Врата славы (СИ) - "Тиамат" - Страница 30

Но большинство пленников чахли и умирали в течение года. Неволя была для них губительна. К удивлению смертных, никто из них не пытался бежать, даже когда появлялась у них такая возможность. Мудрая Леворхам сказала: "Верно, считается у них плен тягчайшим позором, и думают они, что недостойны жить, или что родичи их не примут". Слова ее неожиданно подтвердились. Когда люди попробовали вызвать Древних на переговоры, показывая им пленных сородичей, все посольство пало под стрелами, и первыми — связанные Древние. Сами же Древние пленных не брали, и верно, не было в их обычаях ни выкупа, ни обмена заложниками.

33. Битва Аланн Браголлах

Собралось в Солхе огромное войско, и одной только конницы было в нем десять тысяч, и по пять тысяч лучников, мечников и копейщиков. Все княжества Юнана прислали своих воинов, и кое-кто из князей сам повел их, а прочие поставили во главе лучших военачальников. Сердце короля радовалось при виде бравых молодцов в полном вооружении, проводящих маневры в поле перед замком, и надежда окрыляла всякого, кто на это смотрел. Говорили они: "Сторицей отплатим мы Древним за их злодеяния!" И высокие курганы, насыпанные над братскими могилами тех, кто погиб в Солхе, звали к отмщению.

Чародейка Леворхам привела с собой боевых магов, искусных в метании огня и молний, и иных, искусных в противодействии вражеским заклятиям, числом десять человек, не считая самой Леворхам. Неслыханное это было дело, ибо прежде маги бились по преимуществу друг с другом, устраивая в безлюдных местах магические поединки, в войны же людей предпочитали не вмешиваться.

Много времени прошло, а о Древних не было ни слуху ни духу. "Неужели покинули они эти места, устрашенные гибелью своего города?" — размышляли военачальники.

Ашурран возражала:

— Это твари, лишенные жалости и сострадания, и страх смерти им неведом. Вспомните, медлили они еще дольше, прежде чем выступить против людей. И сейчас они готовят удар, и падет он неотвратимо, нам же следует быть готовыми в любое время дня и ночи.

Так и случилось. Осень уже пошла на убыль, когда сигнальные костры загорелись на холмах и курганах Солха, возвещая появление неприятеля. Дымка поползла из Великого леса, стелясь между деревьями, и в этой дымке будто сами деревья сдвинулись с места и выступили вперед. Приглядевшись, дозорные различили фигуры в зеленой и коричневой одежде, с раскрашенными лицами, с мечами и копьями, и большинство из них были пешими, а некоторые ехали в седле, и под иными — дивное диво! — были не кони, а лоси, олени и дикие быки. И шли с войском эльфов дикие звери — медведи, волки, рыси и барсы с горящими жутким огнем глазами. Поистине устрашающее зрелище!

Получив сигнал, войско людей незамедлительно выступило в боевом порядке, под звуки барабанов и труб, и ликованием наполнились души воинов, ведь предстояло им встретиться лицом к лицу с ненавистным врагом, и не под сенью Великого леса, а на открытом месте. "Теперь уж точно наша возьмет, ибо мы больше привычны биться на равнине, чем Древние!" — думал каждый.

Оба войска выстроились на огромном поле, с одной стороны ограниченном рекой, а с другой высокими холмами. Инеем осенним сверкали доспехи воинов, знамена развевались под порывами ветра, копыта коней, гарцующих на месте, прибивали пожухлую траву, копья и трезубцы колыхались, как железный тростник. Ашурран, державшая правый фланг рядом с Матолви, изнемогала от нетерпения. Ждать, однако, пришлось недолго. Внезапно ряды эльфов пришли в движение, и лавина диких зверей хлынула навстречу людям.

Жаркая то была схватка! Медведи ломали хребты лошадям и людям, волки впивались в горло, рыси и барсы рвали когтями сражающихся. Рев и вой несся над полем, сменяясь временами визгом и стонами, человеческими и звериными. Но люди выстояли, и скоро все было кончено. После усеялось трупами лесных созданий, полегших под ударами людей.

Воодушевленный первой победой, король Огинта двинул войско на эльфов, и столкнулись они, как две разрушительные волны, как две скалы во время землетрясения, как два стальных клинка.

Тяжело пришлось смертным, и первая атака показалась всего лишь легкой разминкой по сравнению с тем, как ударили по ним эльфы. Много превосходили Древние людей по силе и ловкости, по умению владеть мечом и копьем, и так искусно сражались они, что нельзя было найти бреши в их обороне. Нашлись среди них тяжеловооруженные воины, и доспехи на них были легче и прочнее человеческих, и эльфийские мечи с легкостью разрубали выкованную в Юнане броню. Лучники их осыпали нападающих стрелами, безошибочно находя щель в доспехах или прореху в кольчуге, и меткость их казалась невероятной.

Воины Юнана дрались, как проклятые, ни шагу назад не сделав, и остервенение будто придавало им силы, и превосходили они эльфов пылкостью и мужеством. И хоть приходилось отдавать им десять жизней за жизнь одного Древнего, охотно платили они эту цену. Не было в них осторожности и расчетливости Древних, только безрассудство и храбрость.

Весь день длилась кровавая сеча, не прекратившись и с наступлением темноты. Тогда перевес начал склоняться на сторону эльфов, потому что видели они в темноте, как кошки. Люди подожгли сухую траву, и запылала она ярче факелов, освещая темную ночь, и при зареве пожара продолжилась битва. Но уже мечи выпадали из усталых пальцев, и стрелы с тетивы срывались, не находя цели, и кровавый пот заливал глаза, и дрожала рука, держащая знамя, и кровь струилась из-под доспехов, и щиты разлетались в щепы. Древние же не выказывали признаков усталости, и удары их были так же сильны и быстры, будто вступили в бой они после долгого отдыха.

И дрогнули люди, и надежда в их сердцах померкла, а вместе с ней мужество и стойкость.

Увидев это, удвоили Древние натиск и бросились на людей, чтобы нанести последний удар. И как волны морского прибоя во время отлива, отступали перед ними остатки королевского войска. На шаг, на полшага, но отступали.

Только киаранское войско, закаленное в боях с варварами, держалось, как скала под ударами волн. Матолви Бычий рог рубился без устали, поднося Древним кубок смерти, подобный кузнецу, кующему смерть в своей кузне. Неподалеку от него дралась Ашурран, покрытая пятнистой шкурой, разъяренной пантере подобная, и головы противников ее валились на землю, как колосья под серпом жнеца.

И тогда киаранский князь нанес подлый удар. Рассудив, что надежды нет и что лучше остаться в живых и спасти остатки войска, повернул он своих воинов назад и отступил. Не погнушался он бросить Матолви на произвол судьбы, потому что затаил на него злобу, да и Ашурран была ему не по душе; и проклят навеки киаранский князь за свое предательство, за измену королю и воинскому братству. Предательство не принесло ему пользы — через три дня после битвы Аланн Браголлах киаранское войско эльфы вырезали до единого человека. Кто ведает, если б князь не отвел свои войска, другим мог бы стать исход битвы. Но теперь уж поздно о том говорить, ибо история свершилась.

Окруженный врагами, пал Матолви Бычий Рог от стрел и клинков, и голову его эльфийский витязь вздел на копье, будто охотничий трофей. Пали стяги Верлуа и Аолайго, Фалариса и Архизы, и знамя чародеев пало, и из пяти королевских стягов лишь два уцелело. Полегли все королевские военачальники, шагу назад не сделав, и княгиню Аолайго вынесли из боя, трижды раненую. Убит был князь Фалариса, сражавшийся рядом с королем, и кровью своей смыл он позор, постигший его после трусливого бегства из княжества перед лицом опасности. До последнего прикрывал он короля и рану его плащом своим зажимал, пока не подоспела помощь. Был король тяжело ранен в бедро и кровью едва не истек. Если бы не чародейка Леворхам, не увидел бы он нового дня.

И поле было усеяно телами убитых и умирающих, и воинов, способных держать оружие, уцелело не более пяти тысяч, эльфов же осталось вдвое больше, и каждый стоил десятерых. Поистине богатую жатву собрала смерть в эту ночь, и за разорение Галадона эльфы отомстили вдесятеро. И битву эту назвали Аланн Браголлах — Месть Эльфов.