Опасная ложь (СИ) - Гетта Юлия - Страница 38

Каждый шаг отбивается тревожным ударом в груди. Уговариваю себя — мне не страшно. Не страшно. Закатное солнце слепит глаза и припекает так, что по спине начинают сбегать капельки пота. В толстовке невыносимо жарко, легкие жжет раскаленный воздух — лето в самом разгаре, и даже несмотря на вечернее время, на улице стоит страшный зной. В глазах начинает темнеть то ли от этой жары, то ли от удушающего волнения.

Я не боюсь. Но сильно вздрагиваю, когда рядом тормозит невзрачная, но полностью тонированная машина. Задняя дверь приглашающе распахивается прямо передо мной, и мне ничего не остается, как сесть в машину и закрыть её за собой. Чтобы увидеть две мужские фигуры, одну за рулем, а другую рядом с собой на заднем сидении. Я не могу разглядеть их, как следует, потому что в глазах до сих пор темно. Жмурюсь, часто моргаю, чтобы это прошло быстрее, и вдруг чувствую, как в плечо что-то больно колет. Голову моментально ведет. Я начинаю биться в панике, пытаясь нащупать ручку дверцы автомобиля, но тело словно наливается свинцом, а еще через мгновение все исчезает, и я проваливаюсь в забытье.

30

Я прихожу в сознание от острой боли, внезапно прострелившей висок. В первое мгновение вообще не понимаю, где нахожусь, и что происходит, вижу только, что лежу на полу в каком-то помещении, и яркий свет слепит глаза. Голова раскалывается и отказывается работать, но в какой-то момент осознание происходящего все же неизбежно настигает меня. Я вспоминаю события до того, как отключилась, как села в машину, вспоминаю укол в плечо и непроизвольно накрываю рукой это место. Растерянно глажу его, скольжу ладонью вверх и вниз, перемещаю её на грудь, и вдруг понимаю, что я — голая. Испуганно начинаю ощупывать себя, и окончательно убеждаюсь в этом — я абсолютно голая, на мне нет даже нижнего белья. Сознание простреливает паникой, я вся сжимаюсь внутренне, пытаясь защититься, и вдруг слышу совсем рядом знакомый женский голос.

— Где документы?

Поворачиваю голову на звук, и вижу Жанну. Она, как всегда, элегантна и безупречна, стоит в паре метров от меня на своих неизменно высоченных шпильках. А рядом с ней какой-то высокий мужик устрашающего вида.

— Это все, что было при ней, — он протягивает ей ту самую папку, что дала мне Елена, а его хриплый бас отдается эхом в моей голове, словно в пустом ведре.

Я снова морщусь от боли, и с губ непроизвольное слетает тихий стон. Жанна поворачивает голову в мою сторону, и её губы кривятся в презрительной ухмылке.

— Смотри, Олег, она очухалась.

Мужик поворачивает голову и бросает на меня сальный взгляд, а я в панике неуклюже пытаюсь прикрыть руками свою наготу, но, конечно, у меня ничего толком не выходит.

— Дай ей что-нибудь, хоть футболку свою, — брезгливо морщится Жанна. — А то у меня такое ощущение, что я на съемках дешевого порно.

Ее голос тоже отдается противным дребезжанием в моей бедной голове, которая болит настолько, что даже моргать тяжело.

Мужик с неприятной ухмылкой стягивает с себя футболку и швыряет её мне. На нем остаются только джинсы и пояс с мощной кобурой, в которой угадывается какое-то крупнокалиберное оружие.

Я жадно хватаю брошеную мне вещь, кое-как приподнимаюсь и пытаюсь натянуть на себя, путаясь в бесформенной ткани. Пахнет она просто отвратительно. Мне мерзко, но оставаться голой унизительно, поэтому приходится терпеть прикосновение к коже этого неприятного, пропитанного чужим мужским потом куска ткани.

Я все еще очень туго соображаю, из-за сильной боли голова отказывается нормально работать.

Почему я голая? Меня насиловали?

Прислушиваюсь к ощущениям в теле — оно все ноет, и между ног болит, но я не уверена, что это не последствия моей ночи с Баженовым. Все было так же и до отключки.

Но ведь зачем-то меня раздели? Неужели меня и правда насиловали, пока я была без сознания?

От этой мысли тошнит. И вообще, я чувствую себя настолько паршиво, что, кажется, хуже быть уже просто не может.

Одевшись, остаюсь сидеть на полу, хоть безумно хочется снова занять горизонтальное положение и прикрыть глаза. Но я не могу позволить себе этого, находясь среди врагов, и держусь из последних сил.

Бегло оглядываю помещение, и понимаю, что это, похоже, чей-то дом или квартира, но больше все же похоже на дом, потому что комната, в которой я нахожусь, довольно просторная. Вокруг расставлена вполне приличная мебель. Большой обеденный стол со стульями, диван у стены, напротив — огромный телевизор. На полу ковер, и вообще обстановка довольно уютная. Это вызывает внутри меня странный диссонанс — все так красиво вокруг, а я в полном дерьме.

Жанна тем временем отодвигает от стола один из стульев, садится и начинает сосредоточенно изучать содержимое папки.

— Ох, какая прелесть… Глазам не верю… — восторженно произносит она через какое-то время. — А ты не такая уж безнадежная, как я думала, моя золотая рыбка! — довольно восклицает эта сука, поворачиваясь ко мне. — Не зря, оказывается, Ромчик так в тебя верил, царство ему небесное.

— Где Мила? — с презрением глядя на нее, шиплю я, голос меня не слушается.

— Мила? — озадаченно переспрашивает стерва, а потом кивает. — Ах, Мила. Не переживай, скоро ты ее увидишь.

— Ты обещала отпустить нас.

Губы Жанны криватся в нахальной ухмылке.

— Отпущу, не переживай. Но ней сейчас. Позже.

Я почти уверена, что она врет. Заложников, которые знают своих похитителей в лицо, никто не отпускает. Но есть еще надежда, что людям Баженова удалось проследить за мной, и они успеют вовремя прийти на помощь.

— Когда позже? — хрипло интересуюсь, чтобы потянуть время.

— Понимаешь, милая, расслабляться пока ещё рано, всякое может случиться, — ласково отвечает она, и от этого её тона меня буквально коробит. Уж лучше бы шипела и скалила зубы эта змея, показывая своё истинное лицо, как до этого по телефону. — Поэтому, вы с девчонкой пока посидите в подвале, в качестве моей страховки. На всякий случай. Когда я улечу из страны, вас отпустят.

Улетит? Как интересно. И куда же эта змея собралась?

— А что будет с компаниями Баженова? — осторожно интересуясь.

— Тебе-то какая разница? — хмыкает она, любовно складывая разложенные листы бумаги на столе обратно в папку.

— Просто любопытно. Ты ведь понимаешь, что он вряд ли смирится с тем, что его так нагло ограбили?

— Да ничего он мне не сделает, — морщит она нос. — Поверь, ему будет совсем не до меня, когда эта папочка попадет в руки к нужным людям. А я получу свои денежки и свалю отсюда как можно дальше!

Ее глаза горят неподдельным триумфом, от которого меня коробит еще больше. Мерзкая, продажная тварь.

— Так все это ради денег? — выдавливаю из себя презрительную усмешку, по-прежнему преследуя только одну цель — как можно дольше тянуть время.

— Ох, Алена, и все же ты такая тупенькая… — картинно вздыхает она. — Ради денег! Что значит, ради денег? Деньги сами по себе ничто. Бумажки. Но эти бумажки могут очень многое… Они могут подарить свободу! Подумай только, я смогу жить где захочу, как захочу, и не нужно будет ни перед кем отчитываться, расстилаться… Полная независимость! Улечу на острова, куплю себе виллу на берегу океана, буду путешествовать, наслаждаться жизнью. Ну как ради такого было не рискнуть, а, Аленка? Тем более, когда такая возможность сама идет в руки.

Меня буквально мутит от счастливого выражения её лица. Надо же, как радуется, сука. Свободы ей захотелось.

— И неужели свобода одного человека стоит жизни ребёнка? — спрашиваю, глядя на нее с презрением.

— Какого ещё ребёнка? — блаженное выражение на мгновение исчезает с её лица, сменяясь замешательством, от чего меня окончательно бомбит.

— Ты собиралась расчленить дочь Баженова, если я не привезу документы, — прочистив горло, напоминаю ей. — Отрезать ей пальцы, конечности, голову. Забыла?

— А, ты эту мелкую сучку ребенком называешь? — противно смеется она. — Да не собиралась я её расчленять. Это был просто способ психологического давления, тупишка ты моя, чтобы ты не раздумывая подняла свою попку и скорее прискакала ко мне.