Сначала жизнь. История некроманта (СИ) - Кондаурова Елена - Страница 50

Морщась от рези в глазах, Тось небрежным жестом отослал пленного черноборца к Фаравию, чтобы тот допросил и приставил к делу. Раз уж такой экземпляр оказался в их распоряжении, следовало извлечь из него максимальную пользу.

Это решение принесло неожиданные плоды. Сломанный черноборец, которого звали Лютеций, оказался очень и очень образованным человеком. Он знал много такого, чего не знали не только недоучившийся в университете Тось, но и получившие отличное образование инквизиторы. Вскоре в арсенал Тося и его поднятых перекочевало огромное количество атакующих и защитных заклинаний такой мощи, что это здорово повысило Тосеву уверенность в завтрашнем дне. А еще Лютеций выложил ему массу сведений о необычных возможностях использования некромантского дара, о которых Тось не только не знал, но даже предположить не мог. Например, при определенных условиях он, оказывается, мог любого человека превратить в оборотня и заставить себе служить. А еще материализовывать призраков, вызывать демонов, травить реки, насылать мор на скот, уничтожать урожай на корню и еще много интересных вещей. После постройки дома и окончания работы над рвом Тосю все равно было нечем заняться, и он решил поэкспериментировать.

Неожиданно это увлекло его. И, поскольку чувств у него теперь почти не осталось, а ум, как ни странно, стал даже острее, Тось открыл в себе недюжинный талант исследователя. Правда, первое время ему частенько мешали — то и дело перед воротами появлялись всякие проходимцы, потрясающие мечами и артефактами, и норовили причинить ему вред той или иной степени тяжести. Проходимцы были разными и действовали по-разному. Использовали всякие амулеты с сюрпризами и боевые заклинания, о которых Тось никогда раньше не слышал, нападали группами или в одиночку, однако результат их усилий был весьма скромным — они сумели всего лишь нанести кое-какой вред жилищу Тося да порешить несколько его поднятых. Упокоить же самого некроманта кишка у них оказалась тонковата. В конце концов, почти все из них, кроме совсем уж испорченных в процессе боевых действий, пополнили собой его коллекцию зомби. Помня о том, какой клад обрел в лице поднятого им Лютеция, Тось не собирался лишаться дополнительного источника знаний.

Проблему с их повиновением он теперь решал очень просто — всего лишь приказывал очередному поднятому проходимцу замереть и ставил, как статую у себя в коридоре. К середине лета у него уже набралась целая коллекция самых разнообразных представителей борцов со злыми черными некромантами. Среди полутора десятков черноборцев и сыновей Войта Справедливого затесалась парочка эльфов, три гнома и даже один дроу. Хотя, что Тось плохого сделал этому темному эльфу, почитающего Хельфа своим покровителем, некромант так и не выяснил. Дроу, когда ему приказали отмереть и вызывали на беседу, упорно хранил молчание по этому поводу, хотя на все другие вопросы отвечал довольно подробно. Можно было его заставить, но Тосю не хотелось этого делать. После пары недель пребывания в виде статуи, все бывшие враги и так, как правило, начинали общаться с ним с большим желанием. И их отношение к своему хозяину потихоньку менялось от презрительного и ненавидящего до весьма почтительного. Конечно, соглашаться на сотрудничество наиболее ярые борцы со злом пока не спешили, но молодой некромант только криво усмехался про себя, зная, что это всего лишь вопрос времени. Он-то видел, какими глазами они смотрели на него, когда он произносил очередной приказ: «Замри, но дыши, смотри, слушай и осязай!», опять превращая их в статуи после короткого разговора. Они даже не понимали, насколько он милосерден, позволяя им нюхать воздух, закрывать и открывать глаза, слушать доносящиеся до них звуки и ощущать кожей тепло или холод. А ведь мог бы лишить не только движения, но и всего этого богатства.

Конечно, в этом случае договор о сотрудничестве заключался бы гораздо быстрее, но Тось не торопился. Ему казалось, что так интереснее и забавнее, что ли. Наблюдать, как они потихоньку сдаются. Они, эти храбрые и непримиримые борцы с нечистью, с порождениями Темного Бога и со злом вообще. Те, кто всегда считали себя лучше него. Те, кто называли себя светлыми и добрыми. Те, кого он всю жизнь боялся и от кого убегал. Вот они, стоят теперь рядком у него в коридоре и ждут, как милости богов, когда он изволит с ними поговорить. А ведь хотели убить черного некроманта. Небось, попади он к ним в руки, колесовали-четвертовали бы медленно и с наслаждением. Добрые, чтоб их.

Ничего, пусть постоят теперь и подумают над своим поведением. Тось в меру сил злорадствовал и не стеснялся этого. А что? Имеет право, сколько он от них натерпелся. Все светлые и вечно правые, а он один не прав, потому что какому-то непонятному богу вожжа под хвост попала сбросить на него какой-то непонятный дар. Которого Тось, между прочим, не просил. Ну ничего, теперь и на его улице будет праздник.

Глава 12.

«…вот уже несколько месяцев я живу с ощущением, что вдруг умер и оказался в Хельфовой пустоши. И проклятые прислужники проклятого бога все время мучают и терзают меня, не давая ни минуты покоя. И в то же время я прекрасно понимаю, что напрасно грешу на Хельфовых прислужников, ведь мучаю и терзаю себя я сам и никто более. Мое чувство вины растет с каждым днем из-за того, что я сделал глупый и опрометчивый шаг, не отпустив Миру уехать в какую-нибудь далекую деревню, как она хотела, а вынудил остаться в окрестностях Тирту. Вина за совершенное мной непродуманное деяние невыносимо гнетет меня с тех самых пор, как выяснилось, что проклятый некромант обладает воистину чудовищной силой, из-за которой его никак не могут отправить к его Темному отцу, несмотря на то, городской этический совет прикладывает для этого воистину гигантские усилия.

К сожалению, пока безрезультатно. Некромант до сих пор жив (я даже в мыслях не могу назвать его Мириным братом, ибо это означает в какой-то мере осветлить его непроглядную черноту) и при этом все больше распространяет свое влияние на окрестности Тирту. Только на днях я узнал, что под его руку перешли еще два села у южной дороги. Это значит, что почти вся южная и юго-западная части предместий Тирту теперь находятся в его власти. По какому праву он их захватил? Да просто по праву сильного. Город уже начинает беспокоиться по этому поводу, ведь еще немного и этот мерзавец перехватит все ведущие в Тирту дороги.

Меня же более всего беспокоит то, что проклятый некромант вскоре сможет добраться до Миры.

Ужас охватывает мое сердце, когда я представляю, что он фактически может сделать это в любую минуту, если узнает, что она находится так близко от него и совсем одна, без защиты. Я лелею надежду, что он все же пока не знает о ее местонахождении, ведь моя дорогая дочь до сих пор цела и невредима. Я пишу ей каждый день длинные письма, умоляя вернуться в город и обещая достать назначение в любое другое место, куда она пожелает. Но мое честное и неподкупное дитя отвечает мне коротенькими записками, в которых отвергает все предложения, заявляя, что поскольку приняла на себя ответственность за жизни и здоровье людей, негоже эту ответственность сбрасывать из-за каких-то нелепых страхов. Подлеца-некроманта она по-прежнему считает своим братом (да проклянут боги его черную душу!) и испытывает необъяснимую уверенность, что он не причинит ей вреда. Моя милая дочь, такая необыкновенно умная во всех других отношениях, совершенно теряет разум, когда речь заходит об этом ничтожестве.

Я нахожусь в величайшей растерянности и не знаю, что делать. Забрать Миру силой я не могу, у меня нет таких прав. Она находится на службе и не оставит ее, пока сама не сочтет нужным. Новое направление выбивать для нее бесполезно — она ясно дала понять, что не примет его, и, как это не прискорбно признавать, она имеет на это право. Остается только увещевать (чем я и занимаюсь) и уповать на случай, который объяснил бы ей, сколь отвратительное создание ее так называемый братец. Светлые боги, помогите мне дождаться этого момента! Сохраните мое сердце в целости, чтобы оно не разорвалось от беспокойства за мое милое дитя, ибо я каждый день с великим нетерпением жду от нее очередной короткой записки, которая означает для меня в первую очередь то, что моя дочь жива и невредима….»