Наследник для оборотня (СИ) - Моран Маша - Страница 114

Возможно, она и ужаснулась бы, услышав подобное. Но она видела его мать. Слышала, что та говорила. И к собственной тоже не испытывала особо добрых чувств. Наверное, они — идеальная парочка.

Марина сползла по стене на пол и села.

— Расскажи мне. Все.

Дагмар скрестил руки на груди и уставился в потолок.

— Она никогда меня не любила. Не знаю почему. Я всегда так старался, чтобы ей понравиться. Учеба, спорт. Я везде был первым. Всегда. Как будто все те идиотские грамоты, дипломы и кубки могли вызвать ее любовь. С деньгами отца я мог вообще не загоняться, но я думал, если стану идеальным сыном, то мать полюбит меня. Ведь любят умных, отличников, победителей соревнований. Но у матери были более строгие критерии отбора в любимые сыновья. — Он вдруг рассмеялся. — Представляешь, в мой седьмой день рождения она напилась. Няня устроила мне праздник, все было классно. А потом явилась моя мать… Сорвала все украшения и сказала, что «гаденышу» они не нужны, потому что в аду другие развлечения. «Гаденыш» — это я. Так что, можешь меня так называть, если разозлишься. А, еще «Исчадие ада» и «Сынуля Сатаны» — это было ее любимым прозвищем. В тот же вечер я узнал, что отец ее изнасиловал. Ну и появился я. Тогда я, правда, еще не знал, что это значит, но пообещал себе, что никогда так не поступлю. Ведь папа обидел маму. — Дагмар снова покачал головой, и в холодном солнечном свете Марина увидела, что его щеки блестят от влаги. — А с тобой поступил еще хуже…

Марина вжималась в стену с такой силой, что лепнина, наверное, отпечаталась на коже через одежду.

А она еще удивлялась, почему он ведет себя так. Рожденный лишь наполовину человеком, он и не знал человеческого обращения. Он привык брать силой все, что пожелает. А женщины, наверное, вообще ему не отказывали.

Она так набросилась на него с этими украшениями… А ведь он просто пытался быть милым.

— А Грегора она всегда любила. Не знаю, чем таким он отличался от меня… Его она обожала. Как-то слишком маниакально. Хотя… Я просто завидовал. Логовец должен был достаться именно Грегору. Я никогда не любил этот город. Слишком маленький, похож на деревню. Но когда Грегор умер, пришлось вернуться сюда. Оказалось, что он спутался с этой Дианой. Она не была его невестой. Но это точно его ребенок — я чувствую по запаху.

Марина боялась даже слово сказать, чтобы не спугнуть его откровения. Он наконец решил открыться ей, и это было самым драгоценным подарком, какой она могла получить от него.

Молчание звенело натянутой до предела струной.

Марина решилась спросить:

— Тогда почему они говорили, что он твой?

— Потому что по законам берсеркеров этот ребенок не имеет права на жизнь.

По коже побежал озноб. Почему-то это казалось ужасно важным, касающимся именно ее.

— Почему?

— Отец ребенка… не взял на себя заботу о нем и ответственность, не показал клану, что ребенок для него важен. Ни по законам людей, ни по законам берсеркеров он его не признал. Фактически, Грегор от него отказался. Значит, он должен умереть. Он никому не нужен.

Марине казалось, что ее окунули в ледяную воду.

— А как же ты?

— Я первый, кто должен его убить. Он — мой соперник в клане. Соперников за власть быть не должно. Их убивают, чтобы остался только один.

— Но ты же не убил брата!

— Брат был признан отцом. А этот ребенок… Нашим законам тысячи лет. Я понимаю, что это трудно понять. Но раньше красивых девушек специально подсылали к берсеркерам, чтобы те рожали сильных сыновей, которых могли забрать и воспитать покорными и управляемыми. Они были марионетками в чужих руках. Огромная сила, которой манипулировали другие. Поэтому было решено, убивать всех, кого отцы не признавали по закону людей и берсеркеров.

— Господи… Но ведь так отцы могли просто избавляться от неугодных детей.

— Нет. Берсеркеры не настолько испорчены, как люди. Я собирался признать сына Грегора своим, чтобы он жил. Мать бы забрала его. Или растила вместе с Дианой. Неважно, какого ублюдка они воспитали бы. Мне тогда нужно было видеть, как мать умоляет. Больше ничего.

— Но разве по запаху другие берсеркеры не поняли бы, что он не твой?

Дагмар пожал плечами:

— Любой, кто посмел бы так сказать, лишился бы жизни. Сразу. Я признал ребенка, и он стал моим.

— Но ты не женился на ней…

— Нет.

— И не признал ребенка по своим законам?

— Признал бы. Я должен это сделать, как только он родится. Но если ты не хочешь, чтобы я признавал его, я не буду этого делать. Ты… против?

Несколько мгновений Марина просто молчала, не зная, что сказать. Она думала, что Дагмар и его мир уже ничем ее не удивят, но в очередной раз ошиблась.

Она позабыла все слова.

— Ты серьезно? То есть… стоит мне сказать, что я против, и ты убьешь его? Малыша, который еще даже не родился?

— Я понимаю, насколько дико для тебя это звучит, но когда он вырастет, то сможет претендовать на мою власть. Когда я соглашался на просьбу матери, об этом не думал. Я хотел видеть ее униженной. Хотел, чтобы она наконец признала меня. Я не думал, что встречу свою невесту. Уже даже не надеялся на это. Поэтому и согласился принять ребенка. Но я бы никогда этого не сделал в ущерб нашим с тобой детям.

Марина зажмурилась в надежде, что это всего лишь дурной сон.

— Его ведь можно воспитать… хорошим человеком.

Дагмар хмыкнул:

— «Хорошие» в нашем мире не выживают. А скрывать от него законы берсеркеров — все равно что обрекать на смерть. Не сейчас, так через несколько лет. К тому же, я почти уверен, что сын моего братца будет таким же дерьмом, как он сам. Ты же видела Диану… Кого она может родить?

Марина горько усмехнулась:

— А еще я видела твою мать. И шрамы, которые на тебе оставил твой отец.

Дагмар изменился в мгновение ока. Он весь подобрался, будто перед нападением, напрягся. Крепкие мускулы натянули ткань рубашки.

— Мы не будем это обсуждать.

— Почему же? Именно это я и хотела обсудить. Теперь многое встало на свои места. Мы с тобой… как бы это сказать… неправильные! — Марина кивнула самой себе. — Точно. Нас не воспитывали, как других детей. Поэтому, нам сложно общаться с другими. И еще сложнее — друг с другом. Смешно, да? К тебе «притянулась» невеста, у которой тоже не было нормальной семьи. Нам никто не показывал и не объяснял, как строить отношения.

Дагмар вздернул брови, немного успокаиваясь:

— Если хочешь записаться к психологу, то я против.

Марина бросила на него недоверчивый взгляд. Боже, он что, пытается шутить? От уголков его глаз расходились лучики морщинок, делая его почти похожим на обычного мужчину. Почти. Он все так же был напряжен и готов к любому удару. Мощь, которая ожидает нападения каждую секунду. Марина не представляла, как можно так жить. Постоянное напряжение.

— Не думаю, что готова делиться секретами нашей бурной жизни с посторонними. — Она улыбнулась, надеясь, что собственная попытка пошутить не обидит его: — К тому же… нам может понадобиться звериный психолог. Такие есть? Ну, знаешь, чтобы разбирали проблемы взаимодействия человека и Михайло Потапыча.

Несколько секунд Дагмар просто смотрел на нее. Марина успела испугаться, а не перегнула ли она палку. Но вдруг он громко рассмеялся, снова поражая ее искренней широкой улыбкой, которая преображала его лицо до неузнаваемости.

Марина поняла, что напряжение ее постепенно отпускает. В носу у нее не было встроенного детектора лжи, и по запаху она не могла определить, чьего ребенка носит Диана. Но то, с какой готовностью он собирался убить этого малыша, почему-то… успокоило. И Марина даже не собиралась обвинять себя в чувстве облегчения, которое сейчас испытывала.

Вряд ли бы он так поступил с собственным ребенком, пусть и нежеланным. Не смотря на исковерканное детство, семья много для него значит. Откуда-то она знала, что он будет стараться стать идеальным отцом. Ей удастся убедить его сохранить племяннику жизнь.