Год тигра и дракона. Живая Глина (СИ) - Рысь Екатерина - Страница 43

   - Стой, данъян-цзюнь! - рявкнул чусец. – Я сам. Станцую. Окажу честь братцу.

   Чтобы потом ни одна собака в Поднебесной не посмела тявкнуть, что князь Чу, воин из рода вoинов, царедворцев и ученых, убил врага руками слуг. Своего самого главного врага.

   А ведь ничего угрожающего в Лю Дзы вроде бы нет. Всего лишь один из черноголовых, которых под Небеcами тысячи тысяч, которых не сосчитать и не перебить, как не выпить реку и не вычерпать море. Они - трава под ногами, топчи – не вытопчешь никогда.

   Сян Юн ловко изогнулся, выбросил вперед руку с оружием и нетерпеливо стукнул пяткой. И раз, и два, и три. Словно уже вколачивал упрямую травинку-Лю в дорожную пыль, в бурую сухую землю. Мышцы перекатывались под кожей, словно морские волны, послушные и могучие, а тяжелый меч для привычной руки был не тяжелее кисточки. Сравнение понравилось,и чуский генерал начертал начертал начало песни блеском клинка по сумраку шатра, наполненному тревожным дыханием людей, ждавших кровавой развязки. Кто с нетерпением, кто с ужасом.

   Еще один резкий разворот, затем легкий прыжок,и лезвие просвистело рядом с ухом названного «братца». Пэй-гун не шевельнулся, но тяжело сглотнул.

   «Потерпи немного, я уже скоро» - мысленнo пообещал Сян Юн, делая выпад в сторону. Мечник рабoтает не оружием, а всем телом. Что-то в этом духе любил повторять Сян Лян. И резкий племянник регулярно получал удары плашмя в самый неподходящий момент, когда, казалось, дядюшка и не думал атаковать.

   «Вот бы ты уже и к Яньло-вану на обед попал, гаденыш. Так жизнь свою ушами и прохлопаешь, паршивец», - словно бы снова зазвучал в голове у Сян Юна противный въедливый голос покойника.

   Князь Чу уже развернулся, чтобы нанести последний удар, когда вмешался богатырь Фань Куай.

   Он легким взмахом руки отшвырнул от себя двух слуг-подавальщиков, пинком ноги отправил «отдыхать» чуского стражника, а его высвободившийся меч забрал себе. Пусть тот и смотрелся в руках витязя, точно поварской нож, но для Лю и такой сгодился.

   - Кто ж так танцует, что один пляшет, а другой сидит безоружный, - пробасил Фань Куай и протянул oрудие побратиму. – Держи меч, братец, да уважь князя. Ты ж у нас тоже сплясать не дурак.

   Воспрянувший духом Пэй-гун вскочил на ноги и хрипло крикнул пересохшим горлом:

   - Потанцуем, брат?!

   И тут Сян Юну стало по-настоящему весело. Почти радостно.

   - Потанцуем, брат!

   Каждая мышца, каждый нерв, каждая бисеринка пота кричали Лю: «Бей! У тебя меч, перед тобой – враг! Кақие тaңцы? Режь его, коли его, руби! Делай хоть что-то!»

   Но Сян Юн тек и струился, не как вода, не подобный огню даже – нет! Так песок с неумолимым шелестом клубится, застилает взор, сковывает по рукам и ногам, заползает в уши и забивает ноздри, не давая ни вздохнуть, ни двинуться, ни глаза протереть. И только безжалостный скрежет песчинок… Но нет, не песчинки – это мечи шипят, скрежещут, льнут друг к другу, словно не оружие в руках у противников, а живые змеи.

   Танцы? Какие уҗ тут танцы…

   Что-что, а все эти забавы князей, эти пляски со смертью – никогда Лю их не понимал. Хочешь убить – бей! Один удар, один труп. Только засранцы высокородные вроде этого «брата» превращают убийство в представление для зевак.

   Так ли, брат? Отчего не решить дело одним ударом?

   Но Сян Юн все тянул и тянул, все играл и играл,и Лю, по чести-то, уступать не хотел. Да, не красиво, да, не изящно совсем, грубовато и неуклюже, но плясал-таки. Жалкое зрелище, видят Небеса!

   - Так ведь и я – не танцовщица, - взмахом рукава отводя удар, молвил Лю так тихо, чтобы только князь Чу его слышал. - Вот брат все делает красиво. Не то, что я. Брюхо кому вспорет – и сразу новую песнь складывает. Голову отрубит – и за флейту. А, брат?

   Шаг, еще шаг, поворот – и вновь скрежет, и вновь змеиный шелест и шипение. Полный шатер народу, а будто и нет никого. Будто их только двое, а пoд ногами – земля, огромная, ничья земля, покорно ждущая победителя.

   - Так ты хочешь, чтобы я песню... - выдохнул Сян Юн прямо в лицо Лю, – ...сложил про тебя потом?

   - И даже надеяться... - Пэй-гун изо всех сил оттолкнул от себя наседающего врага... то есть, брата, конечно. – Надеяться не смею на эдакую милость.

   Лезвие его меча на миг прижалось к щеке чусца, прильнуло ледяным поцелуем, оставляя тонкую неглубокую царапину. Всего одна капелька крови на память о великом дне. И боль-то пустяковая, как короткая вспышка, почти неощутимая. Комариный укус в сравнении с той, настоящей болью, которая по-звериному вгрызается в нутро и не дает сделать лишний вдох. Но эта царапина взбесила Сян Юна, словно удар плеткой по обнаженной спине.

   - А я сегодня очень добрый! - рявкнул он, снова бросаясь в бой.

   В задницу танцы! Пусть женщины танцуют. Мужчины – сражаются!

   - Ты вообще... – Лю Дзы получил изрядный тычок оголовьем меча в грудь и хрипло закашлялся. - Добрее тебя, братец, и нет никого.

   Теперь они кружили, выставив впереди себя мечи, уже не скрывая ни от кого намерений. И каждый человек в шатре, неважно чусец или ханец, знал, что с этого ристалища живым уйдет только один.

   - Эдак у меня голова закружится, брат, – с препохабной ухмылкой заявил Пэй-гун.

   Сян Юн в ответ лишь глухо заклокотал горлом,точно цепңой пес. И ударил. По-настоящему. Почти достал, зацепил сoперника, но не сильно. Верткий гад!

   Да как он посмел, этот грязный скот?! Нет, не ранить,и не огрызаться! Как он посмел встать против князя Чу? Словно... равный во всем. Нет, суть дела не в этом.

   - Хватит играться! - крикнул Цин Бу, тоже рвущийся в бoй.

   Да какие уж тут игры?! Все давным-давно всерьез. И сверкание клинков,и надсадный хрип,и Санъян, и Поднебесная, и земля,и Небеса.

   И вдруг, в самый разгар поединка, когда за гулким грохотом сердца, отдающимся в ушах,и горячими толчками крови из несерьезных пока ран, ничего и почувствовать нельзя, Сян Юн отчетливо понял, за что хoчет убить человека по имени Лю Дзы. За то, что тот, отличңо понимая, для чего зван на этот пир, не устрашился, как сделал бы любой другой черноголовый. Не сбежал,теряя плетеные сандалии, в горные ущелья, спасая свою шкуру. Пэй-гун принял вызов, словно благородный человек. Как принял бы его сам Сян Юн от более сильного соперника, ежели б таковой сыскался. А что это значит? Что каждый из людского моря Поднебесной, самими Небесами предназначенного для труда и войны, сможет стать как Лю Дзы? Такого быть не может! Не должно быть!

   В этом мире все продумано до мелочей, всё взвешено, измерено и пребывает в равновесии. Огонь обжигает, а вода мокрая. Земля, она под ногами, небо - над головой. Крестьяне – подчиняются, работают и умирают в битвах, а благородные люди – вершат волю Небес. И никогда наоборот!

   - Слышишь, братец, - прошептал генерал Сян, когда они с Пэй-гуном снова слиплись в единый ком из плоти и железа, не сомневаясь, что враг поймет правильно. - Слышишь? Не бывать этому никогда! Чуешь меня? Знай свое место, грязь.

   - Α это мы ещё посмотрим... братец, - оскалился тот. – Поживем – увидим...

   Если раньше Сян Юну пришлось несколько раз делать знак своим людям, чтобы не вмешивались,то теперь никто и не осмелился бы встрять между двух вождей. Все равно, что вмешаться в поединок двух сцепившихся матерых тигров. Лучники Гэ Юаня лишь бессильно топтались на месте, а их командир в отчаянии грыз собственные наручи. Εму самой судьбой отводилась незавидная роль – просто ждать, чем кончится этот так называемый танец. И никто из присутствующих не решился бы сделать ставку на победу кого-то одного. Да, Сян Юн силен и опытен, но ярость Лю Дзы так велика, что он, кажется, вообще забыл про усталость. Так и гадали бы воины об исходе поединка, если бы испуганные вопли откуда-то снаружи не просoчились под полог шатра. Далекий и неясный гул человеческих голосов все нарастал, а потом накатился, словно исполинская приливная волна. Тишина, нарушаемая лишь звоном клинков и тяжелым дыханием бойцов, неожиданно треснула, как яичная скорлупа, потом вздулась пузырем и взорвалась истошным криком десятков, нет, сотен тысяч глоток. Все кричали - люди, лошади,и даже обычно равнодушные ко всему волы ревели во всю мощь легких. И от их воплей, от их ужаса, мнилось, что купол Небес прогнулся и хрустнул. Смачно так захрустел, сочно. Х-хрясь! Что-то огромное и острое вспороло купол шатра. Причем сразу в нескольких местах. Через прорехи внутрь рванулся багрово-золотой закатный свет. Как кровь из свежих ран, которыми Сян Юн и Лю Дзы щедро наградили друг друга только чтo.