окнами больницы дежурил неизменный кавалер, задумавший очередной сюрприз.

Когда в окне машины появился «семейный коттедж», больше похожий на небольшой замок, Анджела только хмыкнула. Понятно было, что мать владельца Джи-Л-Молла не в деревенском домике живет. Отец его умер несколько лет назад, осталась мать, которая за все это время не одобрила ни одной выбранной им самим невестки, как честно признался сам Густав. Впрочем, сразу уточнил, что много кандидаток и не было — две всего лишь. И пять предложенных самой мамой, от которых волосы вставали дыбом неконтролируемо. Жениться на копии собственной матери почтительный сын не имел ни малейшего желания.

Дверь открыла сама вдовствующая императрица. На меньшее дама в бархатном платье, демонстрирующем вырезом плотно утрамбованную в колье россыпь брильянтов, не тянула.

Густав немного нервничал, оставляя Анджи наедине с родительницей. За двадцать лет, проведённые в свободной нравами Америке, мама так и не освоилась с местной толерантностью, продолжая проповедовать чистоту арийской расы с упорством, которому позавидовал бы сам фюрер. Одна из двух девушек, которых он за свою жизнь пытался представить семье, сбежала в слезах после разговора с миссис Лифенохен. Другая вернула ему помолвочное кольцо прямо в прихожей, пока судорожно натягивала шубку с сапогами, не переставая бормотать что-то о средневековье и феодализме. Анджи, конечно, была не из слезливых, да и до настоящего кольца у них еще не дошло, но наученный горьким опытом Густав предпочитал отложить полноценное предложение до тех пор, пока они не ознакомятся со всеми слабостями и недостатками друг друга.

Сжимая в руках два фужера с мартини для дам, он недоуменно замер в дверях. Анджи сидела на прежнем месте, величественно и незыблемо. Миссис Лифенохен же напротив, отползла по диванчику насколько позволяли подушки и вжалась в стену, сливаясь с той меловой белизной.

Выражение лица Густава было бесценно.

Анджела только хмыкнула. Самое интересное — знакомство с ее собственной семейкой — ему еще предстоит.