Наследник для оборотня (СИ) - Моран Маша - Страница 115

Возможно, у них еще получится создать свою семью.

Дагмар оттолкнулся от пианино и шагнул к Марине:

— И какие проблемы у нас?

Марина пожала плечами, улавливая перемену в его настроении:

— Не знаю… Без меда мишка становится слишком ворчливым?

Дагмар, крадучись, приближался к ней. Марина залюбовалась его плавной походкой. Было удивительно, как он, такой огромный и массивный, двигается изящно и совершенно бесшумно.

— Думаешь, мне не достает меда?

— Да. С ним бы ты точно стал добрее. Медовый авитаминоз. Такой существует?

Он опустился на пол перед ней и подался вперед, шумно вдыхая воздух возле Марининого лица.

— А знаешь, что теперь мой мед?

Марина отрицательно покачала головой, завороженная разгорающимся оранжевым огнем в его глазах.

Дагмар выдохнул аромат сладкой мяты:

— Ты.

Марина вскочила на ноги и побежала к фортепиано. В лесу она готова была наброситься на него, а сейчас почему-то испугалась.

— Зачем здесь пианино? Ты играешь? — Она опустилась на мягкий пуфик и подняла крышку.

За спиной раздался насмешливый голос Дагмара:

— Конечно.

Марина вздрогнула. Опять он неслышно подкрался. Дагмар легко поднял ее за талию и сел, опустив Марину себе на колени. Сразу же возникло ощущение, будто ее живьем сунули в горящую печь. Жарко, но до безумия уютно.

Конечно? Словно это было само собой разумеющимся.

— Какие еще таланты в тебе скрыты? — Она коснулась гладких прохладных клавиш.

Чистый звук разнесся по всему залу, отражаясь эхом от стен.

— Это не талант, а то, чему я обязан был научиться. Берсеркеры вращаются в… вы называете это «высшими кругами». Хорошее воспитание и образование.

Дагмар с легкостью подхватил мелодию, которую она наигрывала. Марина тут же почувствовала обжигающий стыд. Он уверенно скользил пальцами по клавишам, как будто тренировался каждый день. Она же, «спотыкалась» о каждую, с трудом вспоминая, на какие нужно нажимать. Их пальцы «встречались», и он умудрялся гладить ее ладони, легко, почти невесомо касаясь. Это возбуждало настолько сильно, что тело переставало принадлежать только ей одной.

Оно стремилось к Дагмару. Прижималось и ластилось, будто бы было его частью. Между ног становилось влажно. Тянущее ощущение внизу живота медленно разливалось ядом, скапливаясь сладкой мучительной болью в нежных складочках плоти.

Это походило на пытку. Ткань трусиков натирала ставшие дико чувствительными губки, и Марина ерзала, не находя себе места. Дагмар вдруг начал дышать чаще, и ягодицами Марина ощутила, как его пах становится твердым, и что-то начинает упираться в поясницу.

Своими дерганьями она только распаляла его сильнее. Сосредоточиться на музыке стало так сложно, что несколько раз она грубо сфальшивила.

От резкого звука Марина едва ли не подскочила, но ноги так дрожали от напряжения, что она неловко упала обратно на Дагмара, потираясь о его твердый член, который ощущался теперь так явственно, что тело просто не могло остаться равнодушным.

Дагмар резко втянул в себя воздух, словно ему было очень больно, и впился пальцами в клавиши, создавая какофонию звуков, которая ударила по и так напряженным нервам.

Он прикусил мочку ее уха, зубы клацнули о металл сережек, и Марина не смогла сдержать протяжного стона. Грудь налилась тяжестью. Соски мучительно пульсировали. Если она не ощутит на них язык Дагмара, то свихнется.

Что с ней такое? Откуда это нестерпимое, сводящее с ума возбуждение?

Дагмар резко толкнулся бедрами, приподнимая ее, и хрипло зарычал. Марина обернулась. Он закрыл глаза и откинул голову назад. Его смуглая кожа покрылась бисеринками пота, а выступающий кадык нервно дергался то вверх, то вниз, когда он сглатывал.

Должно быть, он почувствовал ее взгляд, потому что приоткрыл глаза и тихо прошептал:

— Не двигайся… А иначе я не смогу сдержаться… Ты сильнее этого хренового зелья… Не могу тебе сопротивляться…

Его глаза… светились! Марина всматривалась в оранжевую глубину, погружаясь в нее с головой.

Какой же дурой она была, когда отвергала его. Просто они оба немного… поломаны. Но в их силах починить друг друга. Нужно просто немножко постараться.

Его вид, напряженный, на самой грани, оказался для Марины спусковым крючком. В ушах зашумела кровь, а во рту пересохло. Она облизнула губы, пытаясь хоть немного их увлажнить.

Лицо Дагмара стало жестче, все черты заострились, а ноздри раздувались, когда он делал очередной вдох.

— Не делай так… Ты возбуждена… Я чувствую, как ты течешь. У тебя же опять между ног все мокро, да?

На этот раз не было ни стыда, ни неловкости. Она хотела быть такой же откровенной, грубой и пошлой, как он. Хотела говорить все эти грязные слова, от которых жгло язык, а бедра сжимались сами собой.

— Да, очень… — Марина выдохнула едва слышно, но Дагмар все равно услышал — его глаза сверкнули, озарив лицо яркой вспышкой. Она отвернулась и бездумно уставилась на клавиши. — Ты даже можешь почувствовать…

Она поерзала на его коленях, ничуть не смущаясь, что может оставить влажное пятно своей влаги.

Руки Дагмара обвились вокруг ее талии, прижимая к своей груди. Марина закусила губу. Хоть бы он коснулся ее груди.

«Просто подними руку чуть выше… Сожми…»

Соски набухли и терлись о ткань, вызывая такую боль, что хотелось кричать.

Словно услышав ее мысли, Дагмар медленно повел рукой вверх и накрыл ладонью ее грудь, полностью обхватывая. Почему у нее не шикарная грудь, которая не умещается в ладонь, так нравящаяся всем мужчинам? Вместо этого — два небольших холмика, напрягшиеся в ожидании ласки Дагмара.

Марина вцепилась в крышку фортепиано, не в силах больше выносить пытки — Дагмар осторожно и чувственно сжимал одну ее грудь, надавливая ладонью так, что соски зудели от напряжения.

С трудом Марина спросила:

— Тебе нравится, когда… у женщины большая грудь? Только не ври.

Дагмер замер, а потом лизнул сзади ее шею:

— Мне нравится твоя грудь.

— Всем мужчинам нравится большая. А у меня маленькая, почти как у подростка. — Почему-то из-за этого хотелось расплакаться. Впервые она настолько сильно хотела что-то изменить в себе.

— Всем мужчинам? — В его голосе опять слышался рык. — Откуда ты знаешь обо «всех мужчинах»? Я — не все. В тебе все идеально. У тебя совершенная грудь. Знаешь, что мне больше всего нравится?

Каждое его слово возбуждало ее еще больше. Марина по-детски твердила про себя «Только бы это было правдой» и вжималась попкой в его твердые бедра.

— Что?

— То, как она дрожит, когда я тебя тра… беру… Когда ты возбуждена, твои соски вытягиваются, как будто просятся ко мне в рот. Но больше всего мне нравится, когда ты лежишь. Тогда твоя грудь становится почти плоской, а соски торчат так, что мне сразу хочется обкончать твои сиськи так, чтобы они были полностью покрыты моей спермой.

Марина резко сжала бедра, чувствуя дикую пульсацию. Кажется, он почти довел ее до оргазма одними только словами.

Но ей хотелось большего. Какого-то безумия, сумасшествия. Того, что он с ней делал до этого — дикого и животного. Стыдного, но такого приятного. И не сдерживаться. Не стесняться ни одного своего стона, ни одной эмоции. Что если… что если он примет ее такой, какая она есть? Он ведь любит ее. Говорит, что считает идеальной. Может, ее неопытность и это ненормальное, разрывающее на части желание, не вызовут у него отторжения?

Марина тихо прошептала:

— Не сдерживай себя…

Он убрал ладонь с ее груди и обхватил пальцами подбородок, разворачивая лицом к себе:

— Что ты имеешь ввиду?

— Хочу… чтобы ты говорил так, как раньше… Твои грубые слова… — Она почувствовала, что краснеет еще больше. — …они мне нравятся.

Он пожирал ее тяжелым обжигающим взглядом:

— Ради тебя я пытался избавиться от этой привычки.

Марина покачала головой:

— Мне нравится, что у тебя такой… грязный рот… Хочется его вычистить… — Она потянулась к нему и быстро лизнула удивленно приоткрытые губы. — Как будто… я — хорошая девочка, а ты — плохой парень. Грубиян, которого боятся все в школе, но который нравится каждой девчонке. — Она грустно улыбнулась собственной фантазии.