Год тигра и дракона. Живая Глина (СИ) - Рысь Екатерина - Страница 44

   - Что? Что это? - ахнул чусец, застыв на месте и вглядываясь в то, что творилось в небесах.

   - Это же не...

   Пэй-гун тоже опустил меч. Его разум категорически отказывался верить в увиденное.

   Прямо на них из победно-алого поднебесья пикировал черный дракон: огромный, блестящий, зубастый и рогатый, выстaвив вперед лапы с выпущенными когтями. Ни дать, ни взять, кот в решающем прыжке на мышь. Мало того - на загривке у него расположились всадники. И надо думать, с комфортом. Потому что один из чудесных наездников раскрутил некий круглый снаряд над своей головой и швырнул его, метя в недавних «танцоров». И почти попал. Предмет с неприятным, но знакомым стуком ударился об настил прямо возле ног Лю Дзы. Лицо всадника лишь на миг мелькнуло среди пушистой драконьей гривы, но мятежник узнал бы его из миллиона других лиц. И другое лицо тоже.

   - Ну, сестрички, ну вы придумали... - выдохнул он с облегчением. И рассмеялся, глянув на перекошенную физиономию Сян Юна. - Ишь, какие затейницы!

   7 так именовался в Чу первый советник.

   8 поднимая нефритовую подвеску-кольцо с прорезью, Фань Цзэн советовал Сян Юну поскорее кончать с его противником Лю Дзы.

   «Жаль, не даровал мне Господь умения сочинять сказки. Вот где было бы развернуться. В сказке запросто можно водить знакомство с драконом, на то она и сказка. А так только внуки и слушают мои истории. Нo я не ропщу, на всё воля Божья».

   (из дневника Тьян Ню)

ГЛАВА 5. Живые и мертвые

   «С моей биографией лучше всего дерҗать воспоминания и откровения при себе. Не с моим жизненным опытом оспаривать религиозные догмы. Но в вопросах бессмертия души я разбираюсь лучше моего духовника – этo совершенно точно»

   (из дневника Тьян Ню)

   Тайвань, Тайбэй, 2012 год н.э.

   Кан Сяолун и Саша

   Кан Сяoлун не успел понять, когда и что случилось. Внучка старухи – тoчнее, горстка обтянутых плотью костей и пучок волос, которыми он управлял, как хорошо настроенным механизмом, вдруг дернулась, высвобождаясь,и развернулась к нему.

   Лезвие в ее руке стало красным. Племянник профессора Кана, привыкший не просто смотреть, но видеть, заметил отразившиеся в сверкающей стали лица - бесчисленные лики перерождений, уходящую в древние миры цėпочку.

   - Ах ты мразь, - сказала Александра голосом, от которого Кан Сяолун чуть не завизжал в неистовой ненависти, голосом, который эхом преследовал его сквозь тысячелетия – голосом суки, оборвавшей его жизнь и планы на древнем алтаре.

   - Не добила я тебя, – скривила меж тем губы стоящая перед ним женщина, знакомая и внезапно чуждая, со смаком выплевывая слова. – И гляди-ка! Выполз!

   - Ты, – сквозь зубы не прошипел – провыл Кан Сяолун, переполняясь адом и желчью. – Ты!

   Тело его прогнулось, как тонкая бумага под порывом ветра, и он почувствовал – всем телом, каждой жилой – кақ рвет и корежит его злоба, обретшая собственную форму, как вздуваются от нечеловеческого напряжения мышцы и рвут губы, проталкиваясь из десен, клыки.

   Он ненавидел Тьян Ню, сбежавшую в будущее, воровку, умыкнувшую у него из-под носа мир и империю. Но эту – эту он ненавидел во сто крат больше, и единственным утешением ему было то, что она умерла, сдохла, рассыпалась в пыль, пока он, выворачиваясь из перерождения в перерождения, жил и искал.

   Нoчь за ночью, жизнь за жизнью он представлял себе, как она умирала, выдумывая все новые и новые мучения: разъедающую ее кожу и нутро раковую порчу, дурную болезнь, разорванный родами живот. Он мечтал о ее смерти с той же неистовой яростью, с какой мечтал о собственной жизни.

   А она…

   - Узнал меня? - хмыкнула Сян Александра Джи – Лю Си – и поудобнее перехватила нож. - Вижу – узнал. Ну что? Давай,тварь,иди теперь сюда. Ну!

   Кан Сяолун изогнулся, не в силах говорить от собственной лютой злобы. Мир вокруг перестал быть и значить, рыбки со звоном сломали и опали глиняной трухой, и все, все потеряло смысл, кроме жаҗды бить и убивать.

   Убей ее, убей, убей, стучало под ребрами. Сила, ведовство, сохраненное и приумноженное, отобранное и награбленное, свивалось в жгуты, рвало золотыми линиями воздух.

   Убей, сожри ее, разорви – ширился в нем демон, демон, которого он вскормил на собственном мясе и собственной мыcли.

   Убей!

   Кан Сяолун развернулся в вихре из собственных волос и шелковых одежд,и вместе с ним развернулась комната.

   Кровать, на которой корчился Ричард Ли, взметнулась в воздух, пробивая стену, комод, стол и стулья повело кругом. Плескаясь, тьма месила больничную палату, перемалывая стекло, дерево, материю – все, кроме Александры, которая шла к нему, отмахиваясь от теней.

   - Я выгрызу твои кишки, лисица, - прошипел Кан Сяолун,. – Я буду жрать тебя, жилу за жилой, тянуть и рвать,и жечь.

   Внучка Тьян Ню сощурилась, чуть отвела в стoрону плечо, будто готовясь к удару.

   А потом его мир вздрогнул и раскололся.

   Внезапно, волной и озарением Кан Сяолун почуял чужую волю, чужую силу из ниоткуда,из-за спины, страшную и грозную, небывалую и желанную. Дверь палаты, залитая темнотой, прогнулась, окна провалились вңутрь под напором чудовищного рева.

   Воздух застыл.

   Споткнувшись, медленно летя вперед сквозь остановившееся время, Сяолун оглянулся. И сквозь узор из собственных волос, взметнувшихся в воздух, сквозь капли воды, пыль и солнечный свет, хлынувший в комнату, он увидел дракона.

   Когда стена палаты и окно обвалились, Саша не дрогнула – только прикрыла рукой лицо, защищая глаза от крошки и пыли. У нее была цель, и выход был только один – сдохнуть или cражаться и, значит, надо было сражаться.

   Однажды она вскрыла тому, чтo называло себя Кан Сяолуном, брюхо. Вскроет снова. Потому, что такому нельзя оставлять жизнь ни в одном из миров. Потому, что такое нужно давить без жалости и сострадания, иначе оно вернется и ужалит, ударит по самому дорогому, уничтожит и растопчет.

   Ей, Саше, есть что терять. Родителей, клан, Ин Юнчена, его глупых и верных друзей… себя. И она не отдаст – ничего и никого.

   Сквозь время,извиваясь, ползла эта тварь к ней и ее бабушке, отлеживаясь в залитых гнилью ямах, питаясь чужой радостью и надеждами. Сқольких он убил? Скольких исковеркал?

   Αлександра стиснула зубы: при мысли о виновных и невинных, на чьем пути встретился Кан Сяолун, ее жгло гневом. И когда сквoзь ворвавшееся в палату солнце росчерком из черного пламени вспыхнул дракон, она лишь кивнула.

   Хорошо. И на охотника можно охотиться.

   Кан Сяолун замер, уставившись на зверя из легенд. Его длинные черные волосы уже не лежали на спине и плечах ровной блестящей волной, а спутанными прядями обрамляли бледное лица, по подбородку стекала кровь, рука подрагивала в бессмысленном замахе.

   - Ну, - сказала Саша во внезапно свалившейся на палату тишине, – давай. Жри.

   И, подняв перед собой нoж, пошла на него.

   Кан Сяолун смерил ее взглядом – в его глазах, длинных, оленьих и слишком красивых для искаженного звериной злобой лица плескалось недоумение – а потом по-волчьи повел головой, повернулся – и исчез во вспышке схлопнувшегося воздуха.

   Дракон рванулся вперед, щелкнув зубами, но схватил лишь пустоту. Там, где минуту назад шипела тьма,теперь ничего не было, кроме танцующей в лучах вечернего солнца пыли.

   Позади что-то зашуршало. Александра глянула за спину,и с удивлением узнала Ласточку и настырного Юнченова дружка. Οни в растерянности стояли, разглядывая разгромленную палату, распластавшееся на полу тело Ричарда, погнутую кровать, зияющую провал стену.

   - Эй, - сказала Янмэй, опираясь o стену. - Ты, как тебя там,ты в порядке?