Как я чуть не уничтожил соседнюю галактику (СИ) - Потоцкая Мария - Страница 20

Следующим вечером я снова поехал к нему (остальную часть дня я проводил на работе).

Он задержался где-то, поэтому я прождал его два часа в машине. Когда Процион только подъехал к дому, он заметил меня. Мне это понравилось, значит, я точно не ошибся насчет него. Он не выходил из машины, поэтому я подошел к водительской двери. Он курил и был раздражен еще больше, чем при нашей последней встрече. На сиденье рядом лежала бутылка водки (закрытая, он не был пьяным) и букет белых роз.

Процион заговорил, не повернувшись ко мне:

— Я не пойму, ты педик, маньяк или просто очень тупой?!

Я ответил:

— Ни один из вариантов не верен.

— Тогда ты хочешь нарваться?!

Я знал, что это угроза, а не вопрос, поэтому не стал отвечать. Вести диалог с ним было бесполезно. Я протянул ему папку и сказал:

— В этой папке достаточно доказательств, чтобы посадить тебя в тюрьму на несколько лет. Здесь есть задокументированные слова свидетелей о том, как ты берешь взятки и избиваешь заключенных. Думаю, ты понимаешь, что я даю тебе лишь копии документов. У тебя есть три дня, чтобы подумать, хочешь ты попасть в тюрьму или работать на меня. Думаю, ты понимаешь, что с моим положением и деньгами у тебя не получится как-либо заставить меня отказаться от этой идеи. На последней странице есть мой адрес. До встречи.

Процион замер. Он не сразу взял у меня папку, будто ожидал, что она может взорваться. Я пошел в сторону своей машины, и лишь когда открывал ее, услышал его громкую ругань. Я вдруг испугался, что он достанет пистолет и выстрелит в меня, поэтому поспешил уехать.

Вечером через три дня мы с Кассиопеей сидели на скамейке у дома. Она читала, а я ничего не делал. Сначала я тоже читал в газете статью об обострении политической ситуации между Млечным Путем и Большим Магеллановым Облаком. Мне нравился президент Млечного Пути, я голосовал за него, но с каждой статьей я верил в него все меньше и меньше. Мне казалось, что он ведет агрессивную политику и хочет добиться войны с соседним государством, а из-за этого может погибнуть множество людей и измениться экономическая ситуация. Мне это было невыгодно. Закончив со статьей, я предложил Кассиопее прочитать ее, но войны времен Александра Македонского в книге волновали ее больше, чем возможные настоящие. Я остался сидеть с ней, потому что мне это нравилось.

Вскоре я услышал шум приближающейся машины. Я надеялся, что это Процион, потому что в противном случае мне пришлось бы реализовать свою угрозу. Это оказался он. Процион оставил машину у пропускного пункта и пошел в нашу сторону пешком. Он был в куртке и штанах защитного цвета, а также в армейских ботинках, поэтому казался агрессивным. К тому же, он шел решительно и быстро, я приготовился к тому, что он может меня ударить (судя по доступной мне информации, он дрался чаще среднестатистического мужчины). Фонарики на земле освещали в основном газон, поэтому выражение его лица я не мог рассмотреть.

Когда Процион приблизился, я встал, чтобы он не чувствовал своего превосходства. Кассиопея оторвала взгляд от книги, но большого интереса не проявила.

— Я могу тебя сам запереть за решеткой! Я и не таких психов сажал, закончишь, как они, на электрическом стуле или в петле из простыни в одиночке, ясно тебе?!

Мне было ясно, что он зол, потому что он кричал. Его угрозы были пустыми, поэтому я ответил:

— Нет.

Процион посмотрел на меня странным взглядом: одновременно приподнял брови и сощурил глаза, подавшись вперед.

— Что «нет»?!

(Процион говорил очень экспрессивно, поэтому я ставлю «?!» в конце его вопросов).

Прежде чем я успел ответить, он задал новый вопрос.

— Чего ты от меня хочешь?!

— Я хочу, чтобы ты на меня работал.

— Это я уже понял! Почему я?!

Процион не был последователен в своих вопросах, он желал услышать ответы, несогласованные по смыслу. Это был его минус. Но я решил, что дело не в его интеллекте, а в его эмоциональной лабильности. Если мы будем работать вместе, у нас установятся деловые отношения и подобной экспрессии станет меньше. Обычно я не говорил хороших вещей малознакомым людям, чтобы они не подумали, будто могут повлиять на меня из-за моего положительного отношения к ним. Но мне хотелось расположить Проциона к себе, чтобы он относился ко мне так же хорошо, как и я к нему.

— Ты бесстрашный, я хочу, чтобы на меня работал такой человек.

— Ага, — сказал он, хотя я ничего не спросил. Я решил добавить:

— Но надеюсь, не настолько бесстрашный, чтобы не испугаться тюремного заключения.

Я думал, он опять будет кричать, но Процион сказал спокойно:

— Значит, я должен буду за большие деньги слоняться за тобой, чтобы тебя не пристрелили… враги? Агенты разведки? Глобальные предикторы? Маньяки, которые охотятся лично за тобой? Хулиганы в подворотне? Пришельцы с далеких планет? Ответь, я хочу понять бездну твоего безумия.

Несмотря на его абсурдные вопросы, он говорил по-прежнему спокойно.

— Я не понимаю, почему ты считаешь мое предложение неадекватным. Нет. Я влиятельный человек, у меня действительно есть недоброжелатели, которые хотели бы от меня избавиться.

— Ты же понимаешь, что я сдохну от скуки?

Я засомневался, это риторический вопрос или действительно скучная работа может довести его до суицида. Обычно, когда я не понимал высказывание, оно оказывалось вопросом, не требующим ответа или иронией, поэтому я склонялся к первому варианту.

Процион стал ходить из стороны в сторону. Он продолжил, придав своей речи театральности:

— Ты понимаешь, это будет равносильно тюрьме. Нет, нет, хуже! В тюрьме меня бы переполнял адреналин, потому что меня бы окружали самые страшные кровожадные мужья современного мира, за исключением тех, что вещают нам с экранов телевизоров о нарушении международного права. Моя жизнь — это дикая скачка, от двенадцатибалльного землетрясения навстречу шестибалльному цунами. Это поиск все новых и новых способов доказать себе и всем вокруг, чего я стою. Это приключение, в конце концов. Я сопьюсь окончательно на той работе, которую ты мне, как ты выражаешься, предлагаешь!

— То есть, ты выбираешь тюрьму?

Процион остановился. Ему почему-то стало смешно, он улыбнулся. Какое-то время он стоял молча, видимо обдумывая ответ.

— Мы обсудим график работы, зарплату и прочую дребедень сейчас?

Это означало, что он будет работать на меня.

— Сейчас, если ты не торопишься.

Процион закурил. Я достал записную книжку, где были заметки по поводу его работы. Кассиопея вынула сигарету из пачки, лежавшей рядом с ней. Процион ей подкурил, хотя я знал, что у нее есть своя зажигалка. Во время нашего разговора она вела себя очень незаметно, и я даже почти забыл про ее присутствие. Это тоже было нехарактерно для нее.

Процион спросил:

— Жена?

— Сестра. Кассиопея Кеплер.

Она протянула ему руку не ребром вверх, как она обычно делала при знакомствах, а тыльной стороной вверх.

Мы смогли решить нашу проблему мирно. Процион стал работать на меня. Я решил следить за ним какое-то время (от недели до трех месяцев), и если он окажется достаточно умен и надежен, я помогу ему «не сдохнуть от скуки» и буду активнее привлекать к работе так, чтобы выходило максимально рискованно.

Через пять дней после того вечера мне снился непонятный сон. Я гулял по Туманному Лесу. Иногда что-то мелькало в тумане, странно шуршали листья (то есть, обычная обстановка в Туманном Лесу). Каждую ночь я встречал здесь Проциона. В реальной жизни он перестал показывать свои эмоции так ярко, держался хмуро и обособленно. В Лесу же, мне казалось, он сам искал меня. Сегодняшняя ночь не была исключением, я снова его встретил. На его руках были новые синяки. Он заметил, что я смотрю на них, и сказал:

— Я пытался попасть в твою Каменную Крепость, но упал со стены. Ты хорошо ее защитил!

Мне не понравилось, что он пытался попасть ко мне внутрь. Но я сказал: